Еврейская автономная область была создана советской властью в качестве альтернативы сионизму и для освоения малонаселенных территорий на Дальнем Востоке, чтобы укрепить границы. Евреи, веками подвергавшиеся преследованиям в Европе и Российской империи, не смогли найти надежное убежище и там: начавшаяся в СССР после Второй мировой войны кампания по борьбе с "безродным космополитизмом" была по сути антисемитской, массовые репрессии остановились только со смертью Сталина в 1953 году.

Евреи никогда не составляли большинство населения в Еврейской автономной области, а с распадом СССР, когда появилась возможность свободно эмигрировать, их численность сократилась еще сильнее и сейчас, по официальным данным, составляет менее процента населения области. Но в Биробиджане живы еврейские традиции и культура, и продолжают жить евреи.

О них – фильм Владимира Севриновского в документальном проекте "Признаки жизни".

Монологи

– Положение у нас в стране совпадает сейчас со многим, что написано в Торе, междоусобные войны… Я не еврейка. Мама у меня верующая была, а отец партийный. Когда открылась у нас новая церковь Святого Николая, я пошла туда, и как в физике поршень выдавливает воздух, так меня оттуда выдавило. А сюда (в синагогу. – Прим.) прихожу, мне здесь спокойно. Значит, мне надо было сюда прийти.

– Здесь никто ни у кого не спрашивает какой национальности. Хотя, если начнете спрашивать, тут много еврейской национальности, может быть, даже процентов 50, может, даже больше. Даже если ты не еврей, у тебя обязательно кто-то из родственников либо в Израиле, либо женился на еврейке или еврее. Мы здесь не [считаем это] необходимым, только то, что люди хотят прийти сюда, зажечь свечи, пообщаться друг с другом, обратиться к Всевышнему с просьбами.

Я родилась на Камчатке, мама поехала по распределению учителем, а отца в этот момент выселили с Украины. Он из еврейской семьи, моя бабушка – Циля Иосифовна. Сюда я попала уже взрослой женщиной [в 90-е] – из Хабаровска, распределять гуманитарную помощь. Потом я попала в эту синагогу, как-то зашла – и с того момента как-то вылезти отсюда не могу, здесь прямо застряла. У меня все на снах – у раввина сон, у меня сон, – так много лет назад у меня был сон: посреди какого-то большого рынка стоит синенький домик, я захожу туда, я его толком не вижу внутри, но выйти не могу. Потом, когда я попала сюда, я посмотрела и думаю: я это уже видела. На сегодня я хранительница старой синагоги.

Молодежь уехала в Израиль. У меня сын был, он сейчас уехал по программе в Израиль. То есть мы молодежь свою отправляем. Я как-то спрашиваю раввина: "Третий храм в Израиле, в Иерусалиме, как он будет выглядеть? И вообще, что такое третий храм?". (Первые два храма в Иерусалиме были разрушены иностранными вторжениями и сопровождались рассеянием еврейского народа. – Прим.) Он мне говорит: "Третий храм – это все маленькие такие синагоги. Они все в один прекрасный момент взлетят и все воссоединятся в Иерусалиме – это будет третий храм". Я всегда всем говорю: приходите сюда с детьми, все вместе, а то вдруг придете, а мы уже улетели все дружно отсюда.

– [Сын на войне в Украине], старший лейтенант. Он с детства мечтал быть военным, мечту свою исполнил. Родина отправила защищать. Военные есть военные, приказ исполнять надо. Да будет мир на земле, в первую очередь. Все в божьих руках. Дай бог чистое голубое небо над всеми нами, чтобы там все прекратилось, уже устали от всего этого. Хочется, чтобы всем людям было счастье и здоровье.

У меня брат родной живет на Украине и племянницы там, мы не можем связаться. У меня сестра в Израиле сказала: "Не звони". Я не стала звонить, уже полтора года, наверное. Потому что приходили и убивали всех, кто связывался с Россией, так нам сказали. Он живет там с 1979 года. Дружба была, приезжал сюда много раз братишка родной, а сейчас видите, как получается.

– [Мобилизация] нормально, всех забрали, да и все. У меня забрали соседей. Я всем, чем могу, помогаю семьям, детям этих военнослужащих. Зовут меня Гиви: мама русская, папа грузин. Я был крещен, с этого времени у меня начались споры. Написано: люби ближнего своего, не убий, не укради. Но говорят одно, а делают другое, и я начал задумываться и стал искать. Прочитал Тору. Исполнял фанатично, я был необрезанный, а там категорично запрещено поклоняться, пока ты не обрежешься. Надо было за это платить деньги, друг армейский оплатил, я было хотел отказаться, но люди, которые получили деньги, меня обрезали.

Родился в Грузии, жизнь я прожил здесь. Пытаюсь уехать куда-то, выдерживаю неделю-две, месяц для меня уже каторга, бегу в Биробиджан. Здесь было все, но растащили, украли, продали. Здесь были консервные заводы, обувная фабрика, текстильная.

– В 1936 году родители моей мамы приехали в Еврейскую автономную область с Украины, с Винницкой области. Причиной было то, что детей стали обижать в школе. Как говорила бабушка, стали забрасывать грязью, особенно самую младшую сестру за то, что она еврейка. Взяли, что могли взять, и приехали сюда на Дальний Восток. Моя мама говорила, что ей во время учебы в институте могли сказать: ты еврей. Или – она училась в Хабаровске, – ей говорили: говорят, у вас там евреи есть, говорят, они с рогами. Для меня это дико. Приехав сюда, они жили в палатках, холодно. У нас тогда была единственная школа, дети, которые были постарше, – а моей бабушке было 12 лет, она считалась постарше – шли пешком.

У меня муж русский, поэтому сложно быть религиозной, когда надо кушать кошерное, а ему нужно что-то приготовить другое. Но я стараюсь где-то соблюдать. У меня двое детей, у младшего душа к этому лежит, ему все нравится – история, традиции, он ждет этих занятий. У сына в этом году была бар мицва, ему было 13 лет, еврейское совершеннолетие, два месяца назад сделал обрезание. После этого он сказал: "Все, мама, теперь я настоящий еврей". Я говорю, "Ванька, ты у меня вообще".

– Зовут меня Борис Михайлович Голубь. Я коренной житель города Биробиджана, родился в 1951 году. Мои родители сюда приехали в 1946 году после войны. Здесь живу сегодня я, живут мои дети, мои внуки и мой правнук. Мой дедушка, бабушка, все выходцы с Украины. Славный город Николаев, до войны они жили там.

Мама поступила в Киевский университет, окончила три курса, и началась война. Она мне в детстве рассказывала, что чудом спаслась. Когда фашисты подходили уже к Киеву, брали его в кольцо, жителей Киева бросили противотанковые рвы копать. Последней группой таких жителей были студенты. Они переходили огромный киевский мост на ту сторону, и в последней группе, которая успела перейти мост, была моя мама, остальные студенты остались в Киеве. Потом была эвакуация, южный Казахстан.

Окончилась война, дедушка, который воевал в Карелии, вернулся чудом живой, его называли одноглазый Кутузов, пуля ему выбила глаз, но он остался жив, она прошла через череп. Собрал своих детей, вернулись в Николаев, а он был разрушен, разбомблен весь. Дедушка со своими детьми вышли на родную улочку: ой, чудо, единственный сохранившийся дом – это их дом. Они приходят к этому дому, а там живут люди. "Это наш дом", – говорит дедушка. А люди им говорят: "Недобитые жиды приехали". Вот тогда дедушка сказал: "Все, здесь нам больше места нет". В это время шел набор, вторая волна переселенцев, на Дальний Восток, в Еврейскую автономную область.

Я родился в 1951 году, а в 1951, 1952, 1953-м была борьба с национализмом. Репрессиям подверглась прежде всего творческая интеллигенция: писатели, журналисты, артисты, учителя. Когда сегодня я слышу разговоры, что здесь нет еврейского языка, еврейской культуры, – слушайте, снявши голову по волосам не плачут. Здесь дважды прошла волна репрессий. В 1937 году и в 1951–53-м, вплоть до смерти Иосифа Виссарионовича. Я могу вам показать дом врачей, который дважды пустел полностью, всех пересадили. Рядом забор от бывшего еврейского театра, его артистов полностью пересадили всех.

Переулок Театральный, где жила поэтесса Любовь Вассерман, которая отсидела 5 лет лагерей только за одну строчку: "Биробиджан мой дом, и песнь моя о нем. Люблю свою страну – Биробиджан". Ее вызвали и сказали: Биробиджан – это не страна, Биробиджан – это только город. 5 лет лагерей. Много, что можно рассказать, но все течет, все изменяется. А евреи отличаются тем, что о них говорят: мы оптимисты. Что такое счастье? Это маленькая узенькая полосочка между двумя несчастьями. Надо уметь радоваться тому, что есть.

Открываешь Гугл: сколько евреев в Еврейской автономной области? 1%. Я говорю: это ложь. Папа русский, мама еврейка, кто ребенок в России, здесь? Он может выбирать, но чаще всего он выбирает русский. Зачем лишний раз, чтобы в лицо бросали "жид пархатый". Но случились тяжелые годы 90-е, все рушилось, люди бросились за рубеж. Куда бросились биробиджанцы? В архив. Дайте справку, что моя бабушка – Роза Абрамовна. Был Чернов, стал Шварцкопф. Поэтому сколько евреев в Биробиджане – никто вам не ответит на этот коварный вопрос. Когда последний еврей – я, Борис Михайлович, – будет уезжать из Биробиджана, – вот синагога, а вот вокзал железнодорожный, – меня на вокзал придет провожать еще добрая сотня-другая евреев.