Марьяна Торочешникова: Девять лет назад, 7 октября 2006 года в Москве была убита обозреватель "Новой газеты", журналист и правозащитник Анна Политковская. Убита в подъезде собственного дома несколькими выстрелами, совершенными практически в упор. В 2014 году присяжные признали виновными в этом преступлении пятерых обвиняем - братьев Рустама, Джабраила и Ибрагима Махмудовых, их дядю Лом-Али Гайтукаева и бывшего сотрудника правоохранительных органов Сергея Хаджикурбанова. В июне этого года Верховный суд России оставил приговор в силе. Однако на этом точка в деле не поставлена. Заказчик убийства Анны Политковской не найден до сих пор. Продолжается ли следствие, и есть ли надежда узнать правду об этом преступлении?

На видеосвязи из Страсбурга - адвокат детей Анны Политковской Карина Москаленко, по телефону из Киева - шеф-редактор "Новой газеты" Сергей Соколов, а со мной в студии Радио Свобода - судебный корреспондент РИА "Новости" Анна Шубина.

Прежде чем начать разговор, посмотрим небольшое видео. Это комментарии, которые давали участники процесса по делу об убийстве Анны Политковской после оглашения приговора Мосгорсуда год назад.

Мария Семененко, гособвинитель: Сегодняшний приговор Московского городского суда - это вершина взаимодействия и работы Следственного комитета и прокуратуры по данному уголовному делу. Сначала в судебном заседании мы с присяжными прошли шаг за шагом весь тот путь, который прошло следствие, поминутно воссоздавая реальную картину убийства Анны Степановны Политковской. И истинность данной картины подтвердил вердикт присяжных. А сегодня суд в своем приговоре согласился с вердиктом коллегии присяжных и назначил те сроки, о которых мы просили.

​Илья Политковский, сын Анны Политковской: Как ранее, так и сейчас я считаю этих людей причастными к преступлению. Но важно повторить, что мы здесь ставим запятую, потому что заказчиков в суде нет, и говорить, что я удовлетворен исходом сегодняшнего приговора, преждевременно. Буду удовлетворен только тогда, когда приговор будет вынесен в отношении заказчика или заказчиков.

Сайдахмет Арсамерзаев, адвокат: Я считаю, что этот приговор - большое жирное пятно на мантии российского правосудия и «контрольный выстрел» в Анну Политковскую. То есть Политковская была убита не 7 октября 2006 года, а сегодня вот этим контрольным выстрелом в виде приговора Московского городского суда. Все, на этом поставлена точка, никто никогда не будет искать ни заказчиков, ни реальных исполнителей данного убийства!

Единственное, что исправит судебную ошибку, которая произошла сегодня, это если родственники осужденных соберут какие-то материальные средства, подключат специалистов, опытных людей, поднимут связи и примут все возможные и невозможные меры, чтобы найти реальных убийц и заказчиков. Если мы приведем их сюда, поставим перед Мосгорсудом, то это будет шанс исправить эту судебную ошибку. Другого я не вижу!

Алексей Михальчик, адвокат: Киллер, который убил Анну Степановну Политковскую, который был запечатлен камерами наружного наблюдения, по внешности совершенно не похож на того, кого обвинили в совершении этого преступления - Рустама Махмудова. На пистолете была обнаружена женская ДНК, причем внутри пистолета, на возвратной пружине. Таким образом, по крайней мере, на пути этого пистолета к киллеру его однозначно касалась женщина. Кто эта женщина - следствием не установлено, соответственно, путь пистолета до конца не выяснен. То есть мы прекрасно понимаем, что в российской судебной системе, наверное, существует некое понятие внутрикорпоративной солидарности, как минимум, а некоторые высказывают предположение об определенной контролируемости судей. Соответственно, учитывая все эти факторы, мы думаем, что шансов у нас мало, но мы будем выполнять свой адвокатский долг. Делай, что должен, и будь, что будет.

​Марьяна Торочешникова: Последние два комментария принадлежат адвокатам подсудимых. Сайдахмет Арсамерзаев защищал Ибрагима Махмудова в процессе по делу об убийстве Анны Политковской, а Алексей Михальчик защищал Сергея Хаджикурбанова. И нужно сказать, что все адвокаты всех осужденных по этому делу заявляют о невиновности, непричастности их подзащитных к убийству Анны Политковской. Единственный человек, который признал свою вину, согласился сотрудничать со следствием, - это Дмитрий Павлюченков, бывший сотрудник правоохранительных органов, его признали организатором этого преступления. Дело рассматривалось в особом порядке, поэтому никаких подробностей того, что там происходило, что именно ему инкриминируют, какие конкретно действия он совершал, мы не знаем. Насколько я понимаю, не удалось это выяснить и в ходе судебного разбирательства, где Павлюченков участвовал как свидетель, потому что он каждый раз ссылался на статью Конституции, позволяющую ему не свидетельствовать против себя.

Анна Шубина: Он старался не отвечать на лишние вопросы, но, тем не менее, рассказал, что Гайтукаев обратился к нему, чтобы организовать слежку за Политковской. И сотрудники возглавляемого им ведомства следили за ней, чтобы установить ее адрес и маршруты передвижения. По версии следствия, за это ему заплатили в районе 150 тысяч долларов.

Марьяна Торочешникова: Сергей, насколько я понимаю, вы возглавляете независимое расследование, которое ведет сама ваша газета, сотрудничаете со следствием. Согласны ли вы с высказыванием прокурора, что процесс - это вершина правосудия, все понятно, никаких вопросов больше нет? И нет ли вопросов у редакции "Новой газеты" к следователям и к тому, что им удалось выяснить по этому делу?

​Сергей Соколов: Что касается самого процесса, то у меня к нему претензий нет, потому что процесс прошел, присяжные внимательно и тщательно изучали все приведенные аргументы и, на мой взгляд, приняли справедливое и законное решение. Вопрос в другом - что этого процесса могло бы и не быть, если бы не упорство адвокатов потерпевших, Карины Москаленко и Анны Ставицкой, и сотрудников "Новой газеты", которые и перевели Дмитрия Павлюченкова из разряда свидетелей в разряд подсудимых. Ведь и оперативные службы, и следствие упорно пытались выставить его за грань обвинения. Естественно, в этой ситуации обвинение было неполным, он выгораживал себя, не была понятна роль Гайтукаева, и, собственно, оправдание, которым еще в 2009 году закончился первый процесс, именно с тем и было связано, что картина преступления была неполной, и сотрудника правоохранительных органов тщательно и активно выгораживали из общей канвы событий.

А ведь господин Павлюченков, насколько я могу понять, причастен не к одному преступлению. Его с точно такими же функциями подозревали и подозревают в деле об убийстве Пола Хлебникова, главного редактора русского "Форбса". Были достаточно затяжные и тяжелые апелляционные бои, но в итоге свидетели, которых мы добыли, убедили следствие в том, что Павлюченкову нужно предъявлять обвинение. Другое дело, что он пошел на досудебную сделку и обещал назвать заказчика, и в этой части он свою сделку не исполнил, заказчика не назвал, почему мы потом оспаривали и особый порядок, и все последующее. Вернее, он назвал Бориса Березовского, чью причастность опровергло само следствие.

Так что конкретный процесс был хорош, но, если говорить в целом, то я соглашусь, скорее, с Ильей Политковским, что в этой истории рано ставить точку, потому что не только заказчик не найден, но там есть еще достаточно большое количество лиц, которые причастны: и человек, который перевозил деньги, и посредник, - фигурантов может быть достаточно большое количество, и успокаиваться рановато.

Марьяна Торочешникова: Карина Москаленко представляет интересы детей Анны Политковской. Карина Акоповна, ваши процессуальные оппоненты в том процессе по делу об убийстве Анны Степановны говорили, что, когда дело пришло в Мосгорсуд, рассматривалось уже второй раз, с новым составом обвиняемых, оно достаточно прилично потеряло в весе. Очень много доказательств, по словам адвокатов подсудимых, просто исчезло из материалов дела - доказательств, которые свидетельствуют как раз в пользу невиновности тех людей, которых в итоге приговорили. Что вам известно об этом? И стоит ли вообще забыть историю, связанную с возможным осуждением невиновных, непричастных к этому убийству людей?

​Карина Москаленко: Ни дети Анны Политковской, ни мы с Аней Ставицкой, - никто из нас, представителей потерпевшей стороны, не согласен с тем, что результат этого процесса удовлетворительный. Правильно говорит Сергей: в определенной степени этот процесс достиг результата. Уже привлечены к ответственности те лица, которые ранее выполняли задачу следствия, микшировали все реальные события преступления, и там даже Павлюченков был свидетелем обвинения. Что, следствие с самого начала не видело причастности Павлюченкова к этой истории? Конечно, видело! И того свидетеля, которого мы нашли с помощью Сергея (то есть он, скорее, нас нашел), мы опросили, этот свидетель дал некоторые данные, позволившие привлечь к уголовной ответственности Дмитрия Павлюченкова. А он возглавлял тот отдел, который с помощью тайных способов слежки и прочего должен защищать наши жизни, а в действительности его сотрудники представляют общественную опасность, и эти люди не привлечены к уголовной ответственности.

То есть по делу очень много вопросов! И в этом новом процессе, действительно, дело похудело. Я не знаю, все ли доказательства невиновности или виновности привлеченных по делу лиц были представлены (видимо, не все), но самое главное, что в суд не попали очень многие материалы, которые оставляют вопросы по этому делу. А вопросы по этому делу очень серьезные.

Прав Сергей, говоря о том, что "Новая газета" не может быть удовлетворена результатом всего этого рассмотрения дела по той причине, что довольно большое количество людей осталось за пределами уголовной ответственности и за пределами того дела, которое очертили следователи. Я вообще считаю, что лица, которые были подсудимыми в этом процессе, были осуждены только благодаря действительно большущему таланту Марии Семененко. Это один из редких в России прокуроров, который, засучив рукава, доказывает чью-либо вину, и она действительно своим упорством, своим талантом добилась того, чего было сложно добиться. Ведь в этом деле, куда ни копни, всюду лакуны, всюду тайны. И эти тайны никем не раскрываются по той простой причине, что их не желают раскрыть. Если бы их желали раскрыть, конечно, результат по делу был бы другим.

Следствие с самого начала было неэффективным - мы это доказываем с Аней Ставицкой в нашей жалобе в Европейский суд по правам человека. Илья Политковский очень четко сказал: мы не можем испытывать удовлетворение по поводу результатов рассмотрения этого дела по той простой причине, что причастность тех людей, которых привлекли к уголовной ответственности, в той или иной степени для потерпевших по делу очевидна, но очевидно и другое - что за делом скрывается очень многое из того, что могло бы быть раскрыто, но не раскрывалось следствием вполне закономерно. Ведь если свидетель обвинения - лицо, которое очевидно было запачкано этим грязным делом, чудовищным преступлением, и следствие шло на этот альянс, то, я думаю, мы можем говорить о том, что имела место не досудебная сделка, а просто сговор, который был раскрыт благодаря участию "Новой газеты" и отчасти потерпевшей стороны, адвокаты которой встречались с людьми, узнавали обстоятельства, и через эти обстоятельства потом было сложно перепрыгнуть.

Марьяна Торочешникова: Анна, вы ходили и на все заседания первого судебного процесса в Московском окружном военном суде, и на все заседания в Московском городском суде, по второму процессу или уже третьему...

Анна Шубина: Да, получилось, что дело смогли рассмотреть в Мосгорсуде не с первого раза, распускали коллегию присяжных, начинали фактически третье рассмотрение дела.

Марьяна Торочешникова: Карина Акоповна сказала, что обвинительный вердикт был достигнут только благодаря таланту Марии Семененко, которая представляла гособвинение в этом деле. У вас остались вопросы после вынесения приговора, или вам все стало очевидно, картина преступления понятна?

​Анна Шубина: Безусловно, общая картина после выступлений гособвинения складывалась. С другой стороны, есть вопросы, некоторые моменты остались непроясненными. Так и не был назван конкретный мотив, то есть формулировка "недовольство журналистской деятельностью" довольно расплывчата, и не было сказано, какие именно статьи поставили Анну Политковскую под угрозу. Что касается доказательств, то большая часть из них - косвенные. Но, как объяснила прокурор, заказные убийства стараются максимально запутать, и ничего удивительного, что железных доказательств против каждого из осужденных у следствия в итоге не было.

Марьяна Торочешникова: И она, кстати, выдала тогда фразу о том, что косвенные доказательства - это как снег: вы не видели, как он шел, не можете ничего сказать о времени его выпадения, но утром вы проснулись, а он уже лежит во дворе. С такой же речью, кстати, она обращалась потом к присяжным по делу организации БОРН.

Анна Шубина: Ну, "снега" было достаточно и в том, и в другом процессе.

Марьяна Торочешникова: На какие вопросы вам хотелось бы получить ответы и как человеку, и как журналисту?

​Анна Шубина: Помимо мотива и заказчика, остается не так много вопросов. Единственный спорный момент - знаменитое видео с киллером, который не очень похож на осужденного Рустама Махмудова. Мы услышали версии, что подсудимый похудел, потом поправился, или что камеры вытягивают фигуру...

Марьяна Торочешникова: Лично у меня еще после первого рассмотрения этого дела в Московском окружном военном суде были вопросы и о так называемом втором кольце слежки. Там тоже непонятно, кто именно следил. Сергей, "Новой газете" в своем независимом расследовании удалось выяснить, кто именно был в этом втором круге слежки за Анной Политковской? И есть ли у вас представление о том, как происходило взаимодействие между заказчиками, организаторами, убийцами?

Сергей Соколов: Что касается второго кольца наблюдения, это тот же самый "снег". К сожалению, следствие не занималось детально этим вопросом. Существуют версии, что за исполнителями приглядывали какие-то люди заказчика, потому что они очень сильно затянули с совершением преступления. Насколько я понимаю из прослушек разговоров, убийство должно было быть совершено еще в августе, в конце июля они стали активно за ней следить, но ничего сделать не смогли. Потом в сентябре от них требовали срочного ответа, будут ли они это делать, либо заказ снимается. И это могли следить люди, которые заказывали преступление.

С другой стороны, известно, что в отношении Анны Степановны Политковской летом 2006 года проводились оперативно-розыскные мероприятия силами ФСБ. Это было связано с тем, что она активно занималась расследованием событий в Нальчике и встречалась с семьями обвиняемых. Вполне вероятно, что это было наружное наблюдение сотрудников ФСБ. Непонятно, когда оно было снято, выдели ли они момент преступления, слежку за Политковской со стороны преступников, - все это вопросы, на которые нужно отвечать. Но, к сожалению, в число приоритетных для следствия эти вопросы не попали, как не попали в число приоритетных, на мой взгляд, все версии, связанные с заказчиком преступления, потому что с самого начала следствию было дано направление руководством страны и, насколько я понимаю, руководством правоохранительных органов, что это некий враг России, олигарх, живущий за границей, скорее всего, Березовский. И вот следствие все эти годы активно и упорно занималось тем, что ловило черную кошку в темной комнате, где ее не было, пыталось доказать причастность Березовского к этому преступлению.

Были допрошены совершенно удивительные люди - капитан Мельниченко из Украины, замешанный в известном кассетном скандале, Луговой с Ковтуном, которые к этому делу не имеют никакого отношения, огромное количество странных провокаторов, которые говорили, что где-то что-то краем уха слышали, или им пересказывали. То есть фактически вопросом заказчиков вплотную не занимались, хотя, насколько я понимаю, у следствия и у нас были частично совпадающие версии, которые вполне можно было брать в работу. А затем, когда дело в отношении исполнителей перешло в суд, следственная группа была распущена, расследовать два дела - Пола Хлебникова и Анны Политковской - остался один-единственный следователь, генерал Гарибян, который без следственно-оперативной группы такие преступления, естественно, расследовать не в состоянии. Потом он ушел на пенсию, и теперь дело спущено этажом ниже, то есть в менее значимое подразделение, и судьба его никому неизвестна.

Марьяна Торочешникова: То есть следственные действия фактически не проводятся, и в этой части, может быть, и были справедливы слова адвоката Арсамерзаева, который говорил о том, что в деле фактически поставлена точка, то есть следователи посчитали, что отчитались перед родственниками, обществом, наказали виновных, назначили им приличные сроки – два пожизненных…

Анна Шубина: 20 лет, 12 и 14.

Марьяна Торочешникова: Да. И теперь можно ничего не делать. Карина Акоповна, есть ли способы заставить следствие работать и довести эту историю до логического конца?

​Карина Москаленко: В чем вы, безусловно, правы, и в чем прав адвокат Арсамерзаев: можно было легко предвидеть, что после приговора с такими жесткими сроками наказания следствие фактически прекратит свою работу. Власти будут считать, что больше от них ничего не требуется, и ответы на все вопросы даны. Сегодня девять лет, как убили Анну, и я считаю себя, всех нас ответственными за то, что мы не заставляем следствие работать дальше. Мы с Анной Ставицкой подали жалобу в Европейский суд. Если бы Европейский суд признал хотя бы сейчас, через 8,5 лет после того, как мы туда обратились, что следствие было неэффективным (а оно было и остается неэффективным), то в порядке исполнения решения ЕСПЧ это могло бы заставить российские власти активно работать над расследованием этого преступления. Проблема в том, что такой результат судебного разбирательства устраивал всех.

И я считаю, что, выражая даже сдержанное удовлетворение, мы не отвечаем на самый главный вопрос: кто стоит за этим делом? Почему следствие, как правильно говорит Сергей Соколов, в должной мере не занималось заказчиком? Это было на наших глазах, мы видели, как следствие уклоняется от проверки версий, в том числе и тех, которые предлагала потерпевшая сторона. Во всех наших ходатайствах было отказано. Впоследствии было уже легче затушевать существо этого дела, но и до сих пор сохраняются возможности его раскрыть.

Явно дело запутывали не братья Махмудовы. Они сами выглядели, как запутавшиеся. И хотя причастность в определенной степени каждого из них несомненна, и я считаю, что они не имеют морального права клеймить, говорить, что следствие что-то недоработало, а суд нарушал их права… Да, следствие недоработало, суд нарушал их права, мы это видели, и сейчас они могут обращаться сами в Европейский суд с жалобой на несправедливое судебное разбирательство и даже могут выиграть этот процесс, но они, во-первых, не спешат это делать, а во-вторых, от них уже могло быть немало жалоб. С какой-то минуты я заметила, что их адвокаты перестали их активно защищать, и у меня даже есть версия, почему, но я не хочу ее высказывать, это не мои подзащитные, и я все-таки адвокат, а не прокурор. У них все еще есть возможность доказывать, что это расследование было весьма односторонним, и они этим пока, с моей точки зрения, активно не занимаются.

Что же все-таки я считаю необходимым делать? Вот сейчас мы с Анной подготовили резюме по приговору и по апелляционному определению. Мы должны сейчас представить в Европейский суд свои выводы, и мы должны настаивать на той позиции, что расследование дела не было эффективным, дело не раскрыто, это совершенно очевидно, и, будучи не раскрытым, оно требует нового расследования, новой активизации деятельности следствия. И вот с помощью этого решения мы и хотели бы заставить российские власти работать. Ведь, к сожалению, ничто внутри страны не может заставить это делать следствие, которое не желает расследовать это дело по понятной для меня причине…

Марьяна Торочешникова: И какая же это причина? Что вам понятно, Карина Акоповна?

​Карина Москаленко: У меня есть версии, но нет доказательств. Но совершенно очевидно, что власти не желают расследовать это дело. Они поэтому устроили так называемую сделку с Павлюченковым, они поэтому не привлекли к уголовной ответственности сотрудников того ведомства, которое явно было задействовано в слежке. Они не привлекли к уголовной ответственности и других лиц, которые им даже сейчас известны. Значит, они скрывают чью-то очевидную причастность к этому преступлению!

Марьяна Торочешникова: Кажется, в 2007 году в газетах вдруг появились портреты людей, задержанных по подозрению в организации и участии в убийстве Анны Политковской. Там сразу было 15 или 18 человек. Большинство из них были сотрудниками правоохранительных органов, ФСБ. И в первом процессе даже фигурировал некто Павел Рягузов, ФСБэшник, хотя он проходил по побочному обвинению, которое не имеет отношения к делу об убийстве Анны Политковской. А куда потом делись все эти люди?

Анна Шубина: Насколько я помню, следствие пришло к выводу, что они не причастны к этому преступлению. Они были освобождены, кто-то через несколько месяцев, кто-то через год, и в итоге из них остался только Рягузов, с которого сняли обвинения в причастности к убийству и вменили превышение должностных полномочий по совершенно другому эпизоду.

Марьяна Торочешникова: Анна, вы, как журналист, отслеживаете более-менее интересные, значимые процессы, которые проходят в российских судах. После того, как большинство из этих людей были отпущены, кто-нибудь из них обращался в российский суд с требованием компенсации морального вреда и реабилитации за незаконное привлечение к уголовной ответственности?

Анна Шубина: Я не помню таких процессов.

Марьяна Торочешникова: Сергей, а вам что-то известно о судьбе людей, чьи портреты были опубликованы? И тогда еще обвиняли пресс-секретаря Мосгорсуда Усачеву в сливе информации для того, чтобы помешать ходу расследования.

​Сергей Соколов: Тут все более запутано. Количество утечек по делу было такое, что можно было дарить дуршлаг ФСБ и Следственному комитету в качестве приза. Когда летом 2007 года вышли на след людей, которые имеют отношение к этому делу, тогда еще Следственный комитет подчинялся Генпрокуратуре, а осенью он должен был стать самостоятельной структурой, и Генеральной прокуратуре очень хотелось, чтобы дело раскрыли еще при ней. И вместо того, чтобы нормально заниматься оперативно-розыскной деятельностью, то есть прослушивать людей, следить за ними, искать контакты, было принято решение о моментальном аресте. Загребли всех, а потом выяснилось, что часть только рядом стояла, некто Исаев продал свой автомобиль, но не знал, зачем, и так далее, и тому подобное. Все эти люди, я думаю, причастны к разным преступлениям. По крайней мере, они следили, готовили почву для преступления, и не по одному эпизоду, связанному с Политковской, и даже не по двум (еще по эпизоду, связанному с Хлебниковым), а намного больше. Там можно было говорить об организованной преступной группе на базе действующих сотрудников ФСБ и милиции, но, видимо, к сожалению, этим никто заниматься не стал. Поэтому очень многие вопросы повисли или ушли в сторону.

Марьяна Торочешникова: Может быть, здесь и следует искать ответ на вопрос, почему следствие не стремилось качественно расследовать это дело?

​Сергей Соколов: Не только поэтому. Это побочный элемент. А самое главное – любые заказные убийства, следы которых (по крайней мере, их организаторов) ведут в Чечню, у нас подвисают. Так было и с делом Пола Хлебникова, и с делом Бориса Немцова, и можно привести еще огромное количество примеров, включая Наташу Эстемирову, Яна Сергунина и других. По всем этим делам в лучшем случае осуждены конкретные исполнители, но до заказчиков никто не добрался и добираться не будет, потому что следы ведут в Чечню.

Марьяна Торочешникова: Карина Акоповна, еще на этапе предварительного расследования дела Анны Политковской и в первом судебном процессе вы просили, чтобы в качестве одного из свидетелей был допрошен Рамзан Кадыров. Об этом же просили и адвокаты подсудимых по делу Политковской, как и сейчас - представители семьи Немцова. Каждый раз следствие в этом отказывало. Почему?

​Карина Москаленко: Почему мы заявляли о необходимости этого допроса? Мы ссылались на публикации, в которых президент Чечни заявлял о том, что ему доподлинно известно, кто убил Анну Политковскую. Вот правду он говорил или неправду, неизвестно, но он говорил такое. Как можно не допросить человека, который об этом заявляет? И это ведь одно единственное из всех наших ходатайств! Мы не связывали каких-то конкретных ожиданий с этим допросом, мы просто говорили о том, что процессуально это абсолютно необходимо. И у нас не было ни одного вопроса к этому фигуранту, кроме его собственного утверждения, - мы хотели, чтобы он пояснил, что же он все-таки имел в виду. Мы заявляли о проверке и других версий, и там были достаточно обоснованные ходатайства. Нам рассказывали сказки, говорили, что эти версии проверены. Мы просили продемонстрировать нам тома с проверками этих версий, но все наши ходатайства были отклонены до того момента, как появились данные о причастности Павлюченкова. С этим следователь ничего не мог поделать, и он вынужден был принять доказательства, надлежаще оформленные Аней Ставицкой и Сергеем.

Марьяна Торочешникова: А что вообще происходит с российским следствием? С одной стороны, мы видим, что по делам с чеченским следом не допрашивают Кадырова, не едут в Чечню, чтобы искать возможных исполнителей и организаторов. С другой стороны, мы видим историю с делом журналиста Олега Кашина, где, вроде бы, уже понятно, кто именно его избивал. Это журналист, на которого напали во дворе собственного дома, жестоко его избили, и сейчас дело, вроде бы, будет передано в суда. Там есть человек, который не имеет отношения к Чеченской Республике, его необходимо допросить. Речь идет о господине Турчаке, который мог быть заказчиком этого преступления, во всяком случае, на него указывает один из исполнителей. Но ничего не происходит! Почему?

​Карина Москаленко: Для меня в этом смысле все понятно. Следствие обслуживает интересы власти. А почему власть дает те или иные сигналы следствию – куда не лезть, что расследовать… Вообще-то, у нас довольно неплохой следственный состав. Я думаю, никто не сомневается в профессионализме генерала Гарибяна. Он не хотел расследовать это дело, не хотел расследовать определенные его моменты, хотя другие моменты блестяще расследовал. Следствие в нашей стране несамостоятельно, как и судебная система. Следствию дают те или иные указания, и следствие их выполняет. И там, где следствию на надо активничать, следователям довольно ясно дают понять, куда им не следует лезть.

Марьяна Торочешникова: Здесь можно вспомнить, например, историю следователя в деле "Трех китов".

​Карина Москаленко: Да-да, я про Павла Зайцева. Он очень хорошо помнит, как зашел совсем не туда, куда его просили, и это было решающим событием в его судьбе. Я помню судью Ольгу Кудешкину, и до сих пор мы боремся, вот после второго решения Европейского суда, с российской судебной системой, которая не желает признавать нарушения по ее делу, не желает принимать решения, которые обязана принять. Я помню все это. Когда судьи или следователи проявляют самостоятельность, да просто элементарно честную позицию, то они немедленно замечают агрессивную реакцию властей и испытывают эту реакцию на себе.

Марьяна Торочешникова: А для чего вообще такое следствие, которое действует не в интересах граждан, а в интересах власти? Хотя, с другой стороны, и власть должна действовать в интересах граждан…

Карина Москаленко: Именно такое следствие востребовано, необходимо власти. Я вам напомню одну концепцию Европейского суда: государство виновато в нарушении права на жизнь, не только если оно само лишает жизни, не только если вы можете доказать причастность государства к этому преступлению, но и в том случае, если государство по каким-то причинам не желает расследовать дело.

Помните дело "Норд-Оста"? Почему была признана ответственность Российской Федерации за нарушение права на жизнь заложников? Потому что не было честного, справедливого, всестороннего, эффективного расследования не только деяний террористов, но и причастности к определенным нарушениям представителей власти, спецслужб, организаторов помощи заложникам (о чем ставили вопрос жертвы).

Марьяна Торочешникова: В деле Анны Политковской ведь не настолько очевидна причастность российских властей к ее убийству… Но при этом совершенно понятно, что делается все, чтобы препятствовать следствию и не называть еще каких-то участников этого дела.

Сергей Соколов: Ну, как же не очевидна? Очевидна по нескольким позициям! Позиция первая: целое секретное подразделение тех людей, чьи фамилии нельзя называть, а лица - показывать, принимало непосредственное участие в подготовке убийства. На своей служебной технике, используя служебное время, они халтурили за 100 долларов в сутки. Это ли не причастность государства к совершенному преступлению? Это же не частное охранное предприятие, а это, извините, офицеры!

Позиция вторая: и сотрудники ФСБ, и сотрудники милиции тесным образом связаны с преступными элементами, совершают похищения людей, крышевание бизнеса. Это ли не причастность государства, когда его правоохранительные органы создают ту самую питательную среду, где вырастают братья Махмудовы, которые считались даже осведомителями специальных служб, Лом-Али Гайтукаев, криминальный авторитет, который одновременно был агентом ФСБ и агентом МВД, о чем есть информация в материалах дела? И этот человек как хотел, так и крутил этими сотрудниками.

И еще один момент. Трудно предположить, что Анну Политковскую заказал какой-нибудь владелец шаурминной. Это действительно политическое убийство. Она совокупностью своей деятельности: и общественной, и правозащитной, и журналистской, - очевидно, довела кого-то до такого белого каления, что было принято решение: она мешает в качестве человека, который расставляет политические акценты в деятельности целого региона. Возникает вопрос: заказчик мог быть частным лицом, держащим мелкую лавку? Нет. Скорее всего, это был крупный чиновник федерального или регионального уровня. Минимум по двум элементам государство виновно в смерти своего гражданина!

Марьяна Торочешникова: Но в этой ситуации государству было бы выгодно сдать всех отступников (была же целая кампания по борьбе с "оборотнями в погонах"), отмежеваться от них и сказать: заберите, пожалуйста, этих людей, мы не виноваты…

Анна Шубина: Многие из сотрудников, которые следили за Политковской, приходили в качестве свидетелей уже в наручниках, они осуждены за менее тяжкие преступления. Большая часть их так или иначе уже находятся в колониях.

Марьяна Торочешникова: Да, но именно по этому убийству их не привлекли к ответственности! Им не предъявляли никаких обвинений в соучастии в убийстве Анны Политковской.

Анна Шубина: Формально считается, что они не знали, зачем следят за ней.

Марьяна Торочешникова: Карина Акоповна, а не сложилось ли у вас впечатление, что в деле Анны Политковской следствие, прокуратура, может быть, суды отработали такую форму взаимодействия, при которой «и волки сыты, и овцы целы», то есть и какие-то виновные есть, и общественное мнение можно усыпить, а с другой стороны, делать ничего особо не нужно, «наши интересы прикрыты»? Не будет ли теперь такого в деле, например, Бориса Немцова?

​Карина Москаленко: Да, эта схема уже обкатана. Всегда можно сдать следствию тех, кто меньше интересует власть, и прикрыть тех, кого власть по какой-то причине заинтересована не раскрывать. Когда люди отправлены на пожизненное заключение, приговорены к высылке, к большим срокам лишения свободы, они уже не смогут сказать своего слова. Тех, кто сотрудничал со следствием, вы скоро не найдете за решеткой. Такая форма частичного правосудия, частично раскрытой истины для меня персонально страшнее, чем вообще не раскрытое дело, потому что создает иллюзию раскрытости дела. Я думаю, что сейчас уже российские власти готовят или скоро подготовят на наше письмо в ЕСПЧ свое письмо о том, что «в основном все наказаны, в основном преступление раскрыто, а дальше мы продолжаем раскрывать уже второстепенные вопросы». А ведь первостепенные вопросы по этому делу так и не были раскрыты! Вот те, кто смиряется с таким результатом, потворствуют власти, помогают ей добиться безнаказанности для тех, кто в действительности стоит за убийством Анны Политковской.

К тому, что сказал Сергей Соколов, я хочу добавить еще одну форму причастности властей. Это можно отследить по всем таким громким убийствам. Это создание обстановки враждебности вокруг того человека, которого впоследствии убивают. Как только вы видите, что власть начинает кампанию вражды, оголтелого обвинения людей неизвестно в чем, создания именно обстановки враждебности вокруг человека, то человеку либо надо уехать, лечь на дно, либо он может быть лишен жизни под таким соусом, что это "враг народа", он сам нарвался на то, чтобы его убили.

Эта конструкция с «чеченским следом» в деле Ани Политковской, по-моему, была довольно цинично разработана. Как бы показали: ты защищала их и погибла от их руки. А я считаю, что грязные руки можно найти в любой нации. Я не уверена, кстати говоря, что все исполнители найдены, у меня есть большие сомнения по этому поводу. Но самое главное, что не найдены, не установлены, и боюсь, что при существующем порядке дел в государстве никогда не будут найдены те, кто действительно желал совершения этого преступления. Вот кто смеет распоряжаться нашими жизнями, кто может себе позволить заказать убийство, - в очередном деле это не выяснено, и боюсь, что, если у нас будет такое следствие и такой суд, то ни по одному из дел эти вопросы серьезно и до конца выяснены не будут.

Марьяна Торочешникова: Сергей, "Новая газета" продолжает свое расследование?

Сергей Соколов: Да, конечно, еще не все резервы исчерпаны. Тем более, практика показывает, что, чем дальше идет время, тем больше появляется людей, желающих разговаривать. Руки опускать рано.

Я абсолютно поддержу Карину Акоповну: единственное, что сейчас необходимо и общественному мнению, и журналистскому сообществу – добиваться от следствия, чтобы оно наконец-таки было следствием, чтобы была вновь создана оперативно-следственная группа, чтобы было с кем разговаривать. Сейчас разговаривать не с кем! Фамилию следователя, который ведет дело Политковской, я узнал случайно, и кто входит в эту следственную группу, чем она занимается, мы не знаем. Сейчас первоочередная задача – чтобы дело Политковской опять было приоритетным, чтобы оно оказалось на контроле у Александра Бастрыкина, у президента, чтобы они ежемесячно слали отчеты, что делается по знаковым делам. Там есть над чем работать. Там есть ниточки, там есть подозреваемые. И, я считаю, если приложить усилия, то дело можно раскрыть!

Марьяна Торочешникова: Анна, с вашей точки зрения, российские журналисты при нынешнем состоянии журналистики в стране могут повлиять на следствие, обратить внимание на необходимость возобновления полноценного расследования по делу об убийстве Анны Политковской?

Анна Шубина: Безусловно, да. Допустим, в деле Кашина поддержка журналистского сообщества, на мой взгляд, повлияла на следствие. И я надеюсь, что в деле об убийстве Политковской тоже все закончится установлением заказчика.