Большой скандал в мире культуры: известную писательницу Линор Горалик, весь последний год ещё и издающую антивоенный журнал Russian Oppositional Arts Review, пригласили в Тарту на литературный фестиваль Prima Vista. Однако две украинских поэтессы, Анна Грувер и Олена Гусейнова, посчитали невозможным для себя принять участие в фестивале вместе с ней: "Подобные выступления с представителями русской культуры в настоящее время немыслимы. Пока все это будет продолжаться, мы будем снова и снова отказываться от приглашений".

Проблема была ещё и в том, что организаторы, вольно или невольно, дезинформировали обе вовлечённые стороны, из-за чего уже на Линор пали обвинения в нечувствительности. Позже она написала в комментариях, что "если бы мне был задан такой вопрос, я бы немедленно отказалась от участия в фестивале в пользу украинок". Исход был таков: мероприятия с участием Горалик в рамках фестиваля отменили, сама она в Тарту приехала и выступила отдельно перед большой аудиторией.

Но в социальных сетях предсказуемо полыхнуло!

Андрей Десницкий:

Ну что, люди в белом опять кого-то перепутали с Путиным, на сей раз Линор Горалик. Очень сочувствую, дорогая Линор!

Евгений Никитин:

Линор - никак не "хорошая русская", она родилась в Украине и потом уехала в Израиль, в 14 лет. Словом, перед нами еще один случай массовой истерии, которая коснется каждой публичной фигуры. Если вы публичная фигура - вас она настигнет, не сейчас, так потом.
Сделать с этим ничего нельзя, но я хочу выразить поддержку Линор.
Линор - замечательная израильская писательница и настоящая подвижница, объем сделанного ею во множестве проектов поражает. Пафос деятельности Линор целиком гуманистический, она вся о сострадании и любви. За повесть "Валерий" я ей лично благодарен, эта вещь меня спасала, и я взял бы ее на необитаемый остров.
Кэнселить Горалик - идиотизм.

Александр Шуйский:

Позорище.
Я никаким другим словом не могу назвать отмену выступления Линор Горалик в Тарту.
По-зо-ри-ще.
Помнится, на Нижегородской ярмарке из художественного павильона выперли два панно Врубеля, Мамонтов, озлившись, выстроил для них отдельное помещение.
Мазня Маковского в этом павильоне висела, а "Микула" и "Принцесса Грёза" были объявлены недостойными.
Ну-ка, навскидку, кто-нибудь помнит название эпического, мля, полотна Маковского? Я подскажу.
«Минин на площади Нижнего Новгорода, призывающий народ к пожертвованиям».
Есть ассоциации, нет? Визуально хоть кто помнит? Тьфу.

Сергей Кузнецов:

Вот прекрасная деталь про одну из украинских поэток, которые выпихнули Линор Горалик с эстонского фестиваля: в 2016 году она оставалась членом союза писателей Москвы и участвовала в форуме молодых писателей России под патронажем Сергея Кириенко, главы АП.
Линор никогда ни в каком российском союзе не состояла и в подобных форумах не участвовала вообще и уж тем более - после 2014 года.

Виктор Шендерович:

Две украинские поэтессы, сорвавшие выступление Линор Горалик на фестивале Prima Vista в Тарту, - разумеется, не сторонницы Путина, но со всей несомненностью, де-факто, его соратницы:
какой чудесный подарок они сделали российской пропаганде!
Путин-то, получается (у них), прав! Украина-то, получается (у них), действительно заражена русофобией!
Особенно выразительно это получилось (у них) в случае с гражданкой Израиля и уроженкой Украины Линор Горалик, - весь позор которой, при ее отчётливой антивоенной позиции, заключается в том, что она смеет писать по-русски и издавать написанное по-русски другими...
Путин прав! - де-факто утверждают своим демаршем и волной хорошо организованного хейта против Горалик две украинские поэтессы и группа их поддержки.
Услужливый дурак опаснее врага, хотел было я закончить этот сюжет, но передумал.
Тут все интереснее.
Например, эстонскому руководству фестивалем даже не пришло в голову, что идти лесом после своего хамского демарша должны его авторки: проявление симпатии к чему-то русскому в его противостоянии с чем-то украинским сегодня просто невозможно, вне зависимости от сути дела. Прилагательное рулит!
А поэтессы уж точно не дуры: охота на блистательную Линор Горалик сделала их звёздами на пару дней.
Ничего личного, я думаю: пиар он и по-украински пиар.
(Одна из этих умелиц хейта, к слову, ездила на литературный семинар в Подмосковье уже после Крыма, и ей ничего не жмёт. Так что не будем особо налегать на патриотизм...)
Да не в поэтессах дело. Они, повторяю, знают, что ничем не рискуют: такое публичное хамство сегодня - мейнстрим!

Таня Положий:

Анне Грувер и Елене Гусейновой, которые потребовали неучастия Линор Горалик в фестивале "Prima Vista" в качестве создателя антивоенного журнала ROAR (меня справедливо поправили: девушки отказались от участия с Линор на одной площадке) лучше называться не поэтками/ поэтессами, а "деятельницами искусств", что коррелируется с ремеслиничеством, потому что к поэзии они никакого отношения, конечно, не имеют.
Иначе бы они знали, что природа поэтического языка, языка искусства -- интернациональна и были бы способны и обнаруживать, и ценить проявления этой природы.
Обозначенная ими оптика игнорирует сам смысл искусства и фестиваля как пространства обмена, она про конкурентное место и особое право символической продажи.

Полина Барскова:

Я знаю мало людей, которые бы сегодня работали так отчаянно как Линор. Которые бы принимали такие жесткие и последовательные решения против своей «личной пользы» как она.
Я не представляю себе, чтобы Цветаеву, Ходасевича, Набокова изгоняли из литературных сообществ вне их страны ( если речь не идёт, скажем, о ситуации, когда в Берлине и Париже к арбитражу изящных искусств пришли фашисты)— делая их таким образом ещё более изгоями.
Для меня дикой является идея определять поэта по нац принадлежности— собственно, это и есть тогда нацизм?.. Поэт это голос к отдельности, к индивидуальности, к свободе— не случайно среди «z поэтов» такого голоса нет — это не баг, а фича.

Алёна Чурбанова:

Случай с кэнселлингом Горалик по-моему впервые отчетливо показывает, что ничего уже не важно - гражданство (израильское), место рождения (Украинская ССР), место проживания (Израиль). Отнести Горалик к россиянам можно только по культуре и языку. Именно это тут и есть обьект кэнселлинга.

Марат Гельман:

История с Линор Горалик поучительна. В связи с этим обращусь к моим читателям с Украины , художникам и кураторам, живущим в Европе сделавшими cancel Russian culture ежедневной практикой. Пытаюсь наблюдать отстраненно и вижу в этом опасность для украинского искусства. Не буду развивать эту мысль, что бы не дать повода для спора. Да, агрессия России против Украины, боль и лишения которые она вам принесла, дает вам право канселить. Дает право не быть рациональным не слышать аргументов, но… вижу в этом опасность для вас. Европейская художественная среда по-другому устроена.

Ян Левченко:

Единственное, пожалуй, что следует акцентировать. Украинские поэтессы не просто «в своем праве, пока война». Это право долгого дыхания - не мести и воздаяния, как часто уверены россияне, но внешней по отношению к России и уже поэтому необходимой деколонизации как завершения советского проекта.
Без терапевтического канселинга
Пушкина и Толстоевского не будет их перенастройки и возрождения в новом качестве, если уж занимать российскую точку зрения.

Дарья Голощапова:

Читаю много хороших и умных слов от русскоязычных ребят по поводу ситуации с Линор Горалик и двумя украинскими поэтессами, которые отказались выступать на одной сцене с Линор. Много обвинений, справедливых и нет, много откровенного хейта в сторону украинок. Но мне кажется, что это люди о себе просто слишком хорошо думают. Слишком хорошо.
Мне бы не было дела до нюансов и полутонов. Я нырнула бы в ненависть, которая дала бы мне силы для начала просто пережить вот это все. И потом поговорим через двадцать-тридцать лет, когда я остыну. Если выживу, ахахаха.
Охрененная привилегия сейчас - иметь возможность рассуждать о справедливости. О благородстве. О всепрощении.
Знаете, для меня лично остается чудом, что мои украинские френды вообще мне пишут. Потому что я не была уверена в себе, что смогла бы так. После всего.
А вы хотите от посторонних людей, чтобы они вошли в положение. Это невозможно. Моральные требования — а именно требования к украинцам разбираться в том, кто за, кто против и все такое, неважно, эти моральные требования мы можем выдвигать только себе. Реакция непосредственно Линор была правильная. У меня все.

Лев Колбачев:

Ситуация с "отменой" Линор Горалик на эстонском литературном фестивале Прима Виста, мне, как и многим, видится очень неприятным прецедентом (в большей степени по форме, чем по содержанию).
Но!
Это отличная возможность для номинально-российского (находящегося в РФ и уехавшего за последние полтора года) окололитературного камюнити потренировать этику, умение корректно высказаться, где надо - промолчать, и вообще, оставить свое белое пальто на вешалке в шкафу хотя бы раз. Да, прокачка этой статы - дико сложное дело, а *за базаром следить* "творческие люди" вообще обычно нужным не считают. Однако ж no pain - no gain.
Просто важно помнить, что эта склока - склока граждан целого ряда независимых стран. И ее участники, правы они, или нет, в поучениях *благоразумных имперских менторов* не нуждаются. Равно как и в раскидистых манифестах *самых лучших русских* в поддержку той или другой стороны (это я говорю о ненужности раскидистых манифестов, да)))).
Другое дело - личная поддержка, с адекватным ситуации tone of voice. Она сейчас нужна всем, кто хоть в самой малости пытается противопоставить себя раскручивающейся машине зла. Это не про "молчи" - это про "думай, что и где говоришь". И про "не навреди".

Дайва Кучинскайте:

Анна Грувер - талантливая девочка из Донецка, которую заметили из Москвы, приняли в писательскую тусовку и Литинститут, но так и не смогли русифицировать…
Анна выросла и вернулась в Украину. в начале полномасштабного вторжения во второй раз потеряла дом - теперь в Харькове.
несколько дней назад Анна Грувер отказалась выступать на одном литературном фестивале с Линор Горалик в Эстонии.
в ответ защитники Горалик объявили Анну Грувер фашисткой и антисемиткой, стали сравнивать бездарных украинских недописательниц с гениальной русской писательницей, обвинили их в хайпе, пиаре, а заодно припомнили Анне ее учебу в России.
неважно, что Анна Грувер сейчас изучает иудаику и работает в Żydowskie Muzeum Galicja – никому не интересно, как она в реальности относится к евреям, когда есть удобный нарратив про фашистов и денацификацию Украины, одинаково используемый что Кремлем, что Шендеровичем.
неважно, что Анна Грувер – живой пример, куда столетиями девался цвет украинской нации (или в столицу служить империи, или в могилу), когда есть готовый нарратив про великую русскую культуру и недорослей, которые должны радоваться, что их русифицировали.
а если Аня этому не рада и хочет дистанцироваться, Шендерович сразу набрасывается: “одна из этих умелиц хейта, к слову, ездила на литературный семинар в Подмосковье уже после Крыма, и ей ничего не жмёт”
я не знаю, кто тут хуже – плохие ру, которые физически лишили Анну Грувер дома и угрожают ее жизни, или те хорошие, которые пытаются ее уничтожить экзистенциально...

Алиса Ганиева:

Последние несколько дней с тяжёлыми чувствами наблюдаю, как лента захлёбывается в ненависти к украинском поэтессам Олене Гусейновой и Анне Грувер, отказавшимся выступать на одном лит.фестивале с Линор Горалик, затеявшей журнал антивоенной литературы Roar. И чего тут только не идёт в ход, и перечисления фактов, доказывающих принципиальность Линор и непринципиальность украинок (вытаскиваются «неприглядные» факты их биографии, участие в российском литпроцессе после 2014 и пр.), и чистые эмоции, мол, малоизвестные авторки хотят попиариться за счет громкого имени, и так далее.
Всё это невероятно грустно и неприятно читать.
Обсуждать моральные качества украинских поэтесс и справедливы ли их претензии к Горалик и в целом к русской поэзии/культуре, могут сами же украинцы, но вовсе не мы, россияне.
И я не понимаю, почему мы вообще так мусолим эту тему и превращаем предсказуемый инцидент в чуть ли не целую кампанию против девушек, чью страну мы прямо сейчас бомбим? Чтобы лишний раз пожалеть себя, пожаловаться, что вот какие мы хорошие и антивоенные, а нас все равно «кэнселлят», не ценят, не прощают, изгоняют? Я говорю «мы бомбим» именно потому что да, бомбим мы. Как бы нам ни хотелось откреститься, спрятаться за Путина, за армию, за оболваненные массы. Мы тоже невольные акторы продолжающегося геноцида. И пока он не закончен, нам не стоило бы так уж оскорбляться из-за нежелание украинцев делить с нами публичные площадки. Ведь банальная же, набившая оскомину идея.
Для себя я выбрала такую стратегию - если приглашают на международную лит.ярмарку, фестиваль, литературное событие ит.д, с благодарностью увильни и предложи вместо себя украинских писателей (точечные мероприятия не чисто литературного, а скорее общественно-дискуссионного характера с прицельным обсуждением войны - это немножко другое).

Ольга Бешлей:

Мне жаль, что отменили выступление Линор Горалик на фестивале в Тартуском университете. Но жаль не в смысле «лучше бы не исключали, как они могли!»
Моё «жаль» — это испытание безысходной горечи. В это жаль вмещается слишком много.
Я не могу представить, что испытывают сейчас украинские авторы, когда им предлагается разделить сцену с людьми, которых причисляют к российским писателям и поэтам. Я не знаю, смогла бы я заставить себя не проецировать на каждого представителя российской культуры свою ненависть, отчаяние, чувство несправедливости.
Я только знаю, что в прошлом один раз испытала такую боль от причиненного мне зла, что добровольно исключила себя из целого социального круга. Невыносимо было находиться в одной комнате даже с каким-нибудь знакомым знакомого ненавистного человека. И разбираться в степени близости одного к другому — мне не хотелось.
Таковы были мои чувства от покалеченной в частных отношениях души.
Но я не могу представить своих чувств, если бы разбомбили и оккупировали мой город, убили в своих домах и квартирах моих друзей и знакомых. Я не знаю, какой была бы моя ненависть. Как много людей бы в нее поместилось.
В комментариях у Линор Горалик я видела, что сама она с пониманием отнеслась к украинским поэтессам. И для меня это было радостью.
Но как же стыдно читать в своей ленте, что пишут некоторые из защитников Линор: защищая её, они находят нужным унижать возмутившихся украинок, обесценивать их творчество, сравнивать их с Линор по уровню таланта и популярности.
Это позор.

Дмитрий Кузьмин:

К моему тяжёлому изумлению, едва ли не главным мотивом в обсуждении этого сюжета оказалось, на третий день ожесточённых дебатов, то обстоятельство, что Анна Грувер до 2016 года (то есть уже после оккупации Крыма и начала войны в Донбассе) принимала участие в российской литературной жизни: училась в Литературном институте, ездила на Форум молодых писателей в Липки и т. д. Это ведёт многих комментаторов в русском культурном сообществе и немногих — в украинском к мысли о том, что весь протест Грувер (и, расширительно, вообще весь протест против «хороших русских») неискренен, нацелен на отбеливание собственной биографии, карьерные выгоды, раздувание своей репутации путём скандала и т. п.
Я нахожу все комментарии такого рода неуместными и недостойными, но свидетельствующими не только и не столько о проблемах с эмпатией, сколько о незнании и непонимании украинской культуры и украинского общества.
В частном случае Анны Грувер — следует осознать, что в 2014-м ей было 18 лет и она родилась и выросла в практически полностью русскоязычном Донецке, где считалась главной местной надеждой русскоязычной поэзии. Спрашивать с неё теперь за то, что она отчислилась из Литинститута и уехала из Москвы не в 2014-м, а, если не ошибаюсь, в 2017-м, а до этого — занималась тем, что публиковала в российских изданиях, вплоть до «Нового мира», статьи о Сергее Жадане и Владимире Рафеенко, то есть о литературе Украины, — это, извините, бесстыдство. Но после этого — Грувер не просто вернулась в Украину, а отказалась от всего ранее написанного по-русски и перешла в своих стихах на украинский язык. Я думаю, что в свете этого все претензии, предъявляемые не к тому, что́ говорит Грувер, а к тому, что это говорит именно она, не имеют права на существование.
Вместе с тем — то, что это говорит именно она, глубоко неслучайно. Потому что среди голосов в украинской культуре, наиболее громко призывающих к тотальному исключению русской культуры, почти все — это голоса людей с востока Украины, с оккупированных территорий, с родным русским языком и выученным украинским. Либо, реже, людей не с востока, но имеющих в биографии ту или иную прочную связь с чем-то русским или российским. Не называю имён, чтобы никому не повредить.
Но говорит это, разумеется, не о неискренности и не о шкурных интересах, а ровно о противоположном: о глубине личной травмы, многократно умножающей общенациональную. Одна из украинских участниц ожесточённых схваток в Фейсбуке последних дней мимоходом написала в одном из комментариев, что когда где-то слышит русскую речь, то встаёт и выходит из помещения. У неё тоже русский язык — родной. Это чудовищно, и всякого, чья жизнь и судьба неотрывны от русского языка, это не может не повергать в совершенное отчаяние — не то же самое отчаяние, что от убитых людей и разрушенных домов в Украине, а другое, отдельное.
И, однако, так было не всегда. Те же люди, которые теперь не могут слышать русскую речь в принципе, в 2018 году могли проводить в Киеве международный фестиваль с участием русскоязычных поэтов из разных стран, включая Россию, потому что для всех участников независимо от паспорта, местожительства и языка это было символом сопротивления кремлёвскому национал-шовинистическому нарративу. Та же Анна Грувер в 2021 году не имела ничего против публикации своих стихов (в переводе с украинского) на русской литературной площадке. А статью для русской литературной площадки могла написать и по-русски — и упоминать в ней Линор Горалик как поэта, «преодолевающего молчание и страх», а не как одного из россиян, употребляющих слова «оппозиционный» и «протест» просто потому, что этими словами «модно пользоваться». Но мы ведь помним, что изменилось с 2021 года?
Острое травматическое состояние — это не то, что помогает человеку быть справедливым или рационально взвешивать свои выгоды и выгоды для своей культуры. Но несмотря на всё внимание современной культуры к понятию травмы — травма не может выступать как необходимый и достаточный аргумент: публичное пространство требует рационализировать травматическое переживание и концептуализировать реакцию на него.
Такой рационализации посвящено письмо Олены Гусейновой об отказе участвовать в тартуском фестивале, оно доступно на украинском и на английском. В нём содержатся два тезиса, я почти цитирую. Первое: раз Россия начала войну, значит, русская поэзия плохо делала свою работу. Второе: продолжая писать, выступать и привлекать к себе внимание, русские поэты размывают (dilute) украинские голоса, делают невнятными и неразборчивыми (невиразними і незрозумілими, vague and incomprehensible).
Первый из этих тезисов отчасти относится к сфере фактов. Олена Гусейнова поясняет (в украинской версии текста акценты расставлены точнее, чем в английской): «Поэзия не должна воспитывать. Однако, с очевидностью, требует сочувствия. Ведь речь идёт не про дидактику, а про любовь. Любовь, которая несовместима с высокомерием по отношению к тем, кто живёт с тобой в одной стране и в одной культуре». Кажется, имеется в виду, что русская поэзия тридцать лет просидела в башне из слоновой кости, пока народ постепенно сходил с ума. Вообще-то это неправда. Столько политической и гражданской поэзии, сколько было в России начиная с российско-чеченской войны, в Украине не было до 2022-го. Наряду со сложными и герметичными авторами — были авторы, говорящие самым простым языком и совершенно понятные любому, кто хотел бы понимать. Много ли было тех, кто хотел понимать? Нет, немного. В Украине было больше — и русские поэты много лет говорили и писали об этом с завистью и восхищением. Но и в Украине это было лишь немного больше, а не большинство. Я хотел бы, чтобы Олена Гусейнова назвала и те страны, где поэзия — а не политика, экономика, образование наконец, — справилась с наступающим тоталитаризмом. Плохо ли делал свою работу Брехт? Сильно ли он помешал Гитлеру?
Конечно, из страны, которую каждый день расстреливают ракетами, это не кажется важным: работали ли вы спустя рукава или сделали всё, что могли, — результат один: вы проиграли. Горе побеждённым. Но в долгосрочной перспективе разница есть. Если на операционном столе умер больной — здесь и сейчас важна только его смерть, а не то, был ли он давно неоперабелен или же хирург с бодуна не туда ткнул. Но потом — потом нужно будет понять, чему научила нас эта смерть: достаточно ли выгнать хирурга с волчьим билетом — или нужно долго, сложно и дорого выстраивать систему ранней диагностики. Да, это мысли на после войны, я знаю. И тем не менее.
Что касается тезиса о русских голосах, которые самим своим присутствием заглушают украинские, то он, напротив, не имеет прямого отношения к войне: это антиколониальный тезис. Конечно, голоса колонизаторской культуры изначально звучат гораздо громче, чем голоса колонизированной. И для того, чтобы выправить эту несправедливость, требуются большие потрясения. Но потрясения уже здесь. И в силу этих потрясений современная украинская поэзия — выдающаяся сама по себе, но в страшных военных условиях показавшая особую стойкость и мощь, — звучит сегодня по всему миру. Каким образом может этому помешать присутствие русских голосов — оплакивающих, пусть и вчуже, те же жертвы и проклинающих то же изуверство? Неужели опасение в том, что люди, проигравшие и утратившие свою собственную страну, могут перетянуть на себя малую толику сочувствия от людей, которых уничтожает чужая страна? Разве сочувствие — дефицитный товар, всякая его капля, доставшаяся кому-то, отнята у кого-то другого?[...]

Я понимаю (и уже писал об этом позавчера), что война не располагает к тому, чтобы вглядываться в полутона и оттенки: эффективнее и психологически легче видеть врага как монолит. Но тут надо вспомнить, что войну Украина ведёт не просто за своё выживание, а за выживание в качестве европейской державы, с полным правом принадлежащей к европейской цивилизации. Эта цивилизация зиждится на идее о праве и свободе личности, а не о праве и свободе нации — особенно после Второй мировой. Этой цивилизации можно объяснить, что здесь и сейчас для украинских деятелей культуры слишком тяжело находиться на одной сцене с русскими коллегами. Но объяснить ей, что слушать русских антифашистов значит мешать украинской борьбе и помогать российскому фашизму, невозможно: это против самого основания, на котором эта цивилизация стоит. Даже если на отдельно взятом фестивале это срабатывает.

Анна Наринская:

Во первых, я хочу выразить восхищение тем, как себя ведет и вообще всем, что делает Линор Горалик
Во вторых, я хочу сказать, что жалею о некоторых своих комментариях, относящихся к украинской поэтке Анне Грувер, посещавшей семинар Липки в 2017 году и, может быть, до этого.
Я совершенно не имею права осуждать человека, с такой историей, как у Анны (девушка из Донецка, конечно, смотревшая в начале в культурном смысле в сторону России).
Да и вообще как можно так судить двадцатиоднолетнего человека (поверьте, отмечаю возраст не из соображений эйджизма, а исходя из того, каков тут жизненный опыт), когда мои куда более зрелые и «встроенные» знакомые туда ездили.
В связи с некой моей личной историей кириенковские Липки с семинарами Прилепина и Ольшанского для меня особый триггер, но это ничего не извиняет.
И, разумеется, если порыться в моей биографии много всего можно найти, за что мне сегодня должно быть стыдно.
Я согласна с Дмитрием Кузминым, пост которого вы, наверное, читали -- для русскоязычной Украины, то, что сделала Россия в каком то смысле даже большее предательство и преступление. И большая травма (если может быть больше).

Катя Марголис:

У меня нет никаких вопросов и к тому, что написала об этом сама Линор. Это было сдержанно и тактично. Как только и может быть у человека, поддерживающего Украину не только словами, но и делами.
Но у меня есть не прекращающееся недоумение по поводу неуместной кампании «поддержки» от хороших.ру, по поводу постов «Линор, мы с тобой» от людей, в том числе от известных писателей. Особенно от находящихся в РФ.
Выбор, о чем писать не нейтрален— он звучит в контексте. Прежде всего в контексте идущей войны, а ещё в контексте других постов, текстов, заявлений автора.[...]

Повторю, только жертвы наделены опцией прощения. И имеют полно право ею никогда не воспользоваться. Слишком велики и чудовищны преступления.
Я понимаю, что те; кто в РФ не может писать «Украина, мы с тобой!”, что никто не обязан отправляться за решётку в фашистской стране: но неужели в этом случае нельзя просто промолчать? Неужели не понятно, что «Русские писатели, мы с вами» автоматически подразумевает и «против этих украинок»- а это опять-таки полностью сливается с официальной риторикой войны.
Зачем Линор такая поддержка? С такими друзьями врагов не нужно. С такими хорошими не нужно плохих.
О чем тут говорить? Зачем говорить Б, если по каким-то причинам не можешь сказать А?
Привилегии, фестивали, премии— да какая разница?
Быть или иметь? Перед лицом катастрофы, перед лицом последних вещей— только быть.
Милосердие или справедливость? Перед лицом безнаказанного зла только справедливость.
Милосердие в этой войне нам больше не принадлежит. Мы сами отчаянно в нем нуждаемся.
На милосердие к себе мы не можем ни претендовать, ни рассчитывать. На него можно только надеяться. Молча. Или молиться, кто умеет.

Установите Мобильное приложение Радио Свобода

Установить

Читайте Свободу в Телеграме

Войти

Подпишитесь на Свободу в Google новостях

Подписаться