Определением слова года занимаются во многих странах и на многих языках. В этом году итоги первыми подвели в Великобритании словарь Collins, а в России – Институт русского языка имени Пушкина. На очереди – и такой крупный ресурс, как Оксфордский словарь, и фейсбучная русская группа энтузиастов “Слово года”. Случается, что результаты разных исследовательских групп совпадают. Порой буквально. Порой на уровне тенденции. Так произошло в этом году. И в Collins Dictionary, и в Институте русского языка в шорт-лист попало слово Coronavirus/”коронавирус”, только вот в обоих случаях оно заняло далеко не первое место. Английским словом года стал “локдаун” (lockdown), то есть строгая изоляция и целая система прочих ограничений. Русское слово года – близкой тематики. Это “самоизоляция”.

Научный руководитель проекта “Слово года” Михаил Осадчий говорит, что поисками такого слова в его институте занимаются четвертый год подряд:

– В свое время мы решили тоже высказаться на этот счет. Нам показалось это интересным, потому что своего рода языковой итог, который подводится в конце года, иногда коррелируется с итогами во внеязыковой действительности. Это довольно ожидаемо, ведь язык живет вместе с нами и отражает те явления, которые волнуют нас, людей говорящих. Будучи таким зеркалом, язык очень часто отражает самые острые, самые горячие темы в нашем обществе. Иногда он даже подсказывает нам то, что мы не всегда готовы артикулировать, выразить или признать открыто. А язык – за счет частотности, за счет грамматики, сочетаемости слов или еще каких-то вещей – выражает наше подсознание. Общественное, коллективное подсознание. Вот именно поэтому мы, сотрудники Института русского языка имени Пушкина, решили тоже в этот проект войти, но мы решили разработать свою методику. Дело в том, что все действующие методики, которые были нами проанализированы, нас несколько не устроили. Почему? Потому что в основном слово года избирается путем экспертного голосования, когда есть некий пул экспертов, или просто неравнодушных людей, или членов сообщества в социальной сети. Эти люди предлагают своих номинантов и потом голосуют за них. Тот номинант, который набирает большее число голосов, и является словом года.

– Именно так происходит выбор в фейсбучной группе “Слово года”?

– Да, именно так. А у словарных сервисов, таких как Collins Dictionary и Оксфорд, другая технология. Эти словарные ресурсы имеют обширные корпусы текстов на английском языке, и, благодаря корпусной технологии, они и выбирают слова года. При этом они учитывают новые слова, частотные слова и популярные слова. Мы решили в большей степени пойти таким зарубежным путем, то есть сделать выбор более объективным и научным.

Мы, группа экспертов-русистов, разработали свою авторскую методику, которая состоит из двух этапов. Первый этап – это определение самых обсуждаемых тем года. Мы смотрим, на какие темы в большей степени написаны тексты на русском языке. О чем больше всего в течение года говорилось. Вернее, писалось – устную речь мы не рассматриваем, а только письменную. Подчеркну, что мы брали не Россию как страну, а именно русский язык. Как известно, русскоязычная пресса существует и за пределами России, и уж тем более русскоязычные пользователи социальных сетей. Все это учитывалось как единое пространство. В прошлом году таких самых популярных тем было более десяти, а в этом году выбор оказался невеликим. Вперед вырвались две темы, оставив далеко позади все остальные. Это коронавирусная пандемия и внесение поправок в Конституцию РФ. Все остальные темы не составили конкуренцию этим двум. Лично я предполагал, что, может быть, тема отравления Навального выйдет в топ, но этого не произошло. Интерес к этому событию у русскоязычных СМИ и соцсетей быстро утих.

После того как с помощью машинного анализа были выделены две главные темы, пришел черед экспертному анализу. Лингвисты выделили в каждой из тем ключевые слова. Надо помнить, что ключевое слово, с одной стороны, характеризуется частотностью использования, а, с другой стороны, смысловой насыщенностью, метафорическим потенциалом, экспрессивной емкостью. Иными словами, значимостью во всех смыслах. На одну только частотность полагаться нельзя. Дело в том, что самыми частотными оказываются слова без особой значимости. Это могут быть предлоги, частицы, союзы или местоимения. Так что для определения ключевого слова нужна совокупность этих двух свойств, то есть частотность плюс значимость.

Из обеих тем мы выявили десять ключевых слов. Так возник список финалистов. Дальнейшее конкурирование между этими кандидатами на звание слова года проходило исключительно в математической плоскости. Мы смотрели, какое из слов-кандидатов демонстрировало наибольший рост частотности в текущем году по сравнению с тремя предыдущими годами. При таком подходе побеждает то слово, у которого наибольший рост частотности, то есть если оно вдруг в этом году стало очень сильно популярным. Гораздо более популярным, чем на протяжении трех лет функционирования до этого. Такой самый бурный рост частотности оказался у слова “самоизоляция”. Это слово существовало в русском языке и до 2020 года, но оно было очень-очень малоупотребимым. Мы его практически не использовали. Думаю, не надо объяснять, почему произошел в этом году такой взрывной рост популярности.

Embed share

Михаил Осадчий о ключевых словах 2020 года

by Радио Свобода

Embed share

Текст скопирван

The URL has been copied to your clipboard

---

No media source currently available

0:00 0:11:44 0:00

Скачать медиафайл

• 64 kbps | MP3

Pop-out player

Похожую динамику мы увидели у слова “обнуление”. Оно тоже существовало в языке прежде, и его использовали даже немного чаще, чем слово “самоизоляция”. Говорили: обнуление счетов, обнуление показателей счетчика и так далее. Именно потому, что мы это слово использовали чаще, его сравнительный рост частотности оказался не таким колоссальным, как у слова "самоизоляция". По этой причине “обнуление” заняло второе место. И все-таки это два лидера. Они ушли далеко вперед, оставив далеко позади всех остальных. Надо сказать, что слово “обнуление” повело себя очень интересно. В половине случаев, когда мы находили его использование, оно вообще никак не было связано с политикой. Носители русского языка начали использовать это слово как отражение всего того, что происходит вокруг. Обнуление планов, обнуление доходов, обнуление связей, обнуление на работе. Слово стало использоваться очень-очень разнообразно. Как мем, как метафора. Оно начало отражать колоссальные изменения в обществе. Это выстраивание новой системы ценностей, новой парадигмы жизни – всего, с чем мы столкнулись сейчас в связи с коронавирусной инфекцией. У этого слова возник огромный качественный прирост.

– То есть это слово обогатилось новыми смыслами?

– Да, конечно. Оно продемонстрировало смысловое расширение. Сегодня “обнуление” используется как метафора существенного критического пересмотра основ жизни человека. Люди говорят об обнулении своей профессии. Многие потеряли свой бизнес, утратили свой социальный статус. К примеру, именно так выражались отельеры и владельцы туристических фирм. Это слово стало использоваться в очень широком спектре сочетаемостей.

– И все же такое расширение сначала коснулось только поправок к Конституции? К той части, которая позволит Владимиру Путину вновь избираться на пост президента, и на этом начнется нулевой отсчет его сроков пребывания у власти?

– Именно так. Слово это появилось понятно почему. Понятно, в связи с чем. Слово прозвучало в ходе заседания Государственной думы. В тот момент это был толчок для этого слова, а после заработала языковая рефлексия. Это уже была рефлексия языкового коллектива. Включилась склонность русского человека к языковой игре. Люди начали уже шутить, развивать это слово. Вплоть до того, что возникло написание этого слова с двумя точками над буквой О. Языковая игра тут всем понятна. В начале слов "обнуление" и "обнулить" О становится немножечко Ё. Разумеется, триггером было событие, связанное с голосованием по Конституции, однако впоследствии языковой коллектив далеко увел это слово от политики. Его стали применять уже к окружающей действительности и к своей собственной жизни. В первую десятку попало слово “голосование”. Оно периодически становилось популярным в электоральные периоды, однако в этом году это слово стало существенно более популярным, чем в пиковые периоды других голосований.

– Есть для такого поведения слова какое-то объяснение?

– Язык показал, что его носителями голосование за поправки к Конституции воспринимается не как все остальные голосования, проходившие до этого. Потому и использовали это слово, как правило, как-то иначе. Еще интересно в языковом отношении слово “удаленка”. Оно также продемонстрировало рост.

– Я все жду, когда вы упомянете два термина, которые теперь у всех на устах. Неужели не лидируют “коронавирус” и “ковид”? Первоначально слово “коронавирус” было понятнее – про вирусы все хоть краем уха, но слышали. Прошли месяцы, и вот уже чаще стали произносить “ковид”, потому что так короче. Более того, стали писать его в русской транскрипции. Притом что поначалу слово существовало только на латыни – COVID-19. Кроме того, у “ковида” появились производные, а это верный признак укоренения в языке. К примеру, прилагательное “ковидный”. Говорят – “ковидный госпиталь”. И вот уж совсем прелестное – “ковидка”.

– “Ковид” мы исключили из исследования. Мы его не оценивали. Разумеется, это очень важное слово, но оно не существовало до этого времени. Так что было бы неправильным включать его в нашу методику, поскольку с нулем сравнивать невозможно. Понятно же, что любой рост на фоне нуля будет колоссальным. Это было бы нечестно, ведь слово "ковид" получается вне конкуренции.

– Но слово “коронавирус” существовало. Рассматривали ли вы его?

– Да, и он вошел в список десяти финалистов, отобранных по результатам анализа самых частотных тем. Но, знаете, слово “коронавирус” не продемонстрировало такого роста частотности, какой продемонстрировали слова “самоизоляция” и “обнуление”. Этого не произошло. Я также удивлен, как и вы, но математика – штука строгая. Рост был, если не ошибаюсь, в пять или в семь раз, но не более, чем в десять раз, как у слова-победителя.

Меня очень удивили слова “дистанция” и “дистанцирование”. Я делал ставки на эти слова. Я полагал, что “дистанцирование” совершенно точно войдет в тройку лидеров, поскольку это слово-символ. Слово, отражающее изменения в структуре нашего общества, нашего взаимодействия. Однако же нет. В русскоязычном пространстве это слово продемонстрировало очень вялый рост использования. Оно стало аутсайдером, хотя я ожидал иного, – говорит Михаил Осадчий.

Embed share

Марина Вишневецкая о словаре перемен 2020 года

by Радио Свобода

Embed share

Текст скопирван

The URL has been copied to your clipboard

---

No media source currently available

0:00 0:04:40 0:00

Скачать медиафайл

• 64 kbps | MP3

Pop-out player

В фейсбучной группе “Словарь перемен” слово года не выбирают. Здесь другие задачи – зафиксировать в режиме реального времени, оставить на память то, как русский язык реагирует на текущие события. Примеры участники группы берут отовсюду. Это может быть и высказывание высокопоставленного чиновника, и мем неустановленного автора. По словам модератора "Словаря перемен" Марины Вишневецкой, собранный материал складывается примерно в такую же картину, как у лингвистов из Института русского языка. В числе главных событий 2020 года – коронавирусная пандемия и голосование по поправкам в Конституцию. Косвенным доказательством этого стало невероятное количество шуток:

– Шутили про обнуление. Ковидная тема тоже породила массу неологизмов. Но все так быстро забывается! Чтобы вспомнить детали, я заглянула в посты за март. Сейчас, задним числом, меня поразило то, что весной все было уже понятно на год вперед. Уже тогда мы зафиксировали новые слова “коронабесие” и “маскабесие”. В этом выражалось отношение части нашего общества к вводимым запретам и к страхам. Появились “коронадиссиденты” и “ковидиоты”. В конце марта уже стало истерически весело. Мы искали слово для обозначения того, что с нами происходит. Так родились “карантикулы”. Было весело, когда в “Ашане” появились специальные тележки. На три тысячи рублей они были наполнены туалетной бумагой, гречкой, макаронами и сахаром. Это были товары, которые люди стали вдруг расхватывать. Новинку стали называть “набор паникера” и “тележки Апокалипсиса”. Появилось слово “наружа”. Вернее, вспомнили из “Масяни”. Стали говорить: ты был в наруже? Ты ходил в наружу?

– Первую волну эпидемии люди переживали все-таки с ощущением, что надо перетерпеть. Что скоро все закончится. Изменилась ли лексика осенью, когда пришла вторая волна?

– Да. Одним из первых слов в этой ветке было слово “инфодемия”, то есть эпидемия паники. Никто не верил, что это всерьез. Самое главное было бороться с паникой. В данном случае – посредством осмеяния. Теперь же эти слова употребляются с большей страстью. “Ковидиотами” мы уже называем, скорее, тех, кто не хочет носить маски. А раньше это были те, кто боялся заразиться. В октябре стали по-новому расшифровывать сокращение “до н. э.”. Теперь это значит – “до начала эпидемии”. Мы уже поняли, насколько все серьезно. Стали даже сравнивать пандемию с войной: “До начала войны”.

Существует, может быть, не самый значимый фрагмент нашей жизни в “Словаре перемен”, но все же любопытный. Это обыгрывание имен и фамилий. В этом ряду – слова “фургалить” и“обмишустить”. А каким было невероятным лето! С “обнулением”, с “обнуляйтерами”, с “обнулионом”. Со всеми этими фразами: “Путин – наш нулевой”, “Обнуляй и властвуй” и “Не больше двух обнулений подряд”. Мы так смеялись! Так все грустно, но ярко, – говорит Марина Вишневецкая.