Бывший мэр Екатеринбурга, предприниматель Евгений Ройзман раз в неделю устраивает приемы для граждан, нуждающихся в помощи его благотворительного фонда. Ройзман не очень верит в способность государства позаботиться о людях, "деньги требуются на другое, сейчас будут сокращать все социальные программы". Когда надо тушить пожар, говорит он, можно ждать пожарных, а можно тушить самим. Подобным самотушением он занимается давно, еще с 90-х, когда государство в России не справлялось со многими своими функциями.

В 90-х Екатеринбург – на фоне падения уровня жизни и безработицы – захлестнула волна наркомании. Ройзман вместе с еще несколькими людьми создал фонд "Город без наркотиков" и говорит, что им тогда помогали все: горожане, правоохранительные органы и мафиозные группировки, воевавшие за Екатеринбург, "уралмашевские", "центровые" и "синие". Волна наркомании пошла на спад. Фонд "Город без наркотиков" при этом критиковали за жесткие методы "лечения" зависимых людей, которые в изоляции переживали ломку, – против фонда выдвигались обвинения в насильственном удержании пациентов.

Жизненный опыт у Ройзмана очень разнообразный: совсем молодым человеком, подростком еще, он оказался в тюрьме, после работал на "Уралмаше" (и с тех пор, видимо, был знаком с людьми из "уралмашевской" группировки), занимался бизнесом, учился истории, интересовался искусством, открыл музей икон, написал несколько книг. Был депутатом Госдумы и мэром Екатеринбурга, известен оппозиционной деятельностью и резкими высказываниями в адрес властей. После нападения России на Украину был оштрафован несколько раз по статье о "дискредитации российской армии".

Как-то, выступая перед школьниками, Ройзман сказал: "Страна такая, сам не сделаешь – никто не сделает". И он считает, что это дело горожан – сделать свой город сильным, если только им дадут возможность самим управлять своей жизнью.

Ройзман и другие жители Екатеринбурга – в фильме Константина Саломатина.

Монолог Ройзмана

Моя жизнь всегда много из чего состоит. Музей невьянской иконы, по сути, серьезный научно-исследовательский институт по изучению жизни, культуры, быта горнозаводского Урала и, в частности, горнозаводской старообрядческой иконописи. Я заканчиваю книгу, и следующие книги уже задуманы. Я тренируюсь, я веду работу, у меня просто вал обращений, я не справляюсь порой. Я пытаюсь этой системе хоть как-то противостоять.

Приемы

Я веду приемы более 20 лет, и для меня это возможность очень точно понимать, что на самом деле происходит в моем городе, в моей стране…

Люди идут со всем, все, что тебе в голову придет. Большей частью – по медицине, потому что медицина перестает быть пациентоориентированной. Людей, которых не могут вылечить, – ими не хотят заниматься, говорят "давайте, до свидания". Бросают тяжело больных детей, откровенно бросают. Это стало заметным в последние годы, после реформы 2010-х годов, после оптимизации. И уходят старые врачи, которые на других принципах воспитывались. Очень много ситуаций по жилью, по закредитованности. У людей долги, долги, долги. У кого-то за долги отнимают квартиры, у кого-то из-за долгов суды. Тяжелые ситуации. Ну и просто самая разная несправедливость…

Не пытайся спасать мир, помогай тем, кому можешь. Как только ты начинаешь спасать мир, то для тебя все эти люди, которые приходят к тебе с просьбами, становятся мелкими, незначительными, незаметными, а ты начинаешь заниматься спасением мира. Я помогаю конкретным людям в конкретных ситуациях.

Что сделать, чтобы не требовалось подменять собой государство

Надо [отстать] от местного самоуправления, дать возможность городам богатеть и набирать силу. Но сегодняшняя федеральная власть боится сильных городов, они не дают городам быть сильными. Другое дело, не может быть сильной страны, когда города слабые. У них основной прием политического менеджмента – финансовое удавливание. Краник закрутили, денег не дают, пока города не начнут правильно голосовать. Система порочна изначально, у власти в России находятся люди, задача которых всегда оставаться у власти. И они делают только то, что дает им возможность и дальше оставаться у власти. И многие даже не понимают, что государственная власть и местное самоуправление – это совершенно разные ветви власти. Конечно, городам надо давать возможность иметь свои полномочия, выполнять их, менее зависеть от федерального центра. И основа основ – прямые и честные выборы мэров.

Москвацентричность не дает развиваться стране. Потому что, когда в Москве говорят "восемь", во Владивостоке слышат "Вася". Столицу надо переносить ближе к центру страны, Екатеринбург больше соответствует. Будущее страны – как я понимаю, как историк – это федерализация. Не должно быть вертикали, должны быть горизонтальные внятные связи, которые бы обеспечивались нормальным законодательством и соседскими добрыми отношениями.

Екатеринбург

Город с очень большим потенциалом, научным, техническим, управленческим и финансовым. Думаю, потенциал выше, чем у Питера, второй после Москвы в России. У Екатеринбурга очень большие перспективы при изменении системы в пользу местного самоуправления и при возвращении прямых выборов мэра.

Екатеринбург – город, в который вкладывались люди самых разных национальностей, здесь весь 18-й век вторым языком общения был немецкий. Екатеринбург изначально задумывался образцовым городом-заводом. Санкт-Петербург строила вся страна, он откровенно построен на костях, по всей стране было запрещено каменное строительство во время строительства Петербурга, это была гигантская финансовая воронка для всей страны. А Екатеринбург через несколько лет после своей постройки начал генерировать прибыль. Огромная разница. Руководство горнозаводским Уралом находилось в Екатеринбурге. Это был один из самых успешных проектов Петра Первого. Здесь было меньше надзора, здесь очень сильны были частные промышленные капиталы, частная инициатива. Здесь и государственное присутствовало, и частное. Феномен горнозаводского Урала заключается именно в том, что эта инициатива была отдана параллельно еще и в частные руки. Все время приходилось находить компромиссы. Было понимание, что имперские интересы выше частных собственнических, в то же время существовала огромная прослойка старообрядцев, которые интересы общины ставили значительно выше. И в этом сосуществовании и заключается феномен горнозаводского Урала.

Борьба против наркоторговли с помощью мафии

Немного не так, мы не прибегли к помощи мафии. Мы все жили в одном городе. И надо помнить, что здесь было. Здесь была наркокатастрофа. В гаражах оттаявших каждую весну по 8–10 трупов находили, и никто на это внимания не обращал. Мужики своих женщин на улицу не отпускали, потому что могли серьги вместе с ушами оторвать. Здесь торговали наркотиками вообще везде. И мы все жили в этом городе, мы все с этим столкнулись, поэтому мы и поднялись все. Это было восстание граждан против наркоторговцев. И "уралмашевцы" были одними из тех, кто нас поддержали, очень жесткая установка прозвучала – что никто наркотиками не торгует. Мало того, собрались воры и сказали, что барыги – гады, все, в наших кругах наркоторговцев не будет. И оказалось, что нет никакой наркомафии, есть отдельные большие людоеды, мелкие людоеды, но когда им все правильно объясняют, они все правильно понимают. Мы сумели все правильно объяснить, мы в своем городе справились.

Это наш город, мы здесь родились и выросли, и наша задача была свой город отстоять и спасти, и мы это сделали. Потом мы это завели в гораздо более цивилизованное русло, серьезнее и глубже.

Местные бандиты, если их называть бандитами, точно так же жители этого города, их дети – жители этого города, их пожилые родители – жители этого города. И менты помогали, и бандиты помогали, и бизнесмены помогали. Все помогали.

Это наш город, мы его отстаивали все. Когда враг наступает на городские стены, в оборону выходят все, и никто друг другу не предъявляет претензий. Это было восстание граждан против наркоторговцев. В Москве бы такого никогда не было, в Москве никогда не было такого местного патриотизма. Нам это вбивали в головы с детства, и я думаю, что это даже не советский феномен, это началось значительно раньше. С детства мы знали, что у нас самый большой завод, самый замечательный город, и в принципе, я с этим согласен.

Я люблю свою родину, именно по этой причине я не патриот. Любовь к родине – это то, чему тебя родители научили, то, что ты ощущаешь. А патриотизм – это демонстрация любви к родине, бушлат нараспашку. Я не патриот, я не претендую, я просто люблю свою страну, свою родину.

Тюрьма

Мне это дало невероятное расширение кругозора. Я очень много прочитал, просто потому что было очень много свободного времени. Много общался с людьми, я хорошо понимаю этот язык, этот фольклор. Для меня это было расширением кругозора. Вон Достоевский "Записки из мертвого дома" написал. У каждого свое. Шаламов считает, что этот опыт может быть только негативным. Но он сидел в те времена, что, пожалуй, да…

Вообще система, конечно, бесчеловечна, чудовищна, это одна из многих составляющих государственной системы и государственной идеологии… Понятно, что всю эту систему надо менять, брать за образцы систему, которая выстроена в Северной Европе, в Скандинавии. Здесь тюрьма не исправляет, здесь тюрьма преступность множит.

Эта совершенно другое, параллельное мироустройство, которое имеет смысл знать. Знать, что существует и такая Россия, существует и такая изнанка жизни. Для человека, который пытается разобраться в том, что происходит в России, я считаю, такие знания были бы полезны. Не просто же так существует так много уголовных понятий, уголовных правил, уголовного фольклора, уголовной лексики. Половину страны пропустили через лагеря. Полстраны сидело, полстраны охраняло, и, конечно, это невероятно развращающе для страны.

Здесь маховик репрессий был так раскручен. Для понимания: из тех, кто ушел на фронт отсюда [из Екатеринбурга], непосредственно на поле боя погибли 21 397 человек, с 41-го по 45-й год. А за 37–38-й год было расстреляно 20 886 человек, фактически за один год. Вот сопоставь. Это все подорвало силы, нанесло невосполнимые человеческие потери после коллективизации, после террора, после Второй мировой войны, конечно, это все сказалось, как и везде.

90-е

Для меня это глоток свободы, менялась страна на глазах. Столько можно было читать, столько появилось документов. Для меня это яркий пример: Советский союз был не в пример мощнее сегодняшней России, вся страна была пронизана идеологией, но когда дошло до дела, все это исчезло в течении трех дней. Больше 20 млн коммунистов, и что-то ни один не заступился за Советский Союз. Он просто распался, и дышать стало легче.

Горбачев изменил мир не в силу своего геройства, а в силу своей природной доброты, мягкотелости, нерешительности. Ну и пусть так, я ему благодарен. А что касается Ельцина – он крупный русский мужик. Ему можно все что угодно предъявлять, но Ельцин в течение пары лет решил две проблемы советской власти, которые она не могла решить на протяжении 70 лет. Она пролила кучу крови, уничтожила кучу людей, посадила, просто геноцидом занималась. Но у советской власти так не получилось решить продовольственную проблему и проблему дефицита. А Ельцин решил, просто открыв страну и начав рыночные реформы. И при Ельцине никого не хватали и не уводили по ночам, несогласных не сажали, не преследовали журналистов, не травили политических оппонентов. И если быть честным – сейчас все видят, насколько гигантская разница. Ельцин был крупным человеком.

Государство для человека

Советский Союз ведь не просто так развалился, и его же не Ельцин развалил. Античеловеческая идеология, неумение ничего создать своего, и самое серьезное звено в цепи событий, которые привели к развалу Советского Союза, – вторжение в Афганистан. Вслед за Афганистаном начались санкции, потом падение цен на нефть, отмена одной Олимпиады, нарушение отношений с соседними странами. Все это в комплексе привело к разрушению Советского Союза. И погибли 10 тысяч парней, про которых их матерям никто никогда не смог объяснить, за что они погибли.

Я рано начал понимать, что коммунизм – просто античеловеческая идеология. Разница очень простая между либеральными ценностями и патриотическими, государственными. Нормальный человеческий подход – государство для человека, а коммунистический, имперский, чекистский подход – человек для государства. А я считаю, что человек – это мерило всех вещей, человек произошел от Бога. И государство – структура, которую создают люди, чтобы им было нормально и хорошо жить. И они обязаны государство контролировать. А бесчеловечные идеологии считают, что государство превыше всего, а люди должны находиться на службе у государства, люди – это расходный материал для государства. Разница небольшая, но изначальная. Я считаю – "государство для человека", а они считают – "человек для государства", вот вся разница.