Елена Лузина была благополучной предпринимательницей в Екатеринбурге – выпускница французского отделения иняза, владелица туристического агентства, возившего на Урал иностранцев – европейцев, чаще всего французов. Все кончилось в 2020-м. Пандемия коронавируса уничтожила туристический бизнес, а вторжение России в Украину лишило надежды на возвращение европейских туристов, изолировав страну от Запада.

Лузина выжила, хотя ей пришлось продать дом и машину ("ты остался ни с чем, а государство тебе сказало "до свидания”). Она организовала бригаду электромонтеров, погрузившись в прежде неизвестный ей, лингвисту, мир кабелей и электроавтоматов, дает уроки французского и собирается развивать внутрироссийский туризм, хотя и надеется, что когда-нибудь Россия снова откроется.

Елена Лузина и ее монтеры – в фильме Константина Саломатина "Королева электробригады".

Монолог Елены Лузиной

Мой первый диплом – это иняз, факультет иностранных языков. Я свободно говорю по-французски, без акцента. Второй диплом у меня президентская программа, Уральский федеральный университет, и третий диплом – МБА (бизнес-образование. – Прим.), три года я проучилась. Занимаюсь я с 1998 года въездным туризмом. 25 лет жизни, даже больше, было отдано тому, чтобы продвигать Россию на мировом рынке, демонстрировать, что русские – прекрасные люди, что у нас прекрасная история, культура, есть что посмотреть, что к нам не страшно ездить. Четыре раза в неделю рейсы. Я вложила туда все деньги. А потом началась эпидемия, жизнь закончилась, я осталась с обязательствами, с кредитами и абсолютно без денег. Ты отдал делу почти всю свою жизнь, мне будет 48, – и ты понимаешь, что сейчас, когда началась война, ты остался ни с чем, а государство тебе сказало "до свидания, дорогая". Все мои дипломы "Лучший экспортер Уральского федерального округа", "Лидер уральского туризма" никому не нужны. Абсолютное равнодушие. Я всегда думала, что я такой замечательный предприниматель, с наградами, у меня сотрудники в штате, я оплачиваю налоги, меня награждает Антон Слепнев, директор Российского экспортного центра. А когда случился ковид, я объехала все банки: прокредитуйте меня. Меня тихонечко заводили в комнату управляющие и говорили: "Лена, понимаете, у нас сверху указание никого не кредитовать, особенно пострадавшую отрасль, то есть туризм".

И я стала думать, что делать, какая деятельность не зависит от этих колебаний, изменений внешней среды. [У меня] шла стройка, и просто на подсознании [появилась] электрика, хотя я в электрике абсолютно ничего не понимала. Потихоньку стала в это все вникать, переориентировалась, наняла сперва одного сотрудника, мы с ним вместе – он специалист, я больше менеджер – стали брать небольшие заказы: где-то повесить люстру, где-то сделать розетку. Клиентов становилось больше, больше. Чтобы ответила девушка по электрике, такого в городе в принципе нет, поэтому это тоже плюс. Заказчики, [когда им] на вопросы отвечала девушка, сразу: "Как это, вы разбираетесь? О, вы можете нам сделать смету?" Я стала понимать, где прокладывать какой кабель, какой мощности надо ставить автомат, что такое ЩР, ВРУ и прочее. Эти два года ковида электрика меня, собственно говоря, кормила.

Все, что ты строил 25 лет, оказалось никому не нужным, как будто жизнь прожита зря. Тебе было 25, когда ты начинал, сейчас почти 50, в итоге какой результат? Надо было как-то принять это и начать жизнь заново. Поэтому получилось, что бригада электриков, уроки французского, частные экскурсии, риелтерство и сейчас проект "Мариинские избы" – все, что можно. Кризис научил, что яйца надо складывать в разные корзины. Не надо было сидеть на одном въездном туризме, но [понимание] пришло очень поздно, потому что казалось, что это все незыблемо.

Мы сырьевой придаток, мы ничего не производим. Если раньше худо-бедно мы были встроены в экономическую товаропроводящую цепочку со своими ресурсами, то сейчас просто выкинуты из всего.

В 1991 году, мне было 16, я впервые поехала во Францию. Сперва к нам приехали французы, потом мы поехали во Францию. Это была какая-то свобода, я увидела мир и решила потом идти в иняз, изучать французский язык.

Мы же вошли в историю как бандитский Екатеринбург. 1986–2005 годы (в 2004 году было подписано мирное соглашение между двумя группировками) – считалось периодом войны между "Центром" и "Уралмашем". Осталось два кладбища, Северное на Уралмаше и Широкореченское в центральной части Екатеринбурга. Делили сферы влияния. Я-то училась на инязе, учила французский язык, но мои подружки тогда хотели быть путанами, а друзья-ребята хотели быть рэкетирами. Некоторые подружки каждый вечер красились, стояли на остановках, ловили тачки. Я наслушалась много их историй.

90-е для меня – это свобода. Я почему-то ничего не боялась, хотя понимаю, что, может, была слишком маленькой, я помню, отец решал какие-то проблемы, провожал нас до квартиры, какие-то у него были долги, кто-то приставал к нему. Но была какая-то надежда. Я поступила на иняз, вышла замуж, потом начала работать, и все время была надежда. Я всегда видела результат: у тебя не было ничего, а потом туристы, которые приезжают в Екатеринбург – это все твои туристы. Конечно, остается надежда, что, возможно, все вернется, что теперь российские туристы будут, что я смогу применить свои знания, умения в другом проекте.

Есть уже дети, которые выросли при Путине. Хочется перемен, хочется жить будущим, а не старым прошлым. Закрытие бизнеса в очередной раз, рухнувшие надежды, закрытие границ, страна-изгой, мы выброшены из экономической товаропроводящей цепочки. Но я пережила столько перипетий – у меня сгорел музей, в пожаре погиб муж, я потеряла бизнес, я потеряла дом, мне пришлось продать свой автомобиль, который я очень любила. Я думаю, я и Путина переживу.

Монолог монтера Олега

Я из Москвы, уже два года полноценно живу в Екатеринбурге. Я по образованию совершенно не электрик, я станочник широкого профиля, фрезеровщиком работал на заводе, координатно-расточные работы производил на станке. Познакомился с девушкой из Екатеринбурга. Было странно перебираться сюда, но, тем не менее, не прогадал. Сейчас занимаюсь электромонтажом.

Москва – для более богатого человека. Москвичам, кто не в центре, у кого особо денег нет, им все равно тяжко там жить. Там подороже продукты, подороже жилплощадь, проезд подороже. Хоть там и чуть больше зарплата, но на самом деле здесь тоже можно хорошие деньги зарабатывать. Главное, знать как, уметь. Тут тоже есть заводы по металлообработке, я слышал, люди тоже хорошо зарабатывают, не копейки, не 20 тысяч, явно гораздо больше. Понятно, в Москве там гораздо больше работы, но здесь тоже можно зарабатывать. Я езжу по ближайшим к Екатеринбургу городам, поселкам, здесь тоже люди работают. Понятное дело, есть те, кто пьет, но они и в Москве будут пить, если не хочется работать. Если есть руки, можно найти работу, руки, голова.

Возвращаться в Москву – вообще нет, если только в гости. Уже как гость там себя чувствуешь, не как дома. Вернуться обратно на завод, – это был бы шаг назад. Мне так нравится гораздо больше, чем стоять за станком, где бери больше, кидай дальше. Там как проходил мой рабочий день: есть станок, есть чертеж, есть заготовка металлическая, из которой ты должен сделать какую-то деталь, и все, больше ты ни с кем не контактируешь. А здесь ты постоянно с кем-то контактируешь, с заказчиками, с поставщиками. Ты уже более мобильным становишься, открытым.

Установите Мобильное приложение Радио Свобода

Установить

Читайте Свободу в Телеграме

Войти

Подпишитесь на Свободу в Google новостях

Подписаться