Впервые в истории из архива МВД удалось получить дело нереабилитированного, расстрелянного в 1930-е годы. Что в нем обнаружили

Все изменилось 5 июля 2019 года: Верховный суд удовлетворил жалобу актера Шахета и разрешил ему ознакомиться с материалами уголовного дела деда, доступа к которым он добивался два года. Спустя два месяца и после соблюдения всех формальностей Георгий Осипович и его адвокат Марина Агальцова впервые увидели это дело и смогли его прочитать.

Они рассказали Настоящему Времени, что узнали из рассекреченных документов.

Почему дело нереабилитированного не открыли раньше?

"На всех уровнях был отказ со словами, что он был осужден по уголовной статье, а значит никаких сведений не даем", – Георгий Шахет рассказывает, как бился за право доступа к делу. Ему помогали адвокат "Мемориала" Марина Агальцова и юрист "Команды 29″ Анна Фомина.

"МВД ссылалось на закон "О реабилитации жертв политических репрессий", говоря о том, что материалы уголовного дела предоставляются родственникам реабилитированного лица. Но этот закон ни слова не говорит о нереабилитированных. Поэтому здесь действует закон "Об архивном деле". Если в деле есть личная, семейная тайна, то доступ возможен только через 75 лет. Но документы могут быть выданы третьим лицам раньше с согласия родственников, наследников. В нашем случае Шахет – родственник Заботина, поэтому он мог уже давно получить доступ. Мы настаивали, что архивные фонды МВД должны выдавать документы, руководствуясь только этим законом", – поясняет юрист Анна Фомина.

"Второе, на что ссылались суды, – это положение тройственного указа от 2006 года МВД, ФСБ и Минкульта. Там сказано, что при запросе на выдачу документов нереабилитированных выдается только справка. Но в 2016 году по иску историка Прудовского Верховный суд решил, что этот приказ не имеет отношения к вопросу доступа к документам нереабилитированных", – рассказывает адвокат Марина Агальцова.

Она признается, что надежды на решение Верховного суда почти не было, готовились жаловаться в Конституционный. Но на заседании сам представитель МВД вдруг признал, что его коллеги неправильно трактовали закон. Учитывая такое единодушное согласие, Верховный суд постановил дать доступ к делу немедленно.

Кто такой Георгий Шахет

Георгий Осипович родился в Москве в 1945 году. В семье, помимо него, было еще двое детей. Жили трудно, вспоминает Шахет: "У нас было много старинных вещей, отец привозил из Питера. Красное дерево, шикарная библиотека, но все это уплывало, чтобы можно было как-то кормиться и выживать". После седьмого класса Георгий ушел в вечернюю школу, чтобы работать и помогать семье. Сначала подрабатывал в цирковом училище, потом стал осветителем, трудился во ВГИКе и на "Мосфильме".

"Отец был артистом довольно известным, но рано умер, в 45 лет. У нас была театральная семья, мы всегда концерты устраивали, разыгрывали миниатюры, ходили на спектакли вместе с мамой. Поэтому после вечерней школы я пытался поступить во МХАТ и во все училища театральные, но два года подряд не брали. На третий год я был по блату "засунут" в театр Советской армии, где отец работал. Там ощутил почву и утвердился в том, что могу быть актером".

Во ВГИК Шахет поступил уже "пожилым", усмехается он: в 24 года. После окончания работал в московских и областных театрах. В кино снимался в эпизодах, а в 60 лет получил роль в сериале "Зона" из 50 серий, где играл заключенного дядю Гришу. Сейчас Георгий Шахет служит в московском театре "Практика".

"У меня в крови документы рвать". Как актер решил узнать о прошлом деда

"О дедушке в семье не говорили. Он же мог дожить до моего рождения. Я родился в 1945 году, ему было бы 54 года. Я мог бы увидеть своего деда", – рассуждает Георгий Шахет.

"Рву на себе остатки последних волос", – говорит он об упущенном шансе поговорить про деда с теми, кто его знал, – с матерью и с тетей, которая жила в Ленинграде. Но в семье такие разговоры "гасились". Особенно был напуган дядя Шахета. Когда в семье начинали говорить о репрессиях и пострадавшем от них родственнике, хотя и без подробностей, он затыкал уши, рот и пытался пресечь любые разговоры: "Почему боялся – непонятно, он же на фронте был... Но все замолкали. Еще в семье была привычка, которая до сих пор у меня в крови, – документы рвать".

О семейной истории Георгий Шахет стал задумываться уже в зрелом возрасте, но попыток отыскать документы сперва не предпринимал. "Все решил случай. Два года назад я был в Боткинской больнице у заведующего отделения. Он поделился, что нашел своего родственника через сайт "Мемориала" и узнал, что тот был расстрелян. Я его попросил посмотреть деда, Заботина Павла. Смотрит: расстрелян, похоронен на Ваганьковском кладбище. Это была такая ошеломляющая новость!"

Шахет пришел в "Мемориал", где ему согласились помочь с поисками. Через архивы Георгий Осипович доказывал родство с Заботиным, а потом начались обращения в МВД и ФСБ, отказы, суды. Доступа к документам он добивался с 2017 года, с 2018-го – реабилитации деда. Этого пока не произошло: Павел Заботин еще не реабилитирован.

Что удалось выяснить о деле Павла Заботина

Павел Федорович Заботин, дед Шахета, родился в 1888 году в украинском городе Херсоне. Имел среднее образование, работал инженером-строителем. "У него было свое общество строителей, у меня и визитка его осталась. В 1914 году он работал на железнодорожном объекте, прислал фотографию в военной форме с посланием. Видимо, после того, как разогнали их контору, его лишили избирательных прав, но я всю эту предысторию плохо знаю. В 1932 году он работал заведующим строительного отделения Ленинского общественного питания", – рассказывает внук Заботина.

В конце декабря 1932 года заведующего строительством арестовали. В семье Шахета позже говорили, что тогда конфисковали все, вплоть до детских вещей. Павла Заботина обвинили в краже 20 тысяч кирпичей и 20 ящиков стекла. Через две недели, 31 января 1933 года, его расстреляли по решению "тройки".

Адвокат Марина Агальцова говорит, что расстрел Заботина – незаконный даже по советскому законодательству. По Уголовному кодексу СССР от 1926 года кража в крупном размере наказывалась сроком лишения свободы до 5 лет. А пожизненные сроки и расстрелы были введены незаконным путем – через сталинский указ "о трех колосках".

Адвокат "Мемориала" рассказывает, что удалось узнать о деле из прежде закрытых материалов: "Нам с Шахетом предоставили два тома. По этому делу проходило 23 человека, пятеро из них приговорены к расстрелу. Я еще не занималась детальным изучением, но вот что привлекло мое внимание. При аресте и обыске Заботина допросили, и он указывал в допросе, что сознается. Но потом всё отрицал при очных ставках".

В деле много бухгалтерских документов и актов комиссии, которая расследовала растрату. Также есть обвинительное заключение, оно краткое и описывает позицию обвинения, и выписка из протокола решения "тройки" ОГПУ. Это управление не было судебным органом и не выносило приговоров, а просто "клепало решения", отмечает Агальцова. Нет информации о месте расстрела, но есть незаполненная личная карточка Заботина из Бутырки, где он, видимо, содержался. У других фигурантов дела – но не у Заботина – есть список конфискованных вещей.

"У меня сложилось впечатление, что какие-то бумаги пропали. Мне говорили, что могут быть письма, апелляции, личные вещи – но ничего не было. Я не верю, что он не пытался писать оттуда. Я был ошарашен каракулями. Выцветшие чернила, рваные листы, ничего не разберешь. Только когда видел фамилию Заботин, пытался вникнуть. Я ещё в "Мемориале" говорил, что буду копать до конца и даже если окажется, что действительно уголовщина была, это, конечно, будет очень больно и горько, – но я приму. В итоге на вопрос, который меня мучил, не получил ответа. Я не понял, было ли преступление", – делится впечатлениями от увиденного в архиве сам Шахет.

Марина Агальцова рассчитывала найти в материалах дела объяснение, почему из 23 человек именно Заботина и еще четверых приговорили к расстрелу. И почему решение выносила "тройка", а не обычный советский суд. Но ответов она не нашла: "Из архивной справки, которую нам до этого присылали, следовало, что он был лишенцем, то есть был лишен избирательных прав. У нас была теория, что его из-за этого расстреляли. Но обвинительное заключение крайне краткое, там не расписывались причины. Для такого огромного дела в целом два томика очень мало. В отношении Заботина все строится на основании того, что против него дали показания другие люди и он сам в начале на допросе признался. Других доказательств его вины я не увидела".

Возможна ли реабилитация

По данным правозащитной "Команды 29″, с 1992 года в России отказали в реабилитации почти миллиону человек – а значит, их дела закрыты для близких и для исследователей.

То, чего уже добились "Мемориал", "Команда 29″ и Георгий Шахет, прямо сейчас дает право семьям других нереабилитированных обращаться в архивы. А в дальнейшем, возможно, и добиться реабилитации, говорят юристы.

Реабилитировать Павла Заботина Анна Фомина и Марина Агальцова требуют через суд, документы уже поданы. "После изучения и расшифровки этих двух томов мы сможем дополнить наше требование, основываясь на материалах. Потому что до этого мы руководствовались только информацией от МВД и крохами документов, которые они представляли в суд", – говорит Фомина.

Позиция юристов такова: люди, расстрелянные "тройками", имеют право на реабилитацию. У Агальцовой и Фоминой есть ряд аналогичных дел, которые прямо сейчас находятся в судах первой инстанции.

"Это первый случай, который может помочь всем остальным. Меня очень много посторонних людей благодарили, но надо благодарить девочек, – говорит Георгий Шахет. – Мой дед был семьянином, работягой, понимал, что за его спиной жена и дети. На фотографии в его деле он мне напомнил ученого Вавилова из тюрьмы: вид такой усталый и печальный, все понимает человек, понимает, чем закончится. Представляете, что он думал?"