В Рунете прощаются с петербургской писательницей и правозащитницей Ниной Катерли.

Ксения Ларина:

Легендарный человек – писатель, публицист, правозащитник, гражданский активист, гордость Ленинграда и Петербурга. Друг семьи Бориса Стругацкого. Бабушка Жени Беркович.
Соболезнования родным и светлая память достойнейшему человеку.

Алина Витухновская:

Мы встречались в Санкт-Петербурге во времена моего процесса всего однажды, но она произвела на меня прекрасное впечатление. Видно было, как уже тогда она отслеживала малейшие детали надвигающейся диктатуры. RIP.

Леонид Гельфман:

Еще раз процитирую Бориса Стругацкого: "отличный писатель, последовательный борец против русского нацизма, замечательный товарищ, славный человек".

Елена Зелинская:

Отважная, великодушная, талантливая.
Мы с ней очень дружили. Вместе пережили время надежд – Англетер, ночь баррикад у Мариинского дворца, первые перемены...
Нина – чудесный писатель. Всё её книги – это та самая ленинградско-петербургская проза, там где другие дивные имена – Чулаки, Битов, Житинский... А потом была целая жизнь. Воспитывали детей, писали, верили, а потом снова вступили в тот же вековой круг.

Михаил Фремдерман:

Умерла Нина Соломоновна Фарфель. Я специально написал ее малоизвестное имя, полученное при рождении...
Ушла прекрасная Нина Катерли. И я помню сборник "Окно" – он меня так радовал... Как и Житинский, кстати.
Нина Катерли умерла, так и не увидев справедливости. Ее внучка Евгения Беркович сидит. Сидит за свои потрясающие лучшие антивоенные стихи. Я... у меня ком в горле... Я ими обеими восхищаюсь. И я сожалею, что они обе не сделали алию в свою время. По сути, Нина Соломоновна умерла на чужбине, хоть и отдав ей всю себя. По сути, Евгения Беркович сидит из-за войны, к которой она никакого отношения не умеет.
Будем реалистами – на похороны бабушки ее не выпустят...

Катя Молоствова:

Она была мужественным правозащитником, антифашистом.
Она писала очень хорошие книги.
Нина Семеновна много сделала для нашей семьи, если бы не она, папа бы не озадачился получить после реабилитации квартиру в Петербурге, так бы и мотался– Верховный совет – Еремково...
Нина Семеновна была деятельным другом...
Ей выпало последнее испытание – внучка Женя в тюрьме, внучка Маша в вынужденной эмиграции.
Горько.
Светлая память ...

Анна Ясельман:

Её внучка, Женя Беркович, находится в СИЗО, потому что написала пьесу (на самом деле, нет, не поэтому, но формально – да, и я очень надеюсь, что всем, кто травил Женю здесь, в Фейсбуке, называл её преступницей и привлекал к ней внимание, с каждым актом этой истории становится всё лучше и лучше... на самом деле, нет – я надеюсь на совершенно другое).

Елена Санникова:

Сегодня оборвалась жизнь Нины Семеновны Катерли, писательницы, правозащитницы, публициста, просто очень хорошего человека. Последние полгода ее жизни прошли в постоянной тревоге за внучку, Женю Беркович, арестованную в Москве за то, что поставила в театре пьесу. Внучка в тюрьме! Эта постоянная нестерпимая тревога могла и ускорить уход пожилого человека с открытым и добрым сердцем и с подорванным здоровьем.
Светлая, добрая память!

Анна Монгайт:

Связь, любовь и заботу о бабушке Женя всегда называла в числе основных причин, почему она не уезжает. Когда арестовывали Женю , с обыском пришли и к Нине Катерли. Она держалась жестко: "Если оценивать ситуацию в целом, она отвратительна. Но я давно уже с отвращением наблюдаю за всем, что происходит сегодня в России. Дело об оправдании терроризма за спектакль вообще не укладывается у меня в голове." Боялась не дождаться Женю. И не дождалась.

Кристина Кретова-Даждь:

При мысли, что внучка, может быть, скорее всего не сможет попрощаться со своим любимым, родным человеком моё сердце обливается кровью. Моя бабушка умерла у меня на руках и как бы это не было тяжело, это последний дар от любящего любимому. Мы прошли этот путь вместе, до конца.
Как так могло получиться, что за спектакль (удостоенный, кстати говоря,"Золотой маски") творческий человек оказался заперт безвременно в СИЗО, а за убийства и насилие, грабежи и наркотики осуждённые преступники, чья вина доказана, после незаконного путешествия из тюрьмы в зону боевых действий помилованы, как?
Мир молчит.
А война грохочет.

Артур Фред:

Замечательная Нина Катерли, упрямо почему-то ассоциируется у меня с фантастическим рассказом прочитанным еще в интернате, который повлиял на меня ошеломительно. Там дело было в том, что одна барышня собирала всевозможные диоды и электроды, соединяла их в невозможную систему, склеивала, паяла, а когда включила данную невероятную машинку в сеть, то бутылка кефира повисла над этим произведением хаоса и таким образом было открыто нечто неведомое.
Уже позже на различных хипповских вписках, то ли в Киеве, то ли в Питере, то ли где – я читал замечательные рассказы Н.Катерли, мне рассказывали что она дружила с кем-то из Стругацких и я был уверен что тот рассказ написала именно она.
Более того – для меня такое остается важным, потому что женщина она была замечательная и то что она умерла сегодня в Питере с одной стороны глубоко печалит, а с другой – прям радует.
Так как литература ее останется надолго, а мучаться ей уже не придется в той очумевшей более чем на сто лет, стране.

Лев Шлосберг:

Мы стали общаться с Ниной Семёновной регулярно именно после возбуждения уголовного дела против Жени Беркович ("Женьки", как называла внучку бабушка) и Светланы Петрийчук. Последний звонок был в минувшую субботу.
Нина Семёновна была человеком несгибаемым, бесстрашным и оптимистичным. Никто не знает, насколько её жизнь была сокращена варварским уголовным делом против Беркович и Петрийчук, но переживания её о судьбе Жени были сильнейшими. Она очень надеялась дожить если не до конца режима, то до встречи с Женей. Запаса времени и сил не хватило. Так или иначе, у криминального антисемитского дела по спектаклю "Финист Ясный Сокол" появилась первая человеческая жертва.
Нина Катерли получила опыт политического сопротивления с первых свободно написанных слов, которые в начале 1980-х не пропустила советская цензура. Тогда повести Нины Катерли по её решению пошли в самиздат и заграницу. Реагировать на политическую реальность было легче в форме полуфантастики, за которой легко угадывалась уродливая советская реальность.
Эти публикации Нины Катерли вошли в неизбежное столкновение с КГБ и советской властью. События тех лет описаны Ниной Семёновной в повести "Вторая жизнь", вошедшей в книгу воспоминаний "Чему свидетели мы были". Всего Нина Катерли выпустила 15 книг прозы и публицистики. Все они стоят на сокровенной полке подлинной литературы, продиктованной талантом и совестью.
Правозащитная работа, которую Нина Катерли считала не менее важной, чем литературную, привела к созданию целого ряда документальных повестей о политических судебных процессах. Нина Семёновна никогда не боялась ставить публичную подпись под обращениями в защиту политзаключённых и обращениями протеста против уничтожения прав и свобод человека в России. Рассказала однажды, как полицейский сказал ей: "Мы все думаем так же, как вы, только молчим".
Книги Нины Катерли вышли в свет на русском, английском, немецком, французском, японском, китайском, венгерском, чешском и других языках. В мире ненависти и вражды эти книги – нити мира и свободы, способные сохранить живое человеческое общение между людьми, разделенными границами и правительствами.
В бездонную неосоветскую эпоху, в которую провалилась наша страна, книги Нины Катерли помогут людям прожить и пережить время несвободы и варварства. Нина Семёновна не дожила до возвращения свободы, но сохранила её внутри себя. А душа бессмертна.