"Мы – националисты, а не нацшиза"

В 2011 году был запрещен основанный в 1990 г. Русский общенациональный союз. Лидер этой организации Игорь Артемов, член Координационного совета российской оппозиции, которого в РФ преследовали по 282-й статье, сейчас живет в США, где получил политическое убежище. Репрессии коснулись и других активистов РОНС. Бывший депутат Ижевского городского совета Василий Крюков, против которого было возбуждено уголовное дело по той же 282-й статье, бежал прямо из кабинета следователя, был объявлен в федеральный розыск и в 2014 году получил политическое убежище в Германии. Сейчас Василий Крюков продолжает деятельность в обновленном РОНС. Теперь эта аббревиатура расшифровывается по-иному: Россия Освободится Нашими Силами.

Василий Крюков рассказал Радио Свобода о том, как он стал русским националистом, работал депутатом, подвергся преследованиям и бежал из России.

Разговор с Василием Крюковым продолжает цикл интервью с представителями русского национального движения. На наши вопросы отвечали Константин Крылов, Алексей Широпаев, Дмитрий Демушкин и Владимир Басманов.

– Василий, в вашей биографии сказано, что вы – из семьи репрессированных…

– Три поколения моих предков репрессированы. У меня папа русский, мама – немка, и с обеих сторон были и раскулаченные, и расстрелянные, и высланные, и депортированные. Моя мама – 1940 года рождения, она пережила депортацию, имела удостоверение жертвы политических репрессий. Когда началось мое дело по 282-й статье и я понял, что за мной сейчас приедут и в СИЗО опять отвезут, я ушел, растворился. Когда я был за тысячу километров от Ижевска, пришло известие, что я объявлен в розыск. Видимо, на этом основании 21 апреля 2011 года пришли допрашивать мою маму. Она была вследствие депортации инвалидом, первая группа, недееспособная, я был ее опекуном, ее вообще недопустимо было допрашивать, ее показания не имели юридической силы. Ее пришли допрашивать, и, видимо, сердце не выдержало, она 28 апреля умерла.

– Ваших родственников по материнской линии выслали в Удмуртию?

– Они жили в Поволжье, в селе Келлер. Их начали раскулачивать в 1932-33 годах. Бабушку с дедушкой выслали в Донецкую область в город Константиновка, где как раз мама и родилась, а сестру бабушки почему-то в Минскую область, как-то странно, на Запад. Она на пятый день войны попала в оккупацию, потом как фольксдойче ее вывезли в Германию, она оказалась в западной зоне оккупации, вышла здесь замуж. Бабушка в поздние годы советской власти с ней контактировала, посылки из Германии получала. По русской стороне родители моего отца были раскулачены, а их родители были расстреляны, высланы. Бабушка, мама моего отца, была очень верующим человеком, они жили в Горьковской области, она в Дивеевский монастырь 40 километров каждую Пасху пешком ходила. Она была старостой церковной общины, редко бывают женщины церковными старостами. Ее муж погиб в 1942 году на войне. После войны в хрущевские годы закрыли церковь, она устроила у себя дома молельный дом, в связи с этим ее прессовали. Но я ее плохо помню, потому что она умерла в 1978 году, когда мне было 6 лет.

Нашу семью в 1941 году отправили в Казахстан, а в 1945 году – из Казахстана в Удмуртию. Там была в селе Игра небольшая немецкая община, полтора-два десятка семей. Я помню детские разговоры, когда на Пасху или на Рождество лежим на русской печке у бабушки, собираются немцы, выпьют русской водки, и лютеране с католиками начинают выяснять, чья религия правее. Были у моих бабушки и дедушки трое дочерей. Наверное, на всех немецких женихов не хватило бы. Мама вышла замуж за русского, ее сестра тоже, другая сестра за удмурта. Бабушка до конца жизни безграмотная была, ни читать, ни писать не умела, ей письма читали, а мама до 8 лет по-немецки говорила, пока в русскую школу не пошла. Ее родственники звали уехать, но она сказала, что от мужниного гроба я не уеду.

– А почему вы, наполовину немец, не уехали в начале 90-х в Германию, к родственникам, а остались в России?

– Я на этот вопрос отвечал при прохождении так называемого интервью в Федеральном министерстве по делам мигрантов и беженцев. Меня спросили: как же так, почему вы не уехали? Я ответил то же самое, что вам скажу. Уехали, например, наши родственники немецкие, которые жили в Казахстане. То, что в России в 90-х годах было, – это цветочки по сравнению с тем, что происходило там. Оттуда немцы уезжали массово, теперь я эту обстановку в Германии вижу, я в русском районе живу. Как здесь шутят, русский в Германии – это немец из Казахстана. Уехали наши родственники из Павлодара, уехали наши родственники с Алтая. Здесь вполне красивая страна, люди хорошие, но я не могу сказать, что я здесь социализировался, и если бы сейчас была возможность вернуться в Россию, я бы уехал, не задумываясь. Туристом сюда приезжать интересно, учиться тоже можно. Я люблю Марбург, где учился Ломоносов. Он имел немецкую жену, установил в своем московском доме немецкие порядки, подстригал кустики по немецкому образцу, ругался с немецкими академиками, но русским человеком он от этого быть не перестал. Так что я не вижу здесь никаких противоречий. А сколько немцев было великих патриотов России. Я занимался историей Ижевско-Воткинского восстания, там служил фон Бах, немец. В Первую мировую фону Ренненкампф воевал против Германии, будучи этническим немцем, но подданным Российской империи. Это вопрос благородства. От своей родины никто не бежит, если не наступают крайние обстоятельства. Я в эмиграции веду информационную и организационную работу, имея в виду в будущем все равно вернуться в Россию и участвовать там в политических изменениях. Поэтому просто за колбасой сюда ехать думающему человеку – это деградация, а уехать для того, чтобы вернуться, – возможный вариант.

– Как вы пришли в русское национальное движение? Когда вы заинтересовались политикой и почему выбрали именно эту сторону, а не либеральную или какую-то еще?

– Политикой я интересовался еще со школьной скамьи. Несмотря на то что мне неуды за поведение ставили часто, в классе я был политинформатором. При этом не вступал в комсомол, я уже тогда скептически относился к этой организации. Хотя в юности разделял левопатриотические взгляды: номенклатура испортила наше общество, мы должны очиститься и вернуться к истокам. В том, что касается Великой Отечественной войны, я понимаю русских людей, которые сражались против большевистской России, но преклоняюсь и перед подвигом тех, кто встал на защиту не коммунистической системы, а родины. У нас семья выписывала около 25 газет и журналов. Я с раннего детства стал читать периодическую прессу взрослого содержания. Очень интересовался историей. Дома большой библиотеки не было, читальный зал был в доме напротив, я там постоянно пропадал. Попал в армию служить в 1990-91 году. Получается так, что я служил в двух армиях: год – Советскому Союзу, год – Российской Федерации. Застал в армии путч. За неделю до призыва отец получил инвалидность, до конца жизни 12 лет в коляске ездил. Два родителя-инвалида, пришлось пахать на трех-четырех работах, чтобы обеспечить и себя, и семью, которая вскоре появилась. А тут эта приватизация. Все сбережения, которые были у родителей на книжке, ушли коту под хвост. 1991-92 год – реформы, средств нет, все вклады заморожены.

Когда я уходил в армию, 4,5 тысячи у меня на книжке было. Работал на Ижевском заводе, думал, вернусь из армии, через полгода-год автомобиль приобрету. Я родителям выслал доверенность. Но они не смогли снять эти средства, были ужасные очереди, лимиты и так далее. Вернулся из армии, купил на те самые 4,5 тысячи рублей 10 бутылок водки, чтобы отметить с друзьями свое возвращение. Потом пахал на четырех работах. Потом эта приватизация, колоссальный обман. Видел и боль, и слезы людей, которые всего лишились, а получили ваучеры, которые обменивали на жалкие две-три тысячи рублей или на спирт "Рояль". Вокруг народ деградировал, спивался. Я принципиально решил, что в чековой приватизации участвовать не буду, но так получилось, что на рынке ценных бумаг успел поработать, покупая те же самые ваучеры оптом, часто ездил в Москву, немножко в зарождающийся фондовый рынок окунулся. Знаете, все так тошно было! Еще расстрел парламента в 1993 году. Я тогда работал на заводе "Ижсталь" в мартеновском цехе. Тягостное было чувство, что эти люди, которые проводят приватизацию, которые отняли у народа всю собственность, еще и расстреливают его представителей, парламент.

Моя политическая деятельность во многом была связана с Сергеем Николаевичем Бабуриным – это уже было в конце 90-х – начале 2000-х. Я был региональным руководителем его партии, которая сначала называлась "Народная воля", потом "Народный союз". Бабурин был одним из лидеров антиельцинской оппозиции. Не могу сказать, что у меня вызывали симпатии все, кто были в этом парламенте. Там, наверное, достаточно много было людей нечистоплотных, но людей чистых и светлых на стороне парламента было большинство, а на ельцинской стороне я таких людей не видел. Безусловно, расстрел парламента на меня очень сильно повлиял. Очень любил газету "Завтра", тогда она называлась "День".

– Ее читали все, даже сторонники Ельцина. И я ее выписывал.

– Сейчас точка зрения Проханова от меня очень далека, и я за эти годы сильно эволюционировал, и он тоже: если раньше он был человек антирежимный, то теперь пропутинский. Я пришел в национальное движение, потому что через реставрацию коммунистической идеологии возрождение общества невозможно. Насмотрелся я на сумасшедших бабок на различных митингах – это очень печальное зрелище, когда на митинге коммунистической партии исключительно люди старше 60 лет. Смотришь на них: понимаете, граждане, родить вы уже никого не можете, вашим детям ваши задачи настолько безразличны, что они не пришли даже вас поддержать. Понятно, будущего у вас нет. А через что может быть будущее у общества, что есть выше человека? Выше человека – семья, его мама, папа, его дети. Семьи в более широком смысле складываются и составляют народ, нацию. Единственное возможное возрождение истерзанной страны – восстановление российской государственности. А то, что РФ стала правопреемницей Советского Союза, – это жуткая, страшная вещь. Получается, что у нас была нелегитимная власть с 1917 года, а мы ее пролонгировали в 1991-93-м. Демократия не может быть установлена нелегитимным путем. У нас в конституции написано: "Единственным источником власти является народ". Вот этот народ и должен учредить государство. Власть, исходящая от народа, – это то, что выражается в слове "национализм", которому, к сожалению, за последние 20-25 лет придали отрицательное звучание. Я пришел в национализм именно через стремление к общественному благу.

– Вы говорите, что национализм приобрел в России отрицательное звучание, но для этого есть причины. Когда люди видят на "Русском марше" молодых людей, которые "кидают зигу", это производит соответствующее впечатление. И есть националисты, которые нападают на мигрантов и даже убивают их. Поэтому национализм и вызывает отторжение.

– Здесь все свалено в одну кучу. Вы сказали об образе националиста – это как раз то, что национализмом не является. Это образ, нарисованная картина, которую нам представляют СМИ. В Управлении внутренней политики Администрации президента, в спецслужбах есть замечательные профессиональные политтехнологи, которые прекрасно такой образ рисуют. Благодаря приватизации начала 90-х годов все средства массовой информации были распределены между либералами старой волны и нынешним кремлевским режимом в той или иной пропорции. У русских даже не появилось общенациональной газеты. Я упоминал здесь господина-товарища Проханова – это единственное, что позволили русским. Сейчас советский, красный идиотический патриотизм внедряют в головы. Это очень легко сделать – отобрать самое худшее, самые отбросы. Замечательные политтехнологи все это прекрасно культивируют. Действительно в любом политическом движении есть моральные, духовные лидеры, а есть реальные отходы. Есть "демшиза", а есть нормальные демократы, есть "нацшиза", а есть нормальные националисты. То, что вы говорите, – это нацшиза, ее действительно можно надергать, показать этот образ. Как вы говорите, зигуют, ходят на "Русские марши" и бьют мигрантов. Эти люди, которые таким образом ведут себя на улице, не являются выразителями русского национализма. Я представлю ныне запрещенный Русский общенациональный союз, это была единственная в русском национализме организация, которая занималась именно политической деятельностью, участвовала в выборах. Мы наработали механизм победы наших людей на выборах. У нас было несколько десятков представителей – в основном, муниципальных депутатов, были и депутаты законодательных собраний. Это тот путь, по которому, если бы русский национализм развивался как здоровая политическая сила, должны были бы пойти другие организации. Но это не означает, что все должны вступить в РОНС. Мы готовы были делиться нашими наработками с другими соратниками. Но никто из деятелей русского национализма не перешел к этой политической практике. Я ездил по регионам и встречался с молодежью. Они мне говорили про "Русский марш" – то же самое, что вы повторяете.

У людей клише, они живут от "Русского марша" до "Русского марша". Они уже ходили на него десять раз. Они не могут работать с прессой, не могут организовать избирательную кампанию. У них психологический барьер, отсутствие желания. Начиная с 90-х годов говорили, что не нужно этим заниматься, будет революция, и тогда мы, русские националисты, придем к власти. Не придете вы никогда таким образом к власти! Сейчас украинские события показали, что силы, которые не имеют устоявшихся политических структур, даже при революции не смогут получить эту власть. Представим, что завтра объявят честные и свободные выборы и регистрацию всех партий, вы не сможете эту власть получить, даже если пойдете на выборы. Не имея никакого политического опыта, вы проиграете людям из левой или либеральной среды, которые этот политический опыт имеют. Тем более что ваши финансовые ресурсы несопоставимы.

Есть такие страхи в либеральной среде, которые Маргарита Симоньян выразила, что если объявить честные выборы, то на них завтра же победят фашисты, которые всех нас перевешают. Я считаю, что эти страхи сильно преувеличены. Люди, которые в этой системе не могут достигать политических результатов, они и в другой системе окажутся аутсайдерами. А так этот образ, который вы нарисовали, – это не националисты, это субкультура. Вся информационная система Российской Федерации их пиарит. А тех людей в русском национализме, которые говорят, что нужно становиться не уличными крикунами, а политической силой, задвигают на задний план.

Что касается убийства мигрантов – они происходят как раз оттого, что существующая в России система не оставила легальных путей для развития политических партий националистов. В нынешней ситуации, когда нет выхода на здоровое политическое развитие, люди в экстремальной ситуации выбирают путь насилия из-за того, что у них нет легального пути. Много насилия происходит именно в экстремальной, стрессовой ситуации.

– У Никиты Тихонова и Евгении Хасис была экстремальная ситуация?

– Тихонов и Хасис – совершенно другой случай. Администрация президента поддерживала "Русский образ". У людей было неплохое финансирование. Я знаю, как это финансирование организовывалось: в Администрации президента кого-нибудь из близких предпринимателей, банкиров просят – давай этим людям столько-то денег в месяц. Таких проектов было очень много, последний из раскрученных, "Народный собор" Кассина и Хомякова, не был экстремистским. Финансовые структуры, близкие к Администрации президента, по их поручению предоставляли ресурсы ежемесячно. Потом прекратили давать, и сразу это движение оказалось мыльным пузырем. С "Русским образом" получилось точно так же: люди из ниоткуда получили финансирование, благодаря финансированию стали известны в националистической среде, потому что смогли содержать свои интернет-ресурсы, даже стали печатную периодику выпускать. На сегодняшний день существует много маленьких групп, группок и группочек националистов. Отрегулировать их, давая одному больше денег, другому меньше, одному позволяя больше, другому позволяя меньше, возвысить тем самым одну группу над другой достаточно легко. В деле Тихонова – Хасис заказчик движения "Русский образ" очевиден, это движение было создано в Администрации президента.

Скажу про случай, по которому я имею больше информации, – это взрыв на Черкизовском рынке и дело Николы Королева. Вот как вы говорите – ужасные люди убивают мигрантов. Нам показывают Николу Королева, сколько фильмов об этом было, какие они злодеи. Дело в том, что Никола Королев был близок к РОНС. Он был очень харизматичным лидером, к нему тянулась молодежь, вокруг него организовывались спортивные группы, могла бы организоваться целая сеть в Москве и Подмосковье, он занимался и раздачей наших газет "Рубеж". Что с этим человеком произошло? У многих харизматичных лидеров есть необходимость самоутверждения, гордыня, тщеславие. Рядом с ним появились люди из ФСБ, которые стали на него влиять: ну что ты газетки раздаешь – это же все ерунда. Вон киоск, его хозяин нехороший человек. Просят подорвать его киоск. Сначала взорвали один киоск, потом другой. Потом ФСБ организовала взрыв на Черкизовском рынке. Тут же повязали всех людей, которые взорвали, потому что эфэсбэшники это контролировали, пасли от начала до конца. В конечном итоге в совершенно не причастной к этому делу политической организации РОНС десятки людей прошли через пресс, через допросы, оперативную работу. Кого-то запугали, кто-то отошел, кого-то, наверное, привлекли к сотрудничеству. Многие люди из руководства РОНС вынуждены были скрываться.

– А почему вас стали преследовать, хотя вы были депутатом? Это не связано с делом Королева?

– Нет, с Королевым, слава богу, вообще никак не связано. В 2006 году я был депутатом городской думы, а одновременно с этим помощником депутата Государственной Думы Николая Леонова это блок "Родина", но он шел от партии Бабурина, человек достаточно известный, личный друг Фиделя Кастро. У нас была общественная приемная Леонова в Удмуртии, после выборов 2005 года в этом же помещении располагался мой офис как депутата городской думы. Ко мне 30 ноября 2006 года пришли с обыском на основании того, что у меня в офисе часто были те молодые люди, о которых вы в уничижительной форме выражались – субкультурная молодежь. Нельзя человека судить по внешнему виду и ставить на нем крест. Я думал, что надо создать возможность для общественно-политической реализации молодежи, чтобы они, как вы говорите, не уличным насилием занимались, не зиговали, а могли принести пользу обществу.

– Скинхеды у вас собирались в офисе?

– Я в Ижевске скинхедов вообще никогда не видел. Скинхед – это что-то из культуры 90-х годов. В 2005-6 году время скинхедов давным-давно прошло. Молодежь стала носить другие вещи, она и внешне выглядела по-другому. Как сегодняшние фаны выглядят в любой стране мира, не эти, которые во время футбольного матча с шарфиками цветными ходят, а есть определенный стиль одежды. Может быть, характеризует этих людей популярный несколько лет назад фильм "Околофутбола". Это молодые люди в возрасте от 16 до 22 лет, в отношении которых Центр противодействия экстремизму частенько допускал нарушение конституционных прав. Приходят оперативники на футбольный матч и начинают их выдергивать, прессовать. Приезжают по месту учебы, вытаскивают на профилактические беседы. Я создавал для этой молодежи среду, в которой они могли реализовывать свою политическую активность в созидательном русле. Во-первых, у нас было большое направление по историко-патриотической работе. Ижевск – это родина Ижевско-Воткинского восстания, как раз в тот момент перезахоронение генерала Каппеля из Харбина проходило, тема была на слуху, позднее фильм "Адмирал" снимался – это все про нас, про ижевцев. Когда Каппеля перевозили в Москву, мы поехали на станцию Глазов с венками. Когда у меня в округе происходила уплотнительная застройка, среди девятиэтажек втыкали двенадцатиэтажку на старые коммуникации, население протестовало, и молодежь к этому подключилась. Были другие протесты. Снос здания заводоуправления в Ижевске – это объект, находящийся под охраной государства, историко-архитектурное наследие. На месте Троицкого кладбища стали возводить новый ледовый каток, выкапывали сотнями могилы, тоже протесты были.

Именно активная молодежь – это тоже очень тяжело давалось. Надеть какие-то шмотки, сходить в спортзал, на улице подраться с кем-то гораздо проще, чем вести организованную и общественно-полезную работу. Тем не менее, мне это удавалось.

Получилось так, что у парочки из них нашли какие-то экстремистские листовки, которые я в глаза не видел. Было возбуждено уголовное дело, которое в конечном счете прекратили. Но зато под соусом расследования ко мне пришли в офис с обыском. У меня была идея организовать мини-типографию. Я взял в лизинг оборудование для тиражирования брошюр, буклетов, печатной, сувенирной продукции. Еще только шли наладочные работы. Наши чекисты, Центр "Э", были об этом осведомлены, я думаю, что просто превентивно захотели это все прекратить. Пришли ко мне в офис, как у них было написано в постановлении, для отыскания оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и экстремистских материалов в связи с тем, что у молодых людей были найдены какие-то листовки. Пришло их 18 человек, понятых с собой привели, разбрелись по всем комнатам, бесконтрольно, никто не представился, нигде не указали, кто участвует в обыске. Я стал требовать, чтобы они предъявили удостоверения, чтобы всё было отражено в протоколе, тогда можно начать обыск. В итоге они обыск не начали, походили, никаких материалов не нашли, вызвали наряд полиции, полицейские завалили меня на стол, надели наручники, посадили в машину, отвезли в РОВД, потом на меня написали 14 милиционеров рапорта о том, что я их матерно оскорблял, хотя, когда ко мне физическое насилие применяли, руки за спиной сковывали, я слова матерного не произнес. По моему уголовному делу, которое длилось с 2006 по 2009 год, проходило 14 потерпевших милиционеров. 318-я, 319-я статьи – это оскорбление представителей власти и применение насилия в отношении представителей власти.

– Все это время вы оставались депутатом?

– Я был депутатом с 2005 по 2010 год. В этом как раз и была причина. Мне на первом же допросе сказали: Василий, давай мы тебя в особом порядке посудим, признаешь свою вину, какое-то будет минимальное наказание или вообще условное, денежный штраф. По нынешнему законодательству основанием для прекращения депутатских полномочий является вступивший в силу приговор суда в связи с уголовным преступлением. То есть тут совершенно неважно, хоть мне рубль штрафа, хоть два года тюрьмы, я в связи с этим прекращал бы полномочия. Прошел год после выборов, я только начинал понимать механизмы, через которые можно решать вопросы, появились какие-то проекты. Когда меня избрали, мне было 33 года, достаточно непросто молодому человеку, не имеющему серьезного политического опыта, просто встать на заседании городской думы или на совещании с президентом республики, в присутствии людей, которые вдвое старше тебя и которых ты раньше видел только на экранах телевизора или в газетах, сказать им "нет" по какому-то вопросу аргументированно, подготовить документ, еще и заставить его принять. Одно из главных моих депутатских достижений – я разработал законопроект, который снизил плату за отопление суммарно по городу Ижевску для всех его жителей на миллиард рублей в год. Заставил я это их принять. Я не просто какой-то примитивный националист с улицы, который зигует, меня интересовали бюджетные отношения, градостроительная политика, зонирование города, где можно строить, где нельзя, уплотнительная застройка, интересы моих избирателей. У меня в округе 12 тысяч человек на тот момент было. Я же представлял их интересы. Я в каждом подъезде моего округа провел по несколько встреч, в различных аудиториях встречался. У меня была поддержка от людей, на меня люди рассчитывали.

У меня провели обыск, возбудили уголовное дело за то, что я не совершал. Фактически их требования заключались в том, чтобы я сложил депутатские полномочия. Не дождетесь. Поэтому уперся. Два с половиной года длилось дело и было в конечном итоге прекращено сначала в районном суде, потом в Верховном суде Удмуртской республики. Прокуратура была не согласна с его прекращением, они обжаловали. Объявили меня в федеральный розыск, хотя я никуда из Ижевска не уезжал. Приехали, меня взяли у дома, когда я утром выводил сына в садик. Изменили меру пресечения, отправили в следственный изолятор. Следователь потребовал, чтобы я подписал, что согласен с обвинением. Я отказался подписывать. Несколько суток провел в следственном изоляторе, пока шло рассмотрение дела в суде. Тоже один из уникальных случаев, когда суд по изменению меры пресечения в один день не закончился. Потом судья меня освободил, оставил мне прежнюю меру пресечения – подписку о невыезде. В конечном итоге я добился в суде прекращения этого уголовного дела. Далось это большой кровью, большими нервами.

– Но вскоре против вас возбудили дело по 282-й статье – за выступление на митинге памяти Егора Свиридова. Что вы такое сказали?

– Они дождаться не могли, пока прекратятся мои депутатские полномочия. Дело было не в национализме, всё по совокупности. Я лез в любую дырку и по бюджетной политике, и по градостроительной, и по сносу исторического наследия. Судился постоянно, выигрывал суды у администрации города, у правительства Удмуртской Республики. Несмотря на постановления судов, они их нарушали. В 2010 году у нас должны были быть очередные выборы, меня не допустили на них, забраковали подписи. Оставалась неделя до окончания регистрации. Я подал заявление во второй раз, снова подписи собрал, меня второй раз не зарегистрировали. Выборы прошли без меня, я лишился депутатских полномочий. Мне некоторые доброхоты из правоохранительных органов сказали: теперь тебя точно посадят, после того, как ты перестал быть депутатом, с тобой разобраться будет проще. До меня доходила информация, что по зонам Удмуртской Республики ездят оперативники, у людей, которых я никогда не знал, информацию обо мне собирают, требуют на меня дать показания.

Тут происходит убийство Егора Свиридова, на которое Москва отреагировала Манежкой. А что такое Манежка? Это публичный протест, который увенчался эффективным решением. То, чего требовали протестующие, правоохранительные органы удовлетворили, задержали убийц. Тогда общественная жизнь кипела. Ко мне пришла молодежь: мы тоже протест хотим в Ижевске сделать. Я сказал: ребята, закон нарушать не будем, проведем законную акцию протеста на Центральной площади. Остудил горячие головы, вплоть до того, что там разные предложения были, пойти побить стекла в Госсовете, еще что-то. Что это бы дало? Я стал заявителем этого мероприятия. Состоялся пикет на Центральной площади, порядка 200 человек, все молодые люди. Я такого консилиума силовиков раньше никогда не видел. Там были и эфэсбэшники, и полицейские, и представители прокуратуры, и Следственного комитета, не говоря уже об администрации города, в подполковничьем звании минимум. Больше всего было эфэсбэшников. Выступил я на этом пикете, потом все разошлись. Ребята ушли в одну сторону, у меня машина стояла в другой, я в нее сел, поехал. Машина ГАИ меня останавливает и говорит: мы вас должны задержать. А что такое? Вы совершили административное правонарушение, есть рапорты от сотрудников полиции, что вы матерились. Я говорю: нет, я не матерился. Тем не менее, рапорты есть, поэтому дело будет рассматриваться в мировом суде. Сначала судья отводил все наши ходатайства. У нас была видеозапись нашего мероприятия, никто не матерился. Давайте назначим лингвистическую экспертизу. Судья говорит: я не имею потребности в специальной экспертизе, я установить могу сам. Выписывают мне по первому делу штраф – тысячу рублей, а по второму составу, который мне вменяется, производство прекратили. Зато после этого возбудили уголовное дело по факту митинга, за публичное выступление, за слова. Стали вызывать на допросы людей в Следственный комитет. Прошел обыск в моем доме, прошел обыск в офисе – все это в один день. "Космонавты" приехали с автоматами. Заметил я, что за мной наружное наблюдение установлено. Чувствую, все готовится к задержанию.

Вызвал меня следователь на допрос. Стал заполнять какие-то документы, дал мне расписаться. А в этих документах допустил кое-какие ошибки. Было еще одно дело по 282-й статье, одну из преподавательниц ижевского технического университета за запись в блоге он преследовал. Он в моих материалах указал ее фамилию. Я держу этот документ и говорю: здесь же вы изложили обстоятельства, которые не имеют ко мне никакого отношения, это человек, которого я не знаю. Он на меня набросился, стал выхватывать этот документ. Я успел убрать во внутренний карман. Он стал применять насилие, пытался достать этот документ. В итоге ему это не удалось. Закрыл меня в кабинете, ушел к начальнику. Начальник был в соседнем кабинете, я слышал, что они на повышенных тонах говорили, что всё, вызывай наряд, отвози его в СИЗО. После этого он пришел, кому-то позвонил, уселся в кресло и стал ждать. Ничего не происходило. Я говорю: ну что, сейчас какие-то следственные действия происходят? Он говорит: нет, не происходят. Я говорю: если следственные действия не происходят, тогда я могу быть свободен. Просто встал и ушел. Он побежал за мной. Я быстро сел в машину, уехал. Сразу по моим следам стали бегать оперативники, меня не обнаружили. Через некоторое время из Ижевска меня вывезли.

– И сразу в Германию?

– Совсем не сразу. Я никогда до этого не был за границей, у меня немецкой визы не было. Мне пришлось перебраться через три страны прежде, чем я смог выехать. В Германии я оказался только через полгода после этого.

– Василий, вы чудесным образом вырвались из челюстей системы. Как вы ее охарактеризуете? Что построил Путин и можно ли то, что он построил, разрушить?

– На мой взгляд, Путин не построил ничего такого, что бы отличалось от стран Европейского союза. Жизнь в Европе больше посыпана сахарной пудрой, выглядит более-менее благопристойно. Но путинская система – это часть мировой системы. В Европе происходит размывание национальной идентичности европейских народов и замещение их другими этносами. Путин в России это делает еще более эффективно. Мораль и интеллект нации разрушаются. Устанавливают систему, при которой оболваненным народом с помощью пропаганды и новых чекистов, которые подавляют несогласных, можно управлять очень эффективно. Я не думаю, что большие политические игроки в мире Путиным особо сильно недовольны и хотят принести русскому народу освобождение. Они и большевиков признавали, и советское правительство. Но если они СССР признавали, почему им СССР 2.0 не признавать? Путин построил эффективную систему по оболваниванию и оскотиниванию. Безусловно, никакого будущего у русского народа при этой системе нет. В России можно быть оппозиционером либерального толка, но всякая оппозиционность, носящая национальный характер, подавляется.

– И какая же перспектива у русского национализма?

​– Для того, чтобы добиться успеха на честных выборах, нужно получить поддержку большинства. В нормальном здоровом обществе русские национальные силы демократическим путем пришли бы к власти, и у них была бы демократическая и левая оппозиция, по 20-30%, я так вижу эту структуру. Но сегодня нормального человека, стремящегося к успеху, бьют по голове, и бьют очень больно. И этот человек думает: я не такая скотина, чтобы пойти в "Единую Россию", я хочу успеха, но не любой ценой. Я буду оппозиционером, левым, коммунистическим, системным или внесистемным, но не национальным. Поэтому у нас в национализме остаются худшие человеческие ресурсы, потому что лучшие, которые решили приспособиться, находят другие ниши. И те, кому нечего терять, или маргиналы занимают нишу, в которую сегодня загнан русский национализм. Я читаю блоги на "Эхе Москвы", идет дискуссия о России после Путина. Говорят, что надо установить новую диктатуру прогрессивного меньшинства, которая будет воспитывать реакционное большинство, составляющее 90% населения. Тут ничего нового. Социальный расизм, деление на прогрессивную нацию и реакционную, еще Карл Маркс и Фридрих Энгельс провозгласили, они были более откровенны, чем идеологи Третьего рейха. Путин установил в России диктатуру меньшинства. Я самую большую опасность вижу в том, что при смене этой власти одно меньшинство сменит другое меньшинство, сохранив все созданные Путиным репрессивные механизмы, и поставит их себе на службу. Вот это главная опасность. Поверьте, это не будут националисты, потому что националисты вполне могут играть в демократию. А кто не может позволить себе игры в честную демократию – это различные политические и социальные меньшинства. Они тоже чувствуют угрозу от агрессивного русского реакционного большинства. Это патовая ситуация. Просвещением народа нам заниматься не дают, а вместо этого политтехнологически подменяют какими-то придурками, маргиналами, через них нас показывают – вот такие русские националисты, чего вы от них ждете?