Сторонник Навального из Башкортостана Айдар Исмагилов уехал в Европу после угроз со стороны гомофобов. По словам активиста, некие люди во время его поездки в Татарстан, подслушав личный разговор Айдара, начали его преследовать. Активисту удалось скрыться, и он рассказал свою историю журналистам. После этого он стал получать угрозы гомофобного характера. Ему пришлось прятаться в московских шелтерах. В феврале этого года ему дали политическое убежище в Нидерландах. Сейчас в эмиграции Айдар Исмагилов учит нидерландский язык и продолжает поддерживать политзаключенного Алексея Навального. Вот что он рассказал Радио Свобода.

– Как часто вы, когда жили в России, сталкивались с гомофобией?

– Я родился и вырос в Башкортостане – довольно консервативном регионе. И я учился в консервативной, мусульманской гимназии. В 10-м классе мои друзья разболтали одноклассникам, что я гей, и они большой толпой избили меня. Никто из школы не встал на мою сторону. Несколько друзей сопереживали мне, но боялись поддержать меня публично, чтобы их тоже не начали травить. После этого моя жизнь сильно изменилась, но я не жалею, что мне через такое пришлось пройти. Я ушел в себя, начал искать новые смыслы и проводил время в библиотеке, читал Сартра, Камю, Фрейда и Фромма, нашел книгу Валерии Новодворской “Прощание славянки”. Она на меня произвела сильное впечатление, и я заинтересовался оппозиционной политикой. Тогда, в 2012 году, шел процесс над участницами группы Pussy Riot. Я смотрел в интернете последнее слово в суде Надежды Толоконниковой, и оно на меня произвело большое впечатление. Я до сих пор считаю, что Pussy Riot – лучшая политическая панк-группа за всю историю России. Когда я узнал, что Толокно училась на факультете философии МГУ, то поступил на факультет философии Башкирского университета. Сейчас я магистр философии, и до эмиграции я работал преподавателем философии и истории. В этом же 2012 году я нашел твиттер Навального, и он мне сразу понравился. Я верный сторонник Навального еще с тех времен, когда он не был так популярен и известен каждой бабушке. Пока не открыли штаб Навального в Уфе, я думал, что я единственный навальнист в Башкортостане. Я был полностью включен во все кампании Навального, участвовал в организации митингов, ходил на суды над своими соратниками. Это было очень серьезно, страшно и весело. Я тогда много общался с людьми разных политических взглядов, и в результате сформировался левым радужным татарским националистом.

– После того, как вас избили в школе и предали друзья, вы продолжили быть открытым?

– Конечно, я всегда пытался быть максимально искренним и говорить, что думаю. Мне неприятно лукавить ради безопасности.

– Почему вы, политический активист, сторонник Навального, открытый гей, живший в России, а значит, смелый человек, решили уехать после конфликта с гомофобами в прошлом году?

– Я начал в самом деле опасаться за свою жизнь. Я общался с толпой чеченцев, которые были возле моего дома и обещали устроить самосуд. А рядом стояли полицейские и это слушали. Мне угрожали, звонили с чеченских номеров, отправляли сообщения оскорбительного характера. Меня обсуждали в дваче в различных сумасшедших группах русских националистов, фашня раскидывала мое интервью, которое я дал журналистам, по своим чатам. Они решали, как меня найти, чтобы я больше не позорил Башкортостан. Меня преследовали, в том числе я заметил за собой слежку, когда приехал в Москву. По моим наблюдениям, часть чеченского комьюнити ощущает себя в России полицией нравов и думает, что им больше позволено. Я уехал из Уфы и нашел убежище в московских шелтерах для ЛГБТ. В первом я жил с кубинскими лесбиянками и трансгендерами. Они бежали в Москву, потому что в Европу или США им было бы попасть сложнее. Там же я познакомился с трансгендерной девушкой из Дагестана. Она нам готовила кумыкские супы. Неподалеку от нас жили богатые русские семьи, какие-то жирные коты в золотых цепях гуляли по садам вокруг шикарных домов. Для меня, преподавателя, приехавшего из нищей нефтяной республики, это зрелище было культурным шоком. Сейчас, когда я живу в Европе, мне особенно на контрасте с Москвой и с этими жирными котами нравится нидерландский "социализм на минималках" и то, что в Нидерландах почти нет очень бедных и слишком богатых людей. В этом шелтере невозможно было бесконечно скрываться, я переехал в шелтер, который организовали либертарианцы. В конец концов я понял, что надо бежать из России. Я написал в фейсбуке, что мне страшно, и попросил о помощи. Я за день собрал сумму, которая была нужна для эмиграции, и улетел в конце ноября прошлого года из Москвы в Стамбул. Многие люди помогли мне, я даже не ожидал такой поддержки. В Турции меня связали с местными правозащитниками. Я жил в Стамбуле у социалистки из Великобритании, потом у полиаморной курдско-турецкой семьи, состоящей из трех мужчин: одного трансгендерного и двух цисгендерных. Потом я переехал в Киев, и там мне едой, одеждой и жильем очень помогли украинские активисты. В Киеве я встретил лучший Новый год в моей жизни. В хостеле Киева мы большой интернациональной компанией, состоящей из западных туристов и веселых одесситов, праздновали Новый год, пели украинский гимн и танцевали. Я узнал, что из Украины можно попасть в Нидерланды без визы через транзитный рейс. Я решил просить убежища в Нидерландах и долго до отлета репетировал речь перед нидерландскими пограничниками. Я никогда не забуду момент, когда подошел к нидерландским пограничникам и сказал: “Я – сторонник Навального из России, прошу у вас международной защиты и политического убежища”. Я очень боялся, что меня вернут в Россию. Но меня опросили и отправили в миграционную тюрьму. Оказалось, что это потрясающее место, лучшее государственное учреждение, где я когда-либо был.

– В самом деле лучшее место? Тюрьма?

– В нидерландской миграционной тюрьме я впервые в жизни почувствовал к себе со стороны государства человеческое отношение. Там была позитивная и альтруистическая атмосфера. Нас на два часа в день выпускали из комнат, и мы с парнем из Беларуси исполняли турецким политэмигрантам на гитаре песни “Гражданской обороны” и “Агаты Кристи”. Сотрудники тюрьмы учили нас играть в настольные игры, успокаивали и поили горячим шоколадом. А голландский адвокат сказал, что он мне не мама и не психолог, так что жаловаться ему не надо. Когда я его спросил, что говорить на собеседовании, то он ответил, чтобы я никому никогда не рассказывал, что люблю последний альбом Кайли Миноуг. Такой изысканный голландский юмор. Этот адвокат был расслабленным профессионалом, и он уверял, что с моей историей я легко получу убежище. Команда Навального прислала мне на английском языке подтверждение, что я был активистом штаба. После этого работники тюрьмы стали еще более доброжелательно относиться ко мне. Во время собеседования я рассказал о работе регионального штаба Навального и вызвал у комиссии большой интерес, они даже проснулись, стали задавать вопросы и выяснять подробности. Я рассказал, что для меня участие в кампании Навального было интересным приключением и лучшим периодом в моей жизни. Я получил убежище очень быстро, через 12 дней. После этого я уехал в миграционный лагерь и месяц приходил в себя, с благодарностью вспоминая всех, кто мне помог: Анну Ведуту, Ивана Жданова, Андрея Заякина, Владимира Ашуркова, Евгению Чирикову. Они и другие люди спасли меня и вытащили из ада. Я очень скучал по родным и страдал из-за политической ситуации в России. В лагере мне пришлось пройти несколько испытаний. Моя соседка, трансгендерная девушка лет 20 из Гонконга, однажды села на велосипед и бросилась под поезд. Я слышал, что девушку изнасиловали в лагере, после этого у нее начались психологические проблемы. К нашему лагерю приходили голландские социалисты и анархисты, которые поддерживают беженцев, и требовали ответа, почему погибшую не защитили от насилия. Через месяц мой сосед из Нигерии, с которым мы пили чай и ходили в супермаркет, устроил резню в лагере. Соседу отказали в убежище, и он с ножом напал на мигрантов. Только я из тех, кто жил на одном этаже с напавшим, не пострадал. В этот день каким-то чудом друг пригласил меня в Амстердам. Я до вечера гулял по этому городу и был на митинге в поддержку Навального. Я опоздал на последний поезд из Амстердама, вернулся в лагерь поздно ночью, резня произошла за полчаса до моего возвращения. В лагерь приезжали местные политики, они сказали, что сделают все для безопасности миграционных лагерей. После этого я поменял лагерь.

– До эмиграции вы не были в Европе?

– Я объездил автостопом много европейских стран в 2018 году. Я вырос на западной литературе, и в Европе я ощущал себя своим. Мне очень нравится европейская человечность и отношение к жизни. Во время путешествия по Европе я встретил много интересных людей, в том числе соотечественников. Например, потомка известного рода богатейших купцов, которые уехали из России после революции. У него дома была огромная карта российской империи, одежда тех лет, мы пили чай из самовара, и этот человек радовался, что может поговорить с кем-то на русском языке. У него нет детей, и после его смерти его вещи заберет местный музей. А Новый год я провел со сторонником штаба Навального, который эмигрировал в Ниццу и жил в лесу.

– Почему он жил в лесу?

– Потому что Франция не обеспечивает политических беженцев жильем.

– Чем вы сейчас в Нидерландах занимаетесь и каковы ваши планы?

– Я переехал в социальное жилье и изучаю нидерландский язык. Все мои силы сосредоточены на этом. Я очень общительный человек и хочу быть социальным работником, помогать беженцам. Я сам беженец и очень сочувствую людям, которые вынуждены эмигрировать, преодолевая множество трудностей. Родители моего друга, беженца из Сирии, продали дом, чтобы он смог уехать в Европу. Друг добрался до Греции морем на лодке, рискуя жизнью, два года работал за копейки в Турции и только потом попал в Нидерланды.

– Если судить по вашим социальным сетям, вы большой поклонник Алексея Навального. Но он вернулся в Россию, а вы уехали. Почему?

– Я просто человек с политическими убеждениями. Я жил и работал, и не ставил цель прийти к власти. Навальный прежде всего претендует на власть, и он не мог не вернуться.

– Как вас изменила жизнь в Европе?

– Я стал более открытым в выражении своих чувств. Проблема России не столько в тоталитарной власти, сколько в тоталитарном обществе и сознании людей. Жители России до сих пор осуждают серьги в ушах и длинные волосы у мужчин. В Нидерландах мужчинам в париках и туфлях на высоких каблуках никто не задает тупые вопросы. Нидерландцы открытые, прямолинейные люди, и я иногда на их фоне ощущаю свои совковые комплексы, хотя до эмиграции в Европу думал, что у меня их нет.

– Вы интересуетесь событиями в России?

– Я переживаю за команду Навального, за Алексея, который продолжает сидеть в тюрьме. Но я чувствую, что мирная жизнь в Европе переключает ход моих мыслей на бытовые вещи: как найти постоянный заработок, где купить по акции шоколадки и куда пойти на вечеринку. Раньше я все время думал, когда рухнет кровавый режим, почему у жены высокопоставленного чиновника такие дорогие платья, когда до меня доберется ФСБ, вдруг посадят моих друзей, как их спасать. Сейчас меня такие проблемы почти не занимают. В нормальных человеческих странах, на мой взгляд, люди не думают слишком много о поведении чиновников и спецслужб, они решают вопросы, где лучше прогуляться вечером с собакой и куда поехать на выходные.

– Как вы думаете, как команда Навального изменила российское общество?

– Я не хочу думать о команде Навального в прошедшем времени. И верю, что у нас есть будущее, несмотря на то что мы сейчас в эмиграции, в тюрьме или под арестом. Команда Навального сделала политику интересной, модной, и молодежь стала заниматься политикой. Когда я учился в университете, почти никто политику не обсуждал, а сейчас у молодых людей считается дурным тоном не интересоваться политикой. Прогрессивные силы научились самоорганизовываться и искать единомышленников. Навальный стал главным журналистом-расследователем в стране, и в этом плане его можно назвать четвертой властью в России. Если говорить лично обо мне, в штабе Навального я после предательства школьных друзей нашел хороших верных друзей, принципиальных, веселых людей, авантюристов-романтиков, на которых можно положиться. Мы до сих пор как одна политическая семья, прекрасно понимаем и поддерживаем друг друга.

Как обойти блокировку?

читать >