На площади Независимости и Крещатике по-прежнему стоят палатки, в которых живут люди, приехавшие со всей Украины. Они готовы с оружием в руках отстаивать независимость своей страны или сопротивляться попыткам снова установить диктатуру. С этой целью в Киеве формируется "Украинская резервная армия". Инициатива принадлежит юристу Геннадию Друзенко и его товарищам-бизнесменам.

"Подготовка в рядах УРА научит противостоять врагу, а в первую очередь заставит его сначала задуматься, стоит ли нападать", – говорит Геннадий Друзенко. Трехдневные программы "Украинской резервной армии" включают курсы стрельбы, первой помощи, тактические игры.

Геннадий Друзенко рассказал Радио Свобода о том, как создается УРА.


– Ваша армия необходима, потому что регулярная армия не действует?

– Действует, она рождается в муках. Но она далеко не эффективная, не сравнима по своей мощи с российской армией, даже с польской или эстонской. Поэтому идея у нас родилась, с одной стороны, из понимания, что государство слабо как никогда. А с другой стороны, из понимания, что главный вывод Майдана был о том, что люди могут быть намного эффективнее без традиционной вертикальной интеграции. Наверное, отчасти это украинский менталитет, который позволял сотнями лет выживать без государственности, интегрироваться не вертикально, а горизонтально.

– Запорожская Сечь…
– Сечь, потом, в составе Российской империи, хуторянство. Махно, партизанщина. УПА – немного другой проект, более централизованный, а тут, на Днепрянщине, последние бои с ЧК были в начале 1930-х годов. А с другой стороны, понимание, что современные массмедиа позволяют горизонтальным структурам быть намного эффективнее. Мы, люди, далекие от военной профессии, кинули клич. Я – юрист, один мой коллега – бизнесмен. Кстати, сделал бизнес в Москве по поставке оборудования для микробиологических лабораторий, выпускник московского университета из Донбасса Влад Кириченко. Второй партнер – из Галиции, собственник большого строительного бизнеса. Мы перенесли парадигму Майдана на новую ситуацию, на вторую серию конфликта: если мы не сделаем, то вряд ли кто-то сделает вместо нас. В этом были, конечно, огромные минусы. Потому что надо было учиться с нуля. Автомат все мы в школе разбирали, но дальше были проблемы.

– То есть вы категорически штатский человек?

– Я даже не служил. Мой друг служил в советской армии, я как раз попал на излом и не служил. Последнее, что я помню, – НВП в школе. Потом я учился, ездил по хорошим университетам в континентальной Европе, Британии и Америке, получил британское образование, занимался исследованиями, практиковал право. Вот это понимание, что государственное посредничество не работает или работает очень неэффективно, привело нас к мысли, что последняя надежда – это то, что называется militia, ополчение. То есть мы никогда не подготовим спецназовцев – это понятно, но если каждый десятый будет готов защищать Киев, то это 300-400 тысяч, любая армия завязнет в городе.

– Но эта армия против России или армия для гражданской войны?

– Это армия против любого агрессора. Сегодня это Россия – это очевидно. Но наша философия состоит в том, что самодостаточные мирные люди, умеющие быстро брать в руки оружие из своего сейфа и становиться непрофессиональной, но реальной парамилитарной силой…

– Для того, чтобы он достал оружие из сейфа, оно должно там появиться, а для того, чтобы появилось, нужно разрешение от государства. Как это решить?

– Тут коррупция играет хорошую роль. Можно, конечно, пройти все эти круги бюрократического ада, а можно просто немного доплатить и получить разрешение. Оба пути приемлемы в зависимости от того, насколько быстро надо получить. Мы открыли для себя, что у нас под нарезное охотничье оружие попадает все, что не стреляет очередями, включая снайперские винтовки британского или американского производства, были бы деньги.

– Мы знаем еще третий путь – захватить СБУ в Луганске и украсть…

– Это не наш путь. Хотя в какой-то час икс мы очень близки были к серьезному обсуждению, что делать, если завтра вдруг на Киев упадут "зеленые человечки". Если быть до конца откровенным, даже поговорили с военными, где у них арсеналы, и обсудили возможность пострелять в случае чего. Но этот блицкриг не состоялся. Даже при хороших знакомствах у нас около месяца заняло оформление документов. Теперь есть какой-то костяк с АКНами, которые стали МКСами, МКМами: все отличие, что они не стреляют очередями. Судя по всему, и не надо. Но опять-таки философия состоит не в том, чтобы стать спецотрядом, Рэмбо, а в том, чтобы само присутствие многочисленного ополчения пугало Путина и любую реинкарнацию Януковича. Я люблю повторять цитату, которую приписывают Бенджамину Франклину, у него очень оригинальное определение демократии, что демократия – это договоренность о правилах поведения между хорошо вооруженными джентльменами. Думаю, что это, как ни странно, вдруг через два столетия оказалось очень актуально для Украины. Сегодня вызов номер один – это Путин, это дестабилизация ситуации. Но мы видим по Киеву, по другим городам: там, где есть местное население, готовое патрулировать и обеспечивать безопасность своего населенного пункта, там более-менее спокойно. Потому что, какие бы ни были хорошо обученные и профессиональные офицеры ГРУ, о которых мы все время слышим, без поддержки местного населения это фактически невозможно, их бы все равно выловили. Потому что в своем районе, своем городе, своем селе ты знаешь соседей, у тебя разведка на месте, контрразведка на месте, ты понимаешь все, ты играешь, не тебя играют. Это проблема в Восточной Украине, потому что существенная часть населения в определенных местах реально поддерживает сепаратистов, террористов. Украинские силовики просто не знают, что делать в такой ситуации. Выжечь все огнем, чтобы было вроде бы эффективно, – это путь в никуда. Соответственно, три кита. Первое – это локальность, готовность действовать на своей земле, защищать порядок, безопасность, независимость. Второе – это самообеспечение. Наша инициатива – это точно не наемники. Потому что проблема любого военного, полицейского, силовика несостоявшейся демократии, как Украина, что очередной Янукович может поставить перед выбором: или на маргинез, или ты исполняешь незаконные приказы. Это очень тяжелый выбор. У всех есть семьи, понимание, как зарабатывать на хлеб. В отличие от нас, единственное, что мог делать тот же "Беркут": или out of the game, или исполняй. Был такой украинский философ Липинский, теоретик гетьманата в начале ХХ века, у него есть хороший образ воинов-хлеборобов, то есть не столько запорожцы, сколько реестровые казаки, которые и хлеб выращивают, и в случае необходимости достают сабли и мушкеты и защищают родину или решают внутренние проблемы. Соответственно, наша философия такая – это не вместо мирной жизни, не вместо моей юридической практики, не вместо бизнеса моих коллег, а это в нагрузку, как гарантия того, что не придет, если мы говорим про внутреннее, налоговик с маски-шоу, эсбэушник и не станет заниматься рэкетом. Потому что они все смелые, пока они имели дело с овцами, но как только у овец появляются волчьи зубы… Видели, как "Беркут" после первых потерь просто посыпался и начал бежать? А это были одни из элитных силовиков Януковича.

– Опасно вооружать людей. В конце концов, эти автоматы могут быть повернуты против инкассатора или против соседа, который слишком громко стучит в стену.

– Это правда. Поэтому мы выступаем против простой раздачи оружия. Было предложение не по паспортам, а по правам водителя, то есть прошел минимальную медицинскую проверку. Тут, скорее, мы берем за образец швейцарскую модель, когда ты должен пройти тренинг, показать, что ты дисциплинированный, ответственный, готов подчиняться определенным правилам. Только тогда есть смысл человеку давать оружие, которое он бы держал у себя дома. В общем-то, конечно, это опасно, никто не даст гарантию, что завтра муж не увидит жену с любовником и не расстреляет обоих. Но, с другой стороны, и давать автомобиль опасно, потому что любая статистика показывает, что в авариях гибнет больше людей, чем от автоматического и холодного оружия. Поэтому мы должны не ударяться в крайности, а уравновешивать плюсы и минусы. В ситуации, когда государство не справляется со своими базовыми функциями – обеспечивать территориальную целостность, безопасность граждан, элементарный порядок на улицах, – наверное, надо отдать эту функцию самоорганизованным гражданам.

– Вы самоорганизованный гражданин, у вас есть батальон, у Яроша есть свой батальон, Олег Ляшко собирает свой батальон. Почему государство должно выбрать вас, а не Яроша?

– Мы вообще не претендуем, чтобы государство выбрало нас. Потому что, в отличие от Яроша и особенно от Ляшко, мы не рвемся на телеэкраны, чтобы показать, что мы герои, спасшие Украину. Мы хотели бы не столько строить государство Украина, как держать его в естественных границах, чтобы оно далеко не уходило. По-украински это красиво звучит: загнать его назад в хлев. Наш Майдан был не потому, что мы хотели поменять Януковича на Порошенко. Мне в страшном сне не могло присниться, что после этой страшной крови у нас Турчинов будет главой государства. Просто кошмар какой-то. Человек, который не мог даже Киев выиграть… Мы не рвемся в бой. Мы те, кто будет стоять у своих дверей и отбивать атаки как внешние, так и внутренние. Потому что Путин мощнее, но Янукович расстреливал людей вот тут. При всем том, что тут не было пулеметов, гранатометов, минометов, тут погибло больше людей, чем со всей тяжелой техникой на сегодня в Донбассе.

– Обороняться или наступать? Потому что сейчас есть две, по крайней мере, области, где нужно наступать.

– Мы считаем, что это функция государства. Я плачу налоги, причем не маленькие, я имею право ожидать, что наступать будут люди, у которых есть бронетранспортеры, бронежилеты, оружие, которое нельзя купить в охотничьем магазине, у которых есть командование, которые тренировались не три дня, как мы можем себе это позволить, а год-два. Это абсолютно легитимные ожидания. Если государство не готово будет удержать, то точно это не наша функция, потому что наше участие в войне на чужой территории без соседа, которого ты знаешь, без друга, которому ты можешь позвонить, – это просто дополнительное пушечное мясо, оно не спасет Украину, но увеличит количество жертв. Тут мы очень трезво смотрим на вещи.

– Там есть свои отряды самообороны, которые не хотят допустить создания Новороссии. Я разговаривал с шахтерским лидером, который говорит: у нас парни рвутся в бой, у нас есть отряды, государство не дает. Вы бросите их на произвол судьбы или будете поддерживать как-то?

– Мы стараемся помочь деньгами, одеждой тем, кто там вовлечен. Просто любая активность должна быть не только героическая, а эффективная. Мы очень трезво смотрим на наши возможности. Мы можем подготовить потенциальных партизан, готовых действовать на своей хорошо известной местности, то есть, условно говоря, достать то, что стреляет, и выстрелить из своего окна в непрошенного "зеленого человечка", а потом идти к другу, которого ты предупредил. Действия на чужой территории, более того, территории, которая уже захвачена противником, требуют на порядок высшего и вооружения, и умения. Дело не в том, что нам не жаль Донбасса или мы считаем, что его надо выкинуть, просто мы понимаем, что 250-300 резервистов, которые прошли тренинг на наших базах, это потенциально 100 трагедий без того, что они смогут что-то кардинально переломать. Да, за Донбасс надо бороться. В отличие от Крыма, молчаливое большинство, пассивное, вся социология это показывает, за то, чтобы остаться в составе Украины. Просто мы не тот инструмент, который может эффективно справиться с этой функцией.


– Хорошо, начинается война, высаживаются "зеленые человечки"; предположим, происходит это для того, чтобы сорвать президентские выборы. У вас сейчас достаточно людей, которые могут сопротивляться, или пока все это проекты, теория?

– Мы уже провели восемь полноценных тренингов. Есть у нас короткая программа на двое суток, эти люди проходят базовую огневую подготовку. Кстати, стреляют украинцы очень неплохо. Статистика наша показывает, что женщины почему-то лучше мужчин.

– А много ли женщин?

– Где-то треть. Причем у нас нет гендерных квот – это абсолютно естественный поток. Второе – это тактические игры. Тут нам удалось привлечь людей, которые знают о войне не понаслышке и не о Второй мировой, а о современных гибридных войнах, вооруженных конфликтах без правил. Их информация и тренинги, и просто рассказы о чеченской, иранской, иракской войне. Третье – это парамедицинская подготовка, первая помощь – от ран до вывиха. Какие-то азы работы в помещениях, которые могут быть заминированы, растяжки, работа в лесу. Рукопашный бой. Все это на базовом уровне. Но, даже пройдя эти двое суток очень интенсивного тренинга, человек понимает, то ли он телевизора насмотрелся и ему захотелось поиграть в войну, то ли, наоборот, он почувствовал себя в своей тарелке. Как говорят все, кто войну видел воочию, никогда не знаешь до первого выстрела, как ты себя поведешь: начнешь убегать или пойдешь в атаку.


– А возраст? В основном ветераны?


– Студенты, молодые профессионалы. Хотя есть и люди после 50. Я был, если честно, удивлен энтузиазмом населения: от самых юных до зрелых людей, которые вспоминают свою юность и службу в советской армии. Кому-то это позволяет вспомнить навыки, полученные еще в Советском Союзе или в Украине, а кто-то с нуля учится. Дальше каждый решает для себя; может, кто-то пойдет записываться в батальон "Киев-1" или "Днепр", кто-то, наоборот, расскажет соседям, что делать, что такое тревожная сумка в случае высадки. В любом случае эта подготовка – это как среднее образование, дальше ты можешь идти сантехником, а можешь в лучший университет. Вот в этом мы видим нашу функцию. Плюс для себя мы видим модель бойца-резервиста, которая не является профессиональной подготовкой Рэмбо и не является идиотской советской системой, когда надо полгода маршировать. Мы три-четыре тренинга искали баланс. Потому что, с одной стороны, рейнджеры к нам приехали из иностранного легиона, в Африке огнем все выжгли. Но это не Африка, тут своя земля. С другой стороны, это отставные военные, которые знают, как надо, но просто сегодня не работают. Думаю, что, по отзывам тех людей, которые прошли тренинги и имели возможность сравнить с нацгвардией, народ говорит, что это очень удачно, тренинг выходного дня, когда ты не должен бросать работу, уезжать в поле на мобилизацию, а совмещать функции главы семейства, мамы маленьких детей и вот эту дополнительную функцию, миссию, когда человек понимает, что защита его близких, родных, маленькой родины – это, скорее всего, его ответственность. Надеясь на лучшее, готовимся к худшему. ​
– Как это все организовано? У вас есть какая-то построенная или арендованная база? Где люди спят, что едят?

– В самом начале, нам, можно сказать, повезло: мы нашли общий язык с ТСОУ, Товарищество содействия обороне Украины, бывший ДОСААФ, который с нами поделился остатками бывшей роскоши под Киевом, 15 километров по Житомирской трассе есть такой полигон "Снайпер". Все лучшее там уже давно частное, но есть полигон под открытым небом, плюс коробка зданий, где хоть не было воды, но были окна, крыша и перекрытия. Оказалось достаточно, чтобы поставить там нары. Туалет на улице, душ там же, воду проводили. В течение двух недель готовили место к приему людей. Теперь это отсутствие личного комфорта играет скорее в плюс, чем в минус, потому что люди, хотящие приехать на хорошей машине, пострелять в тире и уехать домой в мягкую кровать, как правило, отсеиваются до. Конечно, это не экстремальные условия, но они требуют какого-то поступка, чтобы этот дискомфорт перенести, особенно для женщин отсутствие теплой воды, отсутствие нормального туалета. Наша возможность пропускать людей, 30-40 человек проходит за один тренинг, намного меньше, чем количество желающих. У меня разрывается телефон: "Мы давно записались, когда же?" Значит, есть спрос, значит, это очень удачная ниша. То есть не вместо работы, не отрываясь от семьи, а в дополнение к основной мирной жизни. И опять-таки это формирует основу, мы надеемся, будущего широкого движения людей самодостаточных как вне милитарной жизни, так и готовых защищать с оружием в руках.

– И все это существует на средства патриотично настроенных бизнесменов?

– Частично да. Поскольку наши клиенты, наши резервисты – это средний класс, больше 50% люди покрывают. Себестоимость одного тренинга – около 300 гривен на человека, из них 80% – патроны. Поскольку готовят еду, она сытная, но базовая. Волонтеры – это закупка продуктов, 15-20%. К сожалению, сейчас патрон стоит 9-10 гривен для АКМ, что кусается. Но тем не менее мы покрываем. Пока мы ни к кому не обращались, то есть мы принимаем пожертвования от тех, кто слышал, кому понравился наш проект, от самих участников, и до половины покрываем со своих средств. Мы не искали какого-то олигарха, готового профинансировать. Это опять-таки очень ценно, с нашей точки зрения, это одна из основ нашей философии – не быть отрядом Коломойского, Фирташа или Ляшко, а быть инициативой, которая идет снизу.

– А государство, в том виде, в каком оно сейчас существует, как относится к вашей инициативе: безразлично, настороженно, агрессивно или поддерживает?

– Поскольку, слава богу, в силовых министерствах как минимум часть людей с Майдана, мы их знали до того, как они сидели в креслах, то коммуникация с СБУ, с МВД построена. Даже выходили на Турчинова: мой друг, так получилось, возглавляет профильное управление в администрации. Вроде бы энтузиазм, люди денег не просят, что-то хотят делать, но этот комплекс, что монополия на насилие должна принадлежать государству, фактически их парализует. То есть мы с одной стороны, в отличие от "Правого сектора", очень открыты, у нас на полигонах пресса, любые камеры, пожалуйста. Кто не хочет показывать свои лица, тот не показывает, но мы стараемся удержаться в правовом поле. Как юрист думаю, что на 90% нам это удается. Поэтому нас очень сложно обвинить в незаконных вооруженных формированиях: оружие законное, единого командования нет. С другой стороны, как только начинается дискуссия с государством – вчера я был в минобороны, встречался с одним замом, – законодательство становится тесным. Признать, что люди могут сами без руководства Генштаба или милиции, СБУ взять и навести порядок, не удается. Потому что государственная философия в Украине очень постсоветская, она где-то подкрашенная, как у нас на многих зданиях поснимали советский герб, трезуб поставили, но даже если ты не историк архитектуры, смотришь и понимаешь, что это сталинский стиль. В головах осталось то же самое. Даже люди, которых ты 10 лет знаешь, с которыми доверительные отношения, попадают в кресло, и их сразу прокрустово ложе очень четко обчикивает. Мы благодарны, что во всяком случае к нам пока не присылают "Альфу", "Сокол", "Вегу", "Омегу", а есть доверие, что вы делаете свое, а мы свое, а там поживем – увидим.

– Вы уже упомянули "Правый сектор", поэтому не могу вас не спросить о нем. Вы знаете, что в России многие думают, что Украиной правит "Правый сектор", а многие думают, что и всем миром правит "Правый сектор", потому что это словосочетание употребляют каждые три минуты во всех информационных программах российского телевидения. Что вы думаете об этой организации?

– Поскольку я и мои коллеги прошли весь Майдан, то мы знаем, что "Правый сектор" – это люди, которых в лучшие времена Майдана было человек 50-60: очень разношерстной публики от футбольных ультрас до каких-то людей, у которых с любовью не складывалось, они искали острых ощущений. Более того, мы видим, что это бренд, который был раскручен, раскручен профессионально, который прекрасно заменил "Свободу" и все страшилки, которые существовали. Мы видим, что Ярош – полумифическое лицо, хотя я его один раз видел. Но "Правый сектор" в виртуальной реальности, в медиапространстве в сотни, в миллионы раз больше, чем реальный "Правый сектор". Я это называю неконтролируемой франшизой. Достаточно одеть каску-маску, можно даже без каски… Поэтому, я думаю, что "Правый сектор" должен войти в учебники, как сделать из мухи слона. Но когда мы говорим о реальной милитарной силе, о реальном игроке с оружием в руках, мы знаем батальон "Днепр", видели батальон "Азов", видели как "Альфа" работает, "Омега", но я до сих пор не увидел в бою "Правого сектора", кроме легендарного, к сожалению, покойного Саши Белого, который взорвал интернет своими походами к прокурору и на заседания УДА. Я боюсь, что "Правый сектор" – это очень интересный с научной точки зрения миф, который сработал. Причем сработал просто как ядерный реактор, но это миф. Его нельзя сравнить не просто с УПА, АУН и даже с махновщиной. Если взять и попробовать выстроить весь "Правый сектор", боюсь, он не заполнит даже небольшую стоянку машин, которая перед нами.

– Вы сказали о том, что не могли поверить, что Турчинов станет исполняющим обязанности президента. Близятся выборы, есть у вас кандидат, который вам ближе всего?

– Видите ли, преференции населения, которые сейчас очень ясны и понятны на выборах, говорят, что Майдан был все-таки актом активного меньшинства, устремленного в будущее, более-менее самодостаточного. Порошенко – это реакция патернализма. Богатый, хороший, с шоколадным имиджем, который должен прийти, такой папа. Мне это глубоко противно, поскольку я как юрист знаю про Порошенко больше, чем хотелось бы знать. Этот человек плоть от плоти, кровь от крови нашего олигархата. Человек, поменявший огромное количество партий, фракций, политических движений, покровителей, партнеров и до сих пор умудряющийся иметь неплохой бизнес в России, притом что он главный претендент на роль главнокомандующего страны, которая в состоянии фактической войны. Я думаю, что в этой ситуации просто демократия не срабатывает. Демократия для инфантильных наций (Украина – явно нация подростковая) – это скорее опасно, чем хорошо. Когда меня спрашивают, за какого ты президента, я говорю, что мы в состоянии войны, Джордж Вашингтон сначала выиграл войну за независимость, потом его выбрали. С Ататюрком была та же история. Даже с Де Голлем была та же. Поэтому я бы выбрал, если выборы состоятся, Порошенко, вопрос только, насколько он может быть лидером и построить управляемую систему. Потому что Майдан не закончен. Кроме свержения Януковича, ни одно другое требование, даже самое мягкое – подписание соглашения об ассоциации с ЕС исполнено по объему на одну десятую или меньше. И второй вопрос: я, как человек, близкий к публичному праву, готов бы был сказать, за кого я проголосую, но хотелось бы сначала понять, по каким полномочиям мы голосуем. Главное обвинение было, что Янукович гад, узурпировал власть, забрал полномочия, на которые его не выбирали. Но мы хотя бы знали, на что его выбирали. А теперь у нас очень закрытая конституционная реформа идет параллельно с выборами президента, который непонятно кем будет: или игроком номер один, или британской королевой. Поэтому, я думаю, кого бы ни выбрали, было бы очень хорошо, чтобы это был переходный президент, такой Керенский. Желательно дальше без аналогий. Лучше бы он Учредительное собрание провел, новый общественный договор, конституцию приняли и под новые правила игры провели выборы. Для этого есть зацепка в конституции, поскольку выборы преждевременные и там есть какие-то слабые, но аргументы, что этот президент должен добыть конец срока предыдущего. Понятно, что после выборов, кого бы ни выбрали, будет делаться все, чтобы получить максимальное количество полномочий, так уж традиционно в Украине происходит. Тем не менее думаю, что эта прививка активному меньшинству, полученная на Майдане, и главное, что народ может выигрывать у государства, еще себя покажет. И вот это искушение натянуть на себя все одеяла сыграет плохую шутку с тем, кто бы ни пришел на Банковую.

– Ваша армия тоже может сыграть свою роль в случае третьего Майдана.

– Да, мы очень четко говорим. Как юрист напомню, что в преамбуле Всеобщей декларации прав человека очень четко прописано право на восстание. То есть если государство, кто бы его ни представлял, заходит слишком далеко, начинает бить мирных студентов, ночующих абсолютно законно на центральной площади, с озверением начинает ловить и красть людей, то, наверное, оно заслуживает права на восстание. Мы очень хорошо это выучили, в отличие от Европы. В Праге возможен Майдан? Моя хорошая знакомая живет там, я ей говорю: у вас бы, наверное, его уже разогнали бы? Она говорит: у нас бы не дали собраться в таком формате.

– Нет повода.

– Европа это прошла, последнее такое большое, что можно сравнить с Майданом, – это Париж 60-х. Выросло другое поколение. Возможен или невозможен – вопрос теоретический. Но у нас есть поколение, получившее очень опасный для власти урок, что можно не только бастовать, как жест отчаяния, а есть возможность побеждать. И этот урок очень ценный для Украины после этих всех разочарований, что всегда можно выйти и сбросить узурпатора. Но, с другой стороны, я думаю, что власть должна, если она мудрая и обучаемая, этот урок усвоить. Потому что первый раз Янукович ушел лидером оппозиционной партии со всеми своими миллионами, во второй раз он убегал, раздавая по дороге кэш. Если третий раз случится, думаю, закончится очень плачевно у очередного узурпатора. Вот это для меня главное. Я хочу жить не в стране Вашингтона, Ататюрка, Рузвельта, Черчилля, Де Голля или Путина, лидера, я хочу жить в стране, где я не буду знать, кто президент, чтобы он мне не мешал жить. Я думаю, это очень четко повторяет украинский ментальный код. Наш хутор, своя жизнь. Украинцы показали фантастический потенциал к горизонтальной самоорганизации. Понятно, что какие-то критические функции государство должно решать, но на уровне села люди лучше самоорганизуются и наведут порядок, чем какой-то будет сверху поставлен участковый, который будет главным лицензированным рэкетиром. Думаю, что Майдан – это поворотный пункт от патерналистского постсоветского государства, чуть-чуть примарафеченного под демократию, к этой парадигме ранних американских колонистов, когда шерифа выбирали, когда главное бремя ответственности ложится на самих людей, а не на государство. В каком-то смысле это контръевропейский тренд, но вот у нас так получилось.