У Светланы Найзабековой из Саратова – двое приемных сыновей-подростков, один из них с инвалидностью. Два с половиной года назад сгорела муниципальная квартира, в которой они жили всей семьей. Квартира была в старом бараке – его уже запланировали под расселение и снос. Тем не менее Светлана два с половиной года мыкается по инстанциям, пытаясь выбить положенное ей жильё. Письма, отправленные в Москву, возвращаются обратно в Саратов, а там говорят: ждите!

В тот день в начале апреля 2018 года в комнату Светланы ворвался Данька с криком: "Мама, дым идёт!" В комнате приемных детей загорелась проводка. Одной рукой Светлана набирала номер пожарных, второй наливала воду в ведро, но вовремя остановилась – электричество же! Вначале она выставила за дверь мальчишек, потом свою маму. Сама бегала по квартире и запихивала в сумку документы. Бумаг на опекаемых – тьма. Терять нельзя. Саму Светлану буквально силком вывел из дома её родной старший сын – приехал к матери по делам. Квартира была вся в дыму, где-то в её глубине истошно орал кот. Его вывести не успели.

Когда приехали пожарные, вся семья уже стояла на улице – приемные Данька, Владька и бабушка в первых попавшихся куртках, сама Светлана – в домашней тунике и тапочках на босу ногу. Зато с полной сумкой документов в руках. Пожарная машина штурмовала сугробы.

– Мне даже временное размещение не предложили, не положено, – разводит руками Найзабекова. – Маму мою, которая наглоталась дыма, увезли в больницу. А мы с мальчишками пару дней жили у родни в однушке. Потом нашли квартиру.

Государственная трехкомнатная квартира, которая сгорела, размещалась в старом бараке. Эту квартиру Светлана Найзабекова получила в 1995 году, через три года после того, как перебралась в Саратов из Киргизии и устроилась на мебельную фабрику. Работодатель вошел в её положение: на тот момент Найзабекова растила двух родных сыновей – Сашу и Юру.

Таких барачных поселков, как на 1-м Прессовом проезде, в Саратове довольно много. Их после войны строили пленные немцы. Расчёт был, что сколоченные на скорую руку дома простоят максимум пару лет. Но расселять барачные посёлки начали только лет пять или семь назад. Жильцы десятилетиями бились за то, чтобы эти дома признали аварийными.

Типовой барак немецкой постройки представляет собой двухэтажное здание с деревянными стенами, обмазанными штукатуркой. Между деревяшек в качестве утеплителя – дранка. Из удобств есть газ и электричество, иногда – вода. Канализации не предусматривалось, люди или ходили в нужник на улицу, или копали выгребную яму, устанавливая унитаз в коридоре за занавеской.

Проводка уже не выдерживает, газовые печи осыпаются, а весь утеплитель давно превратился в труху, но в бараках до сих пор живут. Жила бы там и Найзабекова с приемными мальчишками и старенькой мамой, если бы не пожар. Сегодня она обивает пороги органов власти и пишет письма в Москву, тратя деньги на съемную квартиру.

"Государство о них позаботится"

Даню и Владика Петеримовых – детей своей племянницы из Тольятти, Светлана взяла под опеку, когда мальчишкам было по полтора года. Она говорит, что вопрос – оставлять мальчишек у себя или нет – даже не стоял. Племянница в Тольятти, одинокая мама, снимала квартиру у какой-то старушки. Загуляла и пропала. Хозяйка квартиры, недолго думая, сдала мальчишек в милицию. Оттуда их отправили в больницу, где их обнаружила уже родная бабушка.

– Сестра мне позвонила вся в слезах: "Свет, что делать? Она опять их бросила!" – вспоминает Найзабекова. – Я, недолго думая, прыгнула в автобус и поехала в Тольятти.

В больнице она увидела, что "крепкие бутузики", какими она их помнила в девять месяцев, превратились в худых и оборванных мальчишек с красными сухими корками вокруг ртов. Они даже ходить не умели. Мальчикам быстро собрали вещи по родственникам, и Светлана увезла их в Саратов. Уже в Саратове оформила опеку. Почему Даню и Владика не взяла себе их родная бабушка, приемная мама не говорит.

– Мальчишки оба знают, что они приемные, знают, кто их мать – нашли её в социальных сетях, но помнить её не помнят, – говорит Светлана. – Мамой зовут меня.

Оба брата начали ходить только к двум годам. Сначала ходили на цыпочках, потом Владик стал ставить ножки правильно, а Даня так и ковылял с трудом. В три года ему поставили диагноз – детский церебральный паралич. Инвалидность дали в шесть лет.

Найзабекова сделала всё, чтобы оба ребенка пошли в общеобразовательную школу недалеко от дома, но уже к первым каникулам учительница отозвала приемную мать в сторонку. "Я надеюсь, что в следующей четверти вашего младшего Даню у себя в классе не увижу", – сказала она Светлане. Мама не стала бороться с учителем. До операции, которую ему сделали в 12 лет, Даня Петеримов очень плохо ходил и даже стоять ему было трудно. Он мог упасть прямо у доски, с грохотом уронить стул или даже парту, учеба тоже давалась ему нелегко.

Светлана перевела сына в школу-интернат для детей с нарушениями опорно-двигательного аппарата. Такая школа в городе одна, и она располагается в центре. Утром мама привозила его на занятия, а вечером забирала обратно. Дорогу она вспоминает как страшный сон: прямого транспорта от дома до школы нет, приходилось ехать по утренним пробкам с пересадками. До остановки еще попробуй дойти – через крутую горку и по сугробам, снег вокруг бараков никто не чистил.

Несколько лет Светлана просила директора интерната взять Даньку на пятидневку: ей было бы проще с работой, ему – с учебой. Районная служба опеки помочь отказалась. Тогда Светлана впервые услышала от чиновниц фразу: "Если вы не справляетесь со своими детьми, пишите заявление на отказ. Государство о них позаботится". Тогда помогли депутаты областной думы. Даня стал оставаться в интернате на неделю, а на выходные Светлана привозила его домой.

Даня и Владик очень разные по характеру. Владик серьезный и собранный, а Данька хулиганистый и бесшабашный. Влад выше брата, выглядит старше и очень заботится о маме, помогает ей. Иногда он возит брата на тренировки, сам нарядил ёлку, а еще отказался от секции по борьбе, чтобы матери было полегче.

Даньке спорт необходим как воздух – дистанционное обучение весь его прогресс свело на нет.

– Он совсем перестал ходить – лишний раз со стула не встанет, походка испортилась, загребает ногами, ему трудно, – говорит Светлана.

Два года Данила играет в следж-хоккей – адаптированный для людей с нарушениями опорно-двигательного аппарата хоккей на санях. Полезный, по словам врачей-ортопедов, спорт для детей с ДЦП. Секция следж-хоккея существует только благодаря энтузиазму тренера Сергея Родионова, который несколько лет пробивал идею, пока, наконец, не выиграл свой первый президентский грант. С тех пор прошло три года, два из которых Данила – основной игрок саратовской следж-хоккейной команды "Крылья". Занятия в секции бесплатные. Но деньги требуются на экипировку, которую надо постоянно обновлять, и на проезд от школы до крытого катка четыре раза в неделю. Ездят на соревнования следж-хоккеисты и их родители тоже за свои.

Летом, пока хоккейная секция была закрыта в связи с пандемией, Светлана стала возить Данилу в футбольную секцию, которую также организовал Центр адаптивных видов спорта.

– Пока не работали секции, я его заставляла заниматься, – говорит Светлана. – Но пока меня дома нет – ему праздник. Он, наверное, меня уже ненавидит. Но я говорю: я ж для тебя это делаю, для твоего блага. А если тебе в 18 лет инвалидность снимут, что ты будешь делать, если ходить не сможешь? На какую работу тебя возьмут?

"Квартиры по запросу не выдаём"

За опекаемых мальчишек Светлана получает от государства по 8400 рублей на каждого. Эти деньги – целевые. Тратить их можно на еду, одежду, лекарства мальчикам. Платить за съем жилья нельзя. О тратах необходимо отчитываться государству.

Пенсия по инвалидности плюс пособие по уходу за ребенком-инвалидом – это еще 25 тысяч. Очень выручает семью пенсия бабушки – 14 тысяч рублей. До недавнего времени за аренду Найзабекова платила не больше 15 тысяч рублей. В этом году у квартиры объявился новый хозяин, какая теперь будет сумма, Светлана пока не знает.

После вычета квартплаты денег остается по десять тысяч на каждого. Для нормальной жизни семьи, да еще и с ребенком-инвалидом, этого мало. В этом году Светлана вышла на пенсию по возрасту, но, когда ей посчитали сумму – чуть больше восьми тысяч рублей, решила от нее отказаться.

– Если я буду получать пенсию, то лишусь пособия по уходу, – рассуждает Найзабекова. – Я позвонила в Пенсионный фонд, мне сказали: "Пишите отказную. Только быстрее, может быть, мы успеем вашу пенсию перехватить, мы ее уже перевели". Я написала отказную, а все деньги, которые мне все-таки пришли на карточку, отправила обратно государству. Тут пенсия на Даньку пришла, смотрю – а пособия нет! Звоню. Они мне: "Ой, вы знаете, у них все расчеты до 20-го числа, а вы отказную написали позже, за этот месяц они вам ничего не начислили". Я-то хотела встретить Новый год без долгов, думала со всеми рассчитаться. Но вот опять не вышло.

Светлана берется за любую подработку, чтобы у мальчиков была нормальная жизнь. Если бы город предоставил жилье взамен сгоревшей квартиры, ей стало бы немного легче. Но администрация города говорит одно: ждите.

Барак на 1-м Прессовом проезде, где они жили, был признан аварийным еще в 2014 году. Но в программу расселения из ветхого и аварийного жилья попал слишком поздно, и расселить его должны в срок с 2020 по конец 2024 года. Квартира Найзабековой была уничтожена пожаром полностью, но в соседних люди еще живут.

– Я после пожара первым делом пришла на прием к замглавы администрации района, – рассказывает Найзабекова. – Он сказал: подождите год. Я согласилась и пришла через год. Он посмотрел на меня с удивлением: "Мы благотворительностью не занимаемся, квартиры по запросу не выдаём". Потом полез в программу расселения – оказалось, что жильцам нашего дома квартиры выдадут не раньше конца 2024 года. Принять во внимание моё положение отказался, предложил только жилье из маневренного фонда. А там дают комнату в коммуналке. И соседи не самые благополучные люди. Опека у меня вмиг мальчишек заберёт, если я их приведу в такие условия.

В опеке тоже только руками развели. Но зато не забыли проверить, в каких условиях живут мальчишки. Живут они в маленькой "трёшке" – чтобы у каждого мальчика было по комнате – на окраине города.

– Я писала заявление в прокуратуру, писала письма мэру города Михаилу Исаеву, губернатору Валерию Радаеву, обращалась к депутатам областной и Государственной думы, в СМИ, – перечисляет Найзабекова. – И всё без толку. С корреспондентами НТВ мы ходили на прием к главе района. Он под камеру сам с юристом составил заявление в прокуратуру. Меня даже в прокуратуру отвезли на машине с этим заявлением. Так там отказались это заявление принимать. С боем взяли. На НТВ про нас сюжет вышел. А что толку? Из прокуратуры снова прислали отписку.

В начале 2020 года Светлана нашла адвоката и подала на городскую администрацию в суд. Суд первой инстанции она выиграла летом – мэрию обязали обеспечить Светлану и её детей жильем вне очереди. Мэрия оспорила это решение, но дату апелляции пока не назначили.

– В администрации района мне сказали, что к концу 2021 года нам дадут квартиру, – говорит Светлана. – И я вроде бы успокоилась и даже поверила, пока не обратилась в маневренный фонд. Там мне сказали: "Ишь чего! У нас 200 человек очередь из внеочередников. И хорошо, если они по 30 квартир в год получают! Ждите!"

От отчаяния Светлана Найзабекова написала спикеру Госдумы Вячеславу Володину (он родом из Саратовской области, был там когда-то вице-губернатором) сначала письмо – оно по традиции вернулось в город, который знает о проблеме, но не готов её решать. Тогда она решила воспользоваться аккаунтом Володина в инстаграме.

– Были же истории, как кто-то писал Володину под постом свое обращение, рассказывал о проблеме, и он эту проблему решал. Вот и я ему написала. Он же вроде и за спорт, и за детей. Только я, видимо, не из тех счастливчиков. На моё обращение не было никакой реакции, – говорит Светлана. – Летом поправки в Конституцию приняли, по которым дети – национальное достояние. Даже и дышать легче не стало. На деле никаких изменений, никакой помощи. Для кого эти изменения были нужны, я даже и не знаю.