Микита Франко: "Из российских магазинов мои книги убирают"

Ссылки для упрощенного доступа

Микита Франко: "Из российских магазинов мои книги убирают"


Микита Франко
Микита Франко

25-летний писатель, трансгендерный человек Микита Франко прославился книгой "Дни нашей жизни" об однополой семье с приемным ребенком. После смерти матери маленький Мики обретает двух отцов: врача Льва и художника Славу. Родители главного героя живут в российском регионе и, по словам автора, являются отражением своей эпохи. Дни Мики полны насилия, абсурда и жестокости, но он отчаянно пытается сохранить человечность и любовь к своим близким. Недавно в издательстве Popcorn Books вышло продолжении этой истории "Окна во двор". Вскоре из-за принятия законов, запрещающих "пропаганду нетрадиционных сексуальных отношений", издатели вынуждены были прекратить продавать книги о ЛГБТ-людях. В ответ на эту новость Микита Франко в телеграм-канале опубликовал пост о любимых книгах с квир-линиями и обратился к читателям: "Не знаю, что из этого пропадёт с книжных полок, а чему удастся избежать репрессий, но я точно знаю: они вернутся. Наши любимые книги скоро снова будут с нами. Это не навсегда, это даже не надолго, потому что всё, что сейчас происходит – просто предсмертная агония. Тяжело, да, смерть вообще тяжело переносится, особенно такая кровавая. Но это не наш смертный приговор. Это их". О своем противостоянии злу, нелюбви к трусости и национальной самоидентичности Микита Франко рассказал Радио Свобода.

– Какой была ваша реакция на новость о принятии законов против "пропаганды нетрадиционных отношений” среди всех?

Молодежь будет жить дольше, чем придумавшие эти законы

– У меня это вызвало вдохновенную злость и бунтарский протест. Я решил, что раз они мне запрещают, то я буду в два раза больше рассказывать о жизни квир-людей. Мне такая реакция помогает чувствовать себя лучше. У меня сейчас хорошее настроение, и я верю, что это всё не навсегда. Молодежь будет жить дольше, чем придумавшие эти законы. В России сейчас предсмертная агония. Я грущу о России, чей потенциал власть уничтожила. Я приезжал в страну, где было много возможностей. Сейчас это будто бы другая страна.

– Как вы думаете, как отразится на жизни ЛГБТ-людей принятие новых гомофобных и трансфобных законов?

ЛГБТ-люди не исчезнут. Да, какая-то часть сможет уехать, а другая пострадает. Повышаются риски роста насилия в сторону квир-персон и вероятность суицидов среди них. После атаки гомофобов на книгу Елены Малисовой и Катерины Сильвановой “Лето в пионерском галстуке”, выпущенной издательством Popcorn Books, мне стало поступать больше угроз со стороны трансфобов и гомофобов.

– Зачем, на ваш взгляд, именно сейчас власть решила ужесточить законы против ЛГБТ?

Есть пропагандистская повестка, связанная с борьбой с коллективным Западом и сатанистами. ЛГБТ-сообщество в глазах власти выглядит представителем западных ценностей. Не зря же Волан-де-Морт, оправдываясь перед народом на своих собраниях, говорит о родителях один и два, показывая таким образом, как он борется с Западом.

– Как новые законы изменили вашу работу писателя?

Из российских магазинов мои книги убирают. Их не будут в ближайшее время продавать в России. Я сотрудничаю только с издательством Popcorn Books. Мы с издателями на связи, и в наших отношениях всё в порядке. Существуют различные площадки, которые не входят в юрисдикцию РФ, на которых можно продолжать публиковать тексты. Уверен, что я продолжу писать, а моя аудитория будет меня читать. Я каждый день продолжаю писать истории и выкладывать их для читателей.

Микита Франко. Фото Ани Малкович
Микита Франко. Фото Ани Малкович

– Как вы относитесь к переживаниям об отмене русской культуры во время постоянных военных действий в Украине?

рано или поздно мои книги вернутся в Россию

Я не знаю, где именно русскую культуру отменяют. Мои книги издают за рубежом, и меня не отменили. Об отмене русской культуры переживают, насколько я знаю, всякие пропагандисты. Я уверен, что у меня как у писателя есть будущее. Да, сейчас власть заставила мою аудиторию переживать, не накажут ли их за чтение моих книг. Но рано или поздно мои книги вернутся в Россию.

– Как, на ваш взгляд, во время войны должен вести себя русскоязычный популярный автор?

Мне не сильно нравится, когда человек, у которого есть аудитория, никак, даже иносказательно, не затрагивает политические темы и ведёт себя так, будто ничего не происходит. Я воспринимаю подобное поведение как трусость. Это качество я не могу принять в людях. Я на своей площадке высказываю свою позицию как автор, у которого есть аудитория. Но в своём творчестве я не затрагиваю сегодняшние общественно-политические события. Мне нужно время для осмысления происходящего.

– Каким стал для вас день 24 февраля?

Я много плакал в этот день и постоянно мониторил новости. Я надеялся, что сейчас одумаются и всё это прекратится. Но этого не произошло, а я продолжал плакать и без конца читать новости.

– Многие граждане России пытаются после начала войны с Украиной найти для себя другую национальную самоидентичность. Почему вы, гражданин Казахстана, не пытаетесь публично отделить себя от России, насколько я могу судить об этом по вашим текстам в телеграме и поступкам?

Чем сильнее чиновники давят со своими законами, тем больше мне хочется создавать квир-литературу

Возможно, я чувствую меньше ответственности, чем некоторые сознательные россияне. Никто из моей семьи и я сам точно не выбирали никогда этого президента. С другой стороны, я прожил в России существенную часть моей жизни. Здесь у меня много друзей, русский мой родной язык. Я не чувствую себя россиянином, но у меня есть чувство общности с этой страной. В документах (в Казахстане в паспорте указывают национальность) написано, что я русский. Наша родословная потеряна, и дальше бабушки я никого из своих предков не знаю. Но я не оспариваю свою национальность в паспорте, она меня устраивает.

Микита Франко
Микита Франко

– Почему вы приехали в Россию из Казахстана?

Я готов делать всё возможное, чтобы Россия выздоровела от этой фигни

Моя семья убеждала меня, что наша страна – это Россия, а значит, я должен вернуться на историческую родину. В школе почти все учителя и ученики были русскоязычными. Нам говорили, что самые умные выпускники поступают в российские вузы. В общем, я с ранних лет был убежден в неизбежности моего отъезда в Россию. В старших классах я задался вопросом, собственно, почему я должен покинуть Казахстан, но не стал сопротивляться родителям и приехал в Новосибирск, а затем в Москву. Сейчас я думаю, что ощущение моей чужеродности в Казахстане было искусственно выращено. Происходящее в России побудило во мне гражданскую ответственность за свою страну. Утром я сначала читаю казахстанские новости, а лишь потом российские. Мне последнее время очень важно, что происходит Казахстане. После 24 февраля я бываю на каждом голосовании, изъявляю свою волю. Я хочу быть уверен, что выбирал будущее для Казахстана правильно. Но я не стал равнодушным к России. Я готов делать всё возможное, чтобы Россия выздоровела от этой фигни. Наверное, я могу назвать Казахстан и Россию родителем один и родителем два.

– Но вы решили не добиваться получения российского гражданства?

Мне было странно, когда мне говорили, будто я хорошо сделал, что выбрался из Казахстана в Москву. Будто Казахстан – это такое место, откуда обязательно надо выбраться. Я всегда говорил, что не хочу менять гражданство, так как опасно быть гражданином страны, которая со всеми ссорится. Мне отвечали: “Да ты параноишь”. И где вы сейчас, все, говорившие это? В Казахстане.

– Раньше вы утверждали, что квир-литературы не существует, а есть литература, которая рассказывает о жизни ЛГБТ-людей. Почему недавно вы назвали такой взгляд ошибочным и просите сейчас считать себя квир-писателем?

Это связано с переменами в моей идентичности. Раньше из-за внутренней трансфобии мне было сложно принять себя. Я не понимал, почему я должен всем говорить о своей трансгендерности и надеялся, что меня об этом не будут спрашивать. Я не хотел быть открытым квир-человеком и ассоциироваться со словом “квир-автор”. И я не понимал, почему квир-люди говорят о гордости, откуда они её берут. Когда мне стало легче жить с самим собой, я понял, что я хочу чаще использовать слово “квир”. Сейчас я считаю, что когда квир-литературу ставят на полочку с обычными книгами, то она становится невидимой.

– Как, на ваш взгляд, сейчас действовать российским авторам, пишущим об ЛГБТ-людях?

Мне пишут встревоженные начинающие писатели, что им, видимо, придется из-за новых гомофобных и трансфобных законов менять ориентацию и гендерную идентичность своих персонажей. Я им отвечаю: “Вам их не жалко? Как можно с ними такое сделать? Мои персонажи как мои дети: какими появились на свет, такими они и должны быть”. Нужно продолжать писать и не применять самоцензуру. Не надо переделывать своих персонажей в гетеросексуальных и цисгендерных. Чем сильнее чиновники давят со своими законами, тем больше мне хочется создавать квир-литературу. У меня была идея книги, где в центре сюжета находится гетеросексуальная пара, но я решил отодвинуть в сторону эту историю на какое-то время.

– Вы, открытый трансгендерный человек, прямо определяете в телеграм-канале ваших противников такими словами: “Они не верят ни в Бога, ни в семью, ни в своих детей, ни в своих граждан – они ни во что не верят, они не верят даже в пропаганду, о которой говорят, и это хуже всего, потому что самое тяжелое для борьбы зло – это зло, которому ничего не важно". Каково это противостоять такому злу?

Вряд ли на наше противостояние зло ответит: “Мы были не правы, извините”. Но сейчас каждое слово против них имеет значение. Я иногда чувствую бессилие, но я верю, что время расставит всё на свои места. И я буду знать: в том, что закончилось хорошо для нас, но не для них, есть и мой маленький вклад. Я стараюсь мыслить позитивно, иначе я опущу руки, а я не хочу этого делать. Поэтому я утешаю себя и своих читателей немного наивно словами о неизбежности нашей победы.

– Меня удивило, что в вашей книге “Дни нашей жизни”, написанной в реалистическом жанре, ужасные события, которые вынужден переживать ребенок, а затем подросток Мики, нередко вопреки логике заканчиваются хорошо. Это ваши фантазии или жизненный опыт?

“Дни нашей жизни” – это книга во многом обо мне, но события, происходившие с главным героем, заканчивались в моей жизни не так хорошо. В книге "Дни нашей жизни" я себя лечу, это часть моей терапии, поэтому в ней есть жуткие сцены, а потом бац – и нормально всё. Но я правда думаю, что в мире больше хороших людей, чем плохих.

– Часть вашей психотерапии?

Психологиня говорила мне, что геи ментально воняют. Она утешала меня, что со мной, скорее всего, всё нормально, потому что она от меня этого запаха не чувствует. Мне эта психологиня доверия не внушила. Я сам себе бессознательно помогал с помощью этой истории.

– Почему в книге “Дни нашей жизни” вы как автор пытаетесь понять взрослых, которые нередко поступают с Мики жестоко? Зачем вы стремитесь объяснить поступки абьюзеров?

В книге “Окна во двор”, которая недавно вышла, есть важный диалог между Мики и его отцом Львом. Мики Льву всё высказывает, каждый удар. Лев объясняет Мики, какое у него было детство. По сравнению со своими родителями Лев в самом деле считал себя гением педагогики. Мне кажется, такие абьюзеры, как Лев, в самом деле думают, что если они бьют своего ребёнка реже, чем их били в детстве, то они поступают правильно. Этот поломанный сценарий из-за отсутствия примера здоровых отношений между родителями и детьми передается из поколения в поколение. Лев и Слава очень стараются, но не умеют быть родителями. Им вынужденно пришлось стать отцами, но они с этой задачей не в полной мере справлялись.

– В своем телеграм-канале вы написали, что сделали для традиционных ценностей больше, чем российские чиновники. Это шуточная фраза?

Мне часто пишут родители, мои читатели, что благодаря “Дням нашей жизни” они поняли своих детей, начали им помогать и поддерживать их. Это же сплочение семьи, это же так традиционно!

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG