Текстильное производство появилось в Ярославле в 19-м веке, при фабрике был построен городок для рабочих – общежития, куда селили по несколько семей в комнаты, с общими туалетами и кухнями.

Так продолжалось и после революции 1917 года. Фабрику, производившую пряжу, переименовали в "Красный перевал", работать на ней нанимались вчерашние крестьяне из окрестных деревень, порой из раскулаченных, селились в общежитиях, где иногда обитали несколько поколений рабочих династий. Позже комнаты переоборудовали в отдельные квартиры с кухнями. После распада СССР фабрика продолжала работать еще двадцать лет, но в 2011 году закрылась. Без нее бывшие общежития лишились ухода, начали быстро приходить в негодность, хотя в 2019 году здания фабричного комплекса были признаны объектом культурного наследия: текут крыши и трубы, плесень идет по стенам. Колоритные дома, в которых было снято много фильмов и сериалов, постепенно расселяют, и оставшиеся несколько семей готовятся к отъезду, с грустью вспоминая счастливые времена общежития.

Обитатели "Казармы", одного из бывших общежитий "Красного перевала", – в фильме документального проекта "Признаки жизни".

Монологи жителей "Казармы"

– Здесь родился, вырос, выучился, на фабрику работать устроился. Жена сколько лет тоже проработала на фабрике. Мотальщица называлась у нее профессия. Побегаешь всю смену вокруг прядильной машины, попривязываешь нитки. Целый день на ногах, не посидишь. Этот дом называется "Казарма", здесь давали комнаты семьям, которые на фабрике работали. Детей мыли у печек, корыто ставили на стол. Четыре семьи жили в одной комнате, а сейчас мы втроем живем в квартире, 51 квадратный метр. Хорошо, мы на втором этаже жили, а с третьего – побегаешь вниз к печи готовить, с мисками, с котлами, котелки в печку, ухватами вытаскивали. По 5–6 детей в семьях было, играли везде, в коридоре, у печей бегали, на улице. Это сейчас все закрылись в квартирах, не знают, кто за стенкой живет.

Раньше как одна семья жили, все друг другу помогали. Каждого второго знал, а сейчас идешь в магазин, никого знакомых нет. Фабричных совсем мало. Раньше утром выйдешь, смотришь – на фабрику на работу толпами идут люди, а сейчас ни одного человека, только на машинах ездят. Сейчас даже не знаю, какое производство. Когда фабрика работала, были хозяева, порядок наводили, убирали, субботники, чистота была, а как фабрика развалилась, хозяина нет, дом забросили, никому он не нужен стал.

– Я в шестом поколении здесь живу. Мы с сыном, когда он в школе учился, делали генеалогическое дерево, по городу шестое место заняли. У меня прадедушка родился в этом доме, умер в 1974 году, я его хорошо помню. У него было четверо сыновей. Мой дед Константин был старший, с 1910 года, а бабушка из Пошехонья, не отсюда. Бабушка была из раскулаченных. Их было шесть детей в семье, в 30-х годах семью раскулачили, она сюда в 1933 году приехала, устроилась на фабрику работать, познакомилась с моим дедом, родила двоих детей. Все работали на фабрике, другой работы в городе было мало. Из деревень рабочих возили, маленький автобусик, в три смены. Пряжу выпускали, она востребована была.

Этот дом такой дружный был. Я помню, когда маленькая была, в коридоре столы ставили, все отмечали праздники, во дворе летом все время играли в домино мужички. Везде скамеечки, сараи были. Дети в прятки играли, на Волге целое лето были – уйдем с утра, погода хорошая, придешь домой, покушаешь – и опять на Волгу до вечера. Я не помню, чтобы в доме ругались, кричали, как-то все друг к другу с уважением, понимали: куда деваться, жить же надо. На лестнице чистота, порядок был, все мели, мыли, договаривались. Дом жалко, когда все запустили. Стало очень плохо, когда провели горячую воду. Трубы поставили плохие и началось: подвал постоянно затапливало, а подвал затоплен – цокольный этаж рушится. Как раз 1985–86 годы, перестройка началась, начались связи рушиться. До этого все сухо было, и в подвале, и все.

– Тут все течет. Здесь написано "Не включать свет", потому что коротнет. Мы куда только ни обращались, всем наплевать. Моей жены сын ездил в Москву. Власти ничего не хотят делать, дают бэушное жилье, дают комнаты. Зачем? У нас тут двухкомнатная квартира. Я тут еще бы жил сто лет. Дом грабят постоянно, железо обрывают. Они уже пытаются весь дом развалить.

– Фабрика обслуживала весь поселок, снег чистили. Я с 30 лет на тракторе сижу, на экскаваторах, каналы, трубы, поселок весь чистили. Смены начинались в 6:20 у женщин-прядильщиц, к 6:20 тропинки должны были быть чищены зимой. Мы выходили, когда снег был, в 5 утра и ехали. Этот дом называется в поселке "Казарма". Следующий называют "Аэроплан", дальше дом, почему-то назван "Мыльный". В интернете мы смотрели, жена набрала историю фабрики, я забыл, какой год, но лет 160 ей, насколько я помню. Нам здесь нравится – я в центр, в город не поеду, даже если дадут там квартиру, все равно поменяюсь сюда, тут пять минут – и мы на Волге, тут у нас парк.

– Я прожила здесь всю жизнь, с 6 лет. Мне переезжать в квартиру вроде бы и тяжело. Раньше у нас были просто каморки. Потом переделали все, заселили обратно нас. Люди были веселые, не то что сейчас живем. Вот праздник прошел, и не почувствовали его. А раньше гуляли хорошо. Женщины веселые были. Много умерло уже. Мне 81-й год, у меня было подруг по фабрике [было много], фабрика была большая, народу много, так и то никого не осталось, все примерли. Мы раньше гуляли, веселились, а теперь глухо. Куда сейчас молодежь ходит? Никуда. А мы раньше как жили: сегодня танцы, ждем! Интересно было.

– Фильмов много здесь сняли, за счет этого прославился у нас дом. "Вор" снимали. Здесь cтены красили, когда снимали фильм про Раневскую. Потом "А жизнь только начинается", "Ростов", еще какой-то один фильм про бандитизм был. С одной стороны, приятно, что фильмы снимаются, а с другой стороны, неудобства большие, к дому не подойдешь, из дома не выйдешь, машина на машине, вокруг одни автобусы, их полевая кухня, нас не пропускают. У меня была собака, когда "Раневскую" снимали, русская гончая была. Он Домогарова всего облизал, так полюбил его. И актрису Маргариту Полищук, которая играла Раневскую, – и он ей очень понравился.

У меня бабушка жила с дедом здесь, все родственники по папиной линии. Дом классный, все знают друг друга. Хочешь кушать, у тебя ничего не готово, к любому зайди – накормят. Народ простой и общительный всегда жил. Раньше мы деткам проводили утренники каждый Новый год, у нас Баба Яга была, Дед Мороз. Столы накрывали, скидывались. Детей было много. Мы им конкурсы, танцы, песни – все, как положено. На первом этаже у нас была дискотека в большом коридоре, к нам из соседних домов приходили. Мужчина у нас жил, типа диджея, свадьбы вел, дискотеки, светомузыка, синтезатор, музыка, баян, гитары. Это было в 90-е годы.

В 2015–16 году начали расселение. От нас отказалась компания управляющая, она нас разрушила: ни ремонтов, ничего, а деньги брали хорошие с нас. Я понимаю, целый подъезд бы был, но осталось две квартиры, по сути дела, так расселите, найдите чего-нибудь. У меня двухкомнатная, 7700 за месяц – это только отопление и горячая вода, около трех тысяч – холодная вода, плюс 600 или 700 рублей газ, 700 с чем-то за свет. В одной комнате я ничего не делаю, боюсь, я сейчас трону, и штукатурка повалится. С этой сыростью я себе бронхит, почти астму заработала. Одни таблетки стоят две с лишним тысячи. Я сейчас на лечении, лечусь платно, уже выкинула более 20 тысяч, три приема только – анализы, три раза съездила в клинику, завтра еще поеду. В аптеках выкладываем по 3–4 тысячи за визит.

Я портной по профессии, а так – перетяжка мебели, автосалонов, заказ взяла на речные трамвайчики – чехлы для сидения. Бабушка шила, мама, тетя, все шили. А что, я буду отставать, что ли? Было ателье у меня. Закрыла. Аренду подняли очень высокую, с 5 на 13 тысяч, плюс еще свет 5 тысяч, а там подвал, холодно, постоянно с обогревателем, даже летом – это очень дорого выходило.

Многие, кто отсюда съехал, очень жалели. Жизнь здесь была намного проще и лучше, соседи как большая семья. Жалко, конечно, что весь дом у нас разрушили, в нем бы еще жить и жить, если бы все вовремя было сделано.

– Я собственник помещения кафе, мне дали два свидетельства, одно на права собственности, второй "Памятник архитектуры", там написано, что дом построили в 1896 году. Уже 12-й год я здесь. Здесь вообще такие большие трубы [отопления], зимой здесь как в Ташкенте. В последнее время, особенно когда война началась, очень мало стало клиентов. Многих беспокоит: завтра, послезавтра, что будет? Они, я думаю, экономят деньги. Никто не знает, завтра что будет. Уже полтора года, а может продлиться еще столько же, никак не можешь угадать. У многих настроение не то, у меня тоже настроение не то, ничего не хочу. Не так, как раньше. Я не молодой, но все равно не так настроение, как два, три года назад. Я не русский, но давно здесь живу, уже 25 лет, я считаю, это моя вторая родина, у меня дети здесь, внуки здесь, так что я тоже беспокоюсь, что будет в России. Весь мир напал на нас, нам что делать? Никто не помогает нам, никакая страна. Да, в последнее время с Китаем дружеские отношения были. Посмотрим. Но все равно надеюсь, что все будет хорошо.