Правозащитники пытаются предотвратить окончательное принятие в России так называемого закона “о полном запрете смены пола”, а также имени и гендерного маркера. Юридическая инициатива уничтожить возможность медицинского и социального гендерного перехода повергла в ужас трансгендерных людей.

“Мы видим волну суицидальных сообщений и резкое ухудшение психического состояния трансперсон. Те, у кого есть возможность, обращаются за медикаментозной поддержкой. Трансгендерным людям сложно на фоне возрастающей государственной ненависти по отношению к ним справляться с тревогой и усиливающимся депрессивном состоянием”, – говорит Ян Дворкин, руководитель инициативой группы, работа которой направлена на повышение уровня качества жизни трансгендерных людей в России “Центр Т”.

“Представьте, если бы в Госдуме рассматривался запрет на антидепрессанты. Или на очки для зрения. Или на препараты против пониженного давления. Запрет на трансгендерный переход так же абсурден: для него нет ни единой здравой причины”, – объясняют сотрудники "Центра Т" в посте, где обсуждается, как можно отменить окончательное принятие закона. В ином случае от действий невежественных чиновников пострадают в том числе трансгендерные подростки. Их родители рассказали Радио Свобода, как изменил их жизнь трансфобный законопроект.

Героини текста живут в России, поэтому используют псевдонимы для собственной безопасности. Их настоящие имена известны Радио Свобода.

Любовь Лисс, семейный и детский психолог, многодетная мать, мать трансгендерной девушки:

– К моменту принятия в первом чтении закона о запрете трансгендерного перехода тема гендерной идентичности и трансгендерности стала важной частью моей жизни. В этом году мой 17-летний ребенок сообщил нам, что ощущает себя не мальчиком, а девочкой. Она сказала, что без сомнений готова идти в переход и ждёт в этом моей поддержки. У меня были коллеги и клиенты из ЛГБТК+ сообщества, и, как профессиональный психолог, я знала о случаях несовпадения гендерной идентичности человека с полом, присвоенным ему при рождении. И я разделяла и сейчас разделяю уверенность, что трансгендерные люди должны иметь те же права, что и все остальные. Благодаря ребенку я полностью погрузилась в эту тему и прошла курсы подготовки психологов для работы с трансгендерным людьми. Трансгендерность – это очень сложная в социальном, психологическом и медицинском аспектах история. Трансгендерным людям приходится всегда оценивать общение с другими людьми на предмет своей безопасности. Постоянно пытаться понять, насколько в этом пространстве можно открыто о себе говорить, насколько велик риск столкнуться с дискриминацией и агрессией. С темой трансгендерности также связано огромное количество бытовых вопросов: в какую раздевалку пойти в спортивном зале, в какой одежде выйти на пляж. Цисгендерному человеку в большинстве случаев о таких вещах не приходится даже задумываться. Важно понимать, что трансгендерность – это не мода, не результат "неправильного воспитания" и не симптом психического расстройства. Невозможно принудительно осознать себя человеком другого гендера, внушить себе самоощущение, которого в действительности нет. Невозможно "запропагандировать" на трансгендерность.

Осознать это несовпадение и свою истинную идентичность человек может в любом возрасте. Чаще всего это осознание происходит именно в подростковом возрасте. Но осознание это только начало пути, а сам путь долгий и сложный. Мне пришлось тщательно изучить медицинский аспект трансгендерного перехода, потому что прием гормональных препаратов – это чаще всего пожизненная история для человека, который решился на этот серьёзный и важный шаг. Моя дочь понимала, что ей было бы проще жить как раньше, без всех этих сложностей, но такой выбор означал бы для неё жизнь не в своем теле и не своей жизнью. Поэтому она была готова платить такую цену за полноценную счастливую жизнь, созвучную ощущению собственного я.

Я считаю, что человек изначально был задуман природой для жизни в гармонии с собой и с окружающим миром. Трансгендерным людям приходится эту гармонию выстраивать заново большими волевыми усилиями, вкладывая в этот процесс огромное количество времени, моральные силы и другие ресурсы.

Моя дочь несколько месяцев наблюдалась у профессионального психотерапевта. Он подтвердил, что это не фантазии, что моя дочь действительно не чувствует себя комфортно в том гендере, который был ей приписан от рождения. Психиатр поставил дочери диагноз F.64 “Транссексуализм” по международной классификации болезней (МКБ 10), действующей сейчас в нашей стране.

И он подтвердил, что единственная возможность для дочери чувствовать себя хорошо – это совершить трансгендерный переход. По действующим законам, россияне не имеют права совершить трансгендерный переход до 18 лет.

Вдвойне абсурдно звучат слова политиков, мол, “нашим” детям злые силы хотят поменять пол. Законотворцы упирают на то, что они защищают детей от некой угрозы "принудительной смены пола". Это не соответствует истине, потому как даже по ныне действующим законам не только принудительно, но и добровольно этого сделать нельзя до 18 лет.

Осенью моей дочери исполняется 18 лет. Это тот возраст, начиная с которого возможно под руководством врачей начать принимать гормональные препараты, если медицинская комиссия подтверждает диагноз. Она очень ждала этого момента и надеялась на то, что это наконец свершится. Но идея запретить трансгендерный переход поставила крест на этих планах. Для нас это стало крушением всей жизни: если у дочери не будет возможности безопасно проявлять свою идентичность, то это просто равносильно запрету на её жизнь. Запрет трансгендерного перехода обрекает на физические и психологические страдания в приписанном при рождении гендере.

Гендерная дисфория – это жесточайшие психологические страдания, а часто и настоящая физическая боль, которая не купируется медикаментами. Симптоматику гендерной дисфории снимает только переход – эта помощь прописана в МКБ 10.

В мировой практике эта проблема давно признана, исследована и получила законодательную юридическую поддержку. Но важно, что и у нас в России много высококлассных специалистов мирового уровня, которые десятки лет занимаются диагностикой и гендерно-аффирмативной терапией. Они помогали и помогают сейчас людям найти свою истинную идентичность и жить счастливой жизнью. Более того, на уровне наших, российских законов это долгое время признавалось как норма. Редкая, но всё же норма, а не придурь какая-то. Это вовсе не "западный план по уничтожению наших традиционных ценностей", как это пытаются представить сейчас. Процент несовпадений гендера и биологического пола человека примерно одинаковый и у нас, и на Западе. Только там таким людям помогают, а здесь их считают изгоями и теперь вовсе хотят запретить им жить.

Как минимум обрекают их на пожизненные мучения – физические и психические, причём законодательно планируется закрепить отказ врачей в предоставлении им квалифицированной медикаментозной и врачебной помощи. Что вообще противоречит клятве Гиппократа.

Когда я поняла, что скоро тысячи трансгендерных людей могут остаться без квалифицированной помощи и права на полноценную жизнь, я, как и другие родственники трансперсон, испытала панику и отчаяние. Дочь общается в чате взаимопомощи для трансперсон со своими сверстниками. Многие из них пишут, что в результате инициативы чиновников, пытающихся запретить трансгендерный переход, у них остается только две перспективы: либо эмиграция, либо выйти в окно. Новый трансфобный закон лишает часть российского общества не только права на медицинскую помощь, но и права на безопасность. Этот закон приведет к исчезновению безопасных для трансперсон пространств, где они могут открыто говорить о себе. Обсуждения в Госдуме законопроекта о запрете гендерного перехода породили опасения создания в России института принудительного “лечения” трансгендерных людей.

Вскоре после этого в психдиспансерах и поликлиниках появились кабинеты сексолога. Эти специалисты, как сообщили в новостях, смогут использовать "принудительные меры медицинского характера" Очень возможно, что в России в ближайшем будущем на государственном уровне появится так называемая “конверсионная терапия”, которая в мировом сообществе приравнивается к пыткам. Эти инициативы в отношении ЛГБТ-людей, мягко говоря, выходят далеко за пределы человечности. Моя дочь после этих новостей решила уехать из страны. Она надеется, что мы уедем всей семьей. Мы сейчас ждем, потому что законопроект ещё не принят окончательно. Мы пишем обращения в Минздрав, родители собираются в группы поддержки. Законопроект, который противоречит самому здравому смыслу, Конституции, врачебной этике, пока не принят окончательно. Я надеюсь, что это из-за того, что он вызывает сомнения у Минздрава. До тех пор пока не наступит ясность, наша семья будет жить в России и помогать всем, кто находится в похожей ситуации и остро нуждается в помощи. Я работаю, дочь учится в колледже и помогает трансгендерам-подросткам, которым сложно найти понимание у родителей. Мы стараемся помочь таким детям сохранить устойчивость в условиях опасности и неопределенности. У нас ещё есть призрачная надежда, что вдруг здравомыслие возьмет верх и закон о запрете гендерного перехода не примут.

Татьяна Литвик, психолог, волонтер, мама трансгендерного юноши:

– Когда я услышала о законопроекте, запрещающем гендерный переход, я подумала, что его инициировали безграмотные и бессовестные люди. В пояснительной записке к законопроекту написаны абсурдные с медицинской и юридической точки зрения вещи, противоречащие не только Конституции в части прав на жизнь и здоровье, но и здравому смыслу. Ничего, кроме медицинского и социального перехода, для помощи трансгендерным людям не существует. Это подтверждают специалисты и протоколы лечения, используемые в нашей стране на сегодняшний день. У меня теплится надежда, что такой безграмотный со всех точек зрения закон не примут. Мой сын успел пройти комиссию, поменял документы и обращается за медицинской помощью в частные клиники. Так что нашей семье повезло, и вроде бы на нас этот закон сильно не отразится. Но подтекст законопроекта о запрете гендерного перехода очевиден – трансперсоны, с точки зрения российских чиновников, люди второго сорта. Закон против гендерного перехода запрещает оказание помощи трансперсонам.

Стигматизирующие и маргинализирующие трансгендерных людей слова льются со всех федеральных каналов и наполняют общество ненавистью к ЛГБТК+ персонам. Фактически чиновники, придумавшие этот закон, утверждают, что таких людей не должно существовать. Эти установки подвергают опасности жизнь трансперсон, провоцируют и разрешают проявлять в их адрес агрессию. Вероятность подвергнуться насилию этот закон увеличил в разы. Подростки, осознавшие свою трансгендерность, считают дни, когда им исполнится 18 лет и они смогут пойти на медицинскую комиссию. У трансгендерных подростков и так сложная жизнь, а новости о возможном запрете гендерного перехода повысило риски суицида среди молодых людей. Трансфобные юридические инициативы сказались на состоянии здоровья и результатах учебы школьников и студентов. Они спрашивают, стоит ли сдавать экзамены, если вся жизнь сейчас под вопросом. Многие семьи готовятся к отъезду из России. Многие родители согласны все сделать, лишь бы ребенка не потерять, чтобы он в окно не вышел. Мы не можем уехать из-за лечения сына. Наша семья уедет только, если нам будет грозить реальная опасность. Пять лет сын лечит клиническую депрессию, началось улучшение, но из-за войны и трансфобного закона его состояние ухудшилось. Мы сына принимаем и помогаем ему, даже 80-летняя бабушка его поддерживает, но из-за негативного отношения общества к трансгендерным людям, ему сложно справиться с внутренней гомофобией и трансфобией. Настолько сильно влияние на подростков трансфобного общества. В России воспитывают не толерантность, а ненависть к ЛГБТК+ и другим группам граждан. Еще учась в довольно прогрессивном лицее, сын приходил после уроков и рассказывал, как смеются в школе над ЛГБТК-людьми.

После камингаута сын перестал ходить в школу в страхе, что любимые учителя и одноклассники не примут и осудят его. Со всеми своими одноклассниками он после перехода оборвал отношения и общается только с новыми знакомыми, которых он встретил после перехода. В группе поддержки близких трансперсон мамы подростков после появления закона о запрете гендерного перехода начали страдать от нервных срывов. Некоторые мамы, чьи дети уже уехали из России, потому что не смогли жить в трансфобном обществе, очень тяжело переживают разлуку с ними. Этот фашистский принцип ограничения меньшинств в правах возмущает многих цисгендерных людей. Потому что такой подход коснется всех: он уже коснулся ЛГБТК+ сообщества, журналистов, тех, кто не так, как надо, любит родину. Этот антиконституционный бесчеловечный закон усложняет жизнь семьям, разлучает родителей и детей, то есть действует против семейных ценностей, которые российская власть на словах так превозносит.

Закон должен быть один для всех и защищать права уязвимых групп населения. На деле же люди, не совершившие никаких преступлений, обвиняются только в том, что они хотят жить полноценно и быть самими собой.

Ольга Хвостова, психолог, мама трансгендерного юноши:

– Мне было проще принять трансгендерность моего ребенка, чем многим родителям, потому что я работаю психологом. Сначала я решила, что мой ребенок находится в гендерном поиске. Но когда я поняла, что ребенок три месяца перетягивает бинтами грудь, то поняла, что он серьезен в своем намерении сделать гендерный переход. Я начала организовывать для него разного рода помощь. Моему сыну 16 лет и до начала гендерного перехода нам еще два года. За это время, возможно, как говорят, "либо ишак, либо падишах". Когда сыну исполнится 18, будем принимать решение. Конечно, мне как человеку, жившему еще в советское время, страшно прийти к тому, от чего мы вроде бы освободились. Но я пока не переживаю дикого ужаса. Ребенок тоже не отчаивается – спасибо его психотерапевту. Сын пытается поддерживать трансгендерных подростков, которые сильно переживают из-за законопроекта о полном запрете гендерного перехода. Дети и родительское сообщество сейчас сплотились и помогают друг другу. Совершеннолетние молодые люди рванулись срочно проходить медицинскую комиссию. Возможно, если бы не появился законопроект, запрещающий гендерный переход, то они приняли бы более обдуманное решение, подготовили бы к такой новости родителей. Сейчас многие из них, неожиданно узнавшие, что их ребенок сделал гендерный переход, находятся в состоянии шока. Другое последствие этого законопроекта такое: если у трансгендерного человека случится детранзишн, то обратно ему уже никак не вернутся. Закон о запрете гендерного перехода лишает этой возможности.

Для трансгендерных людей смена документов и начало гендерного перехода – это способ выдерживать хоть как-то жизнь, которая им досталась. Если законопроект, запрещающий гендерный переход, примут, то в России расцветет черный рынок медицинских услуг, необходимых трансперсонам. Оказание этих услуг будет связано с различными рисками. И сложно представить, к каким последствиям для жизни и здоровья трансперсон это приведет. Закон еще не принят, но я вижу, как трансфобные преследования уже начались. Мы защищаемся от этого в семье как можем. Сын учится онлайн, а со своими клиентами я работаю над улучшением пасса (способности восприниматься в желаемом гендере), чтобы к ним было меньше негативного внимания со стороны прохожих. Я очень надеюсь, что эта инициатива затухнет. Если законопроект все же примут, то мы будем наращивать ресурсы, чтобы дать сыну возможность уехать из России. Нерешаемых ситуаций не бывает, выход мы в любом случае найдем.