Мы продолжаем небольшой цикл воспоминаний участников событий августа 1991 года в Ленинграде. Сегодня мы в гостях у верного коммуниста, первого секретаря ЦК Российской коммунистической рабочей партии (РКРП) Виктора Тюлькина.

– Виктор Аркадьевич, какие посты вы занимали в августе 1991 года, кем вы были?

– Во-первых, советским гражданином. Во-вторых, я был секретарем партийного комитета объединения "Авангард"; членом Ленинградского обкома КПСС. Также был членом ЦК только что образованной КП РСФСР. К этому году я уже активно участвовал в политике.

– Какая политическая ситуация сложилась в Ленинграде на левом фронте к августовскому путчу?

– В Ленинграде был центр левого сопротивления Горбачеву и его политике внутри КПСС. Так называемые "инициативные съезды коммунистов" начались в нашем городе с 1990 года и проходили регулярно, в том числе перед XXVIII съездом КПСС. На этом съезде дали определенный бой, прежде всего, курсу на рынок. Тогда мы совместно с "марксистской платформой" и с другими левыми делегатами выступили с "заявлением меньшинства", в котором предупреждали партию и народ, что "лечение" социализма капитализмом приведет не к повышению благосостояния людей, не к расцвету экономики, а к тяжелым бедствиям и все это кончится крахом. Мы подчеркивали, что партия не может называться коммунистической, если она ведет людей в капитализм, поэтому сама КПСС такого удара не выдержит. К сожалению, эти прогнозы сбылись.

Напряженность ведь вообще тогда возрастала. Что-то витало в воздухе, что-то должно было произойти, потому что в целом социально-экономическая ситуация ухудшалась, недовольство курсом так называемой "перестройки" в обществе росло, и в том числе росло недовольство внутри КПСС.

Горбачев выдал тогда тезисы новой программы, в которой говорилось, что мы должны держать курс на другую партию, и по сути, и по названию, откровенно провозгласил курс на социал-демократию, рынок. Внутри КПСС уже было принято решение о приватизации. Поэтому наше сопротивление линии Горбачева нарастало, был организован оргкомитет во главе с членом ЦК профессором Алексеем Сергеевым, участником нашего движения, по созданию оргкомитета с требованием созыва чрезвычайного съезда КПСС.

И вот в этой ситуации 6 августа в Москве проходил пленум ЦК КП РСФСР. Тогда замученный и затюканный первый секретарь ЦК этой партии Иван Полозков подал в отставку (он представлял собой мишень для всех демократических СМИ). Мы поддержали кандидатуру Геннадия Зюганова. Он тогда ходил в патриотах. Но Геннадий Андреевич вышел на трибуну и, переминаясь с ноги на ногу, потея, как большой слон, заявил, что у него мало опыта, что он плохо знает промышленность, не имеет практического опыта в этой области и поэтому отказывается в пользу Валентина Купцова.

Это сейчас Зюганов говорит, что он имел дело с "Особой папкой", изучал теорию управляемых катастроф… А все дело было в том, что Михаил Горбачев предложил на этот пост Валентина Купцова. И тогда, на этом пленуме, мы, группа членов ЦК, высказали мнение о том, что надо упереться, противостоять Горбачеву, может быть, даже уйти в оппозицию и тем самым спасти честь коммунистов. Но у нас это не получилось, не хватало голосов.

А Олег Шенин, секретарь ЦК КПСС, который присутствовал на этом пленуме от "большого ЦК", в перерыве попросил нас отойти в сторону перекурить и сказал: "Мужики, вы не обижайтесь, но сейчас так надо. Мы не можем открыто поддержать здесь вашу линию, но, поверьте, в ближайшее время произойдут определенные события". И вот прошло некоторое время с 6 августа до 19-го, и мы услышали про эти "некоторые события".

– Где вы услышали о путче?

– В поезде. Возвращался из Иванова, забирал семью с каникул. Отвез жену с детьми домой, а сам помчался на завод. Мой водитель иронизировал: "Ребята говорят, что надо быстренько закрыть задолженность по партвзносам!"

Когда я прибыл в объединение, генеральный директор уже был в Смольном, где собирали партхозактив. На тот момент он уже закончился. Выйдя с этого заседания, мой директор Вахтанг Павлович Ковешников, очень приличный человек, впоследствии – президент Союза промышленников и предпринимателей Санкт-Петербурга, сказал мне: "Знаешь, Виктор, ни хрена не понятно: что, кто, зачем? Ты давай разведай, а я поеду на завод".

Поскольку я был еще и членом обкома, и членом ЦК, мы тогда с Юрием Григорьевичем Терентьевым, секретарем парткома "Арсенала", дождались возможности и зашли к первому секретарю обкома Ленинграда Борису Гидаспову. Был спокойный разговор, во время которого он сказал, что ему тоже ничего не понятно. "Хотел бы я знать, где сейчас Горбачев?" – сказал он. Мы удивились: ведь передавали, что он в Форосе. "Не знаю, не знаю… Вот что. Даю вам установку. Я вошел в местный ГКЧП только как член Совета обороны, поэтому никаких действий сейчас без команды не предпринимать, на предприятиях усилить бдительность, обеспечить охрану объектов, оружия и прочего", – заявил Борис Гидаспов. А на следующий день, когда уже даже по телевидению стала видна несерьезность намерений ГКЧП, настроение пошло на убыль и стало понятно, что ничего полезного из этого мероприятия не выйдет.

– Чем вы занимались в эти дни?

– Во-первых, анализировали ситуацию, старались держать связь, в том числе, с Москвой. Во-вторых, изучали те куцые документы, которые были. Обращение ГКЧП… Должен сказать, что оно с ходу нас разочаровало, потому что кроме хороших слов о том, что надо сохранить Советский Союз, у которого есть внешние враги, там был, в общем, тот же курс Горбачева. Тот же рынок, тот же "социализм с человеческим лицом", та же демократизация, те же реформы, то есть там не было главного – понимания того, что перестройка как перемена строя есть, с нашей точки зрения, антинародное действие, контрреволюция.

Наша линия, линия ортодоксального крыла КПСС, то есть того коммунистического, что в ней было, заключается в том, что надо было исправлять положение в СССР, что основным бедствием того времени было нарастание расслоения общества. Нарастала нелюбовь, может, даже ненависть к "зажравшейся" партхозноменклатуре, которая к тому времени не имела ничего общего с коммунизмом. Нужно было, прежде всего, налаживать жизнь простых людей, а не двигаться дальше к расслоению общества под видом реформ. Вот ничего этого в заявлении ГКЧП не было. Поэтому наши надежды на то, что это серьезные люди и они собираются изменить политику в стране в правильном направлении, быстро растаяли уже на второй день.

А дальше мы только следили за развитием событий и, конечно, готовились к тому, что придется продолжать нашу борьбу в худших условиях. Потом, как вы знаете, были приняты некоторые запреты. Борис Ельцин запретил по формальным признакам деятельность КПСС и КП РСФСР. Мы к этому оказались готовы лучше других. Мы сказали: "Видели мы таких запретителей! И покруче были!" У нас на 24 ноября был назначен инициативный съезд в Свердловске. Мы собрались и провозгласили на этом съезде создание Российской Коммунистической Рабочей партии.

Кстати, на этот съезд я лично звал всех секретарей ЦК РСФСР: Купцова, Ильина, Зюганова и других. Специально ездил в Москву: вы – секретари, секретарям платят деньги за мобилизацию людей, поехали на съезд! "Нет, – сказали они, – сейчас надо пригнуться, переждать…" Так называемая ликвидационная комиссия готовила дела для передачи в архивы Управления делами президента и занималась трудоустройством аппарата.

А мы собрали то коммунистическое, что было, и продолжали работу. И продолжаем уже 25 лет в виде РКРП, первой зарегистрированной партии в новой демократической России. 25 ноября был съезд, а 9 января 1992 года мы получили свидетельство о регистрации.

– Виктор Аркадьевич, вы были свидетелем того, как депутаты Ленсовета захватывали Смольный?

– Мы в то время занимали партийные помещения в Доме политпросвещения напротив Смольного, на площади Пролетарской диктатуры. У нас там было несколько комнат. Мы установили там дежурство, установили охрану. И когда к нам пришли эти деятели и потребовали покинуть помещения, мы спросили: "А вы кто такие?" Они ответили, что они из Ленсовета. Мы потребовали предъявить бумагу, в которой указано, какие у них есть права нас выселять. Они ответили, что бумаги нет. Ну, тогда идите отсюда. Они потоптались и ретировались. Мы эти помещения не сдали, сохраняли их до 1995 года. В этом неопределенном положении держались до того момента, когда Путин увидел красный флаг над Домом политпросвещения и был вынужден его срезать с привлечением ОМОНа и японского крана.

История с красным флагом на Доме политпросвещения, который располагается напротив Смольного, весьма символична. Владимиру Путину, засевшему в Смольном, в Комитете по внешним связям, как, видимо, и его шефу, Анатолию Собчаку, красный флаг коммунистов напротив, особенно после путча, был как красная тряпка для быка. Виктор Тюлькин рассказывает, как Владимир Путин пытался ликвидировать этот флаг:

– Был Всемирный конгресс географов. Уже тогда Географическое общество было в почете. Его тогда возглавлял Сергей Лавров, профессор, коммунист, наш хороший товарищ. Мы знали, что будет этот конгресс, и решили порадовать людей, которые приезжают со всех концов мира. На Доме политпросвещения стояла железная мачта метров пятнадцать высотой. Мы подняли на этой мачте красный флаг, который взяли из запасников Смольного, красивый, пять метров на два с половиной. Но, увидев это, Собчак дал втык кому положено, поэтому на следующий день красный флаг был спущен и подняли триколор. Мы решили его заменить. Они, хитрые ребята, отключили электропривод, который поднимает тросы. Но ручной привод оставался, поэтому мы нашли храповик, вставили рукоятку, повертели шестеренки и заменили флаг.

Из Смольного опять прислали команду, ночью спустили красный, подняли полосатый, но сделали хитрую вещь: обрезали тросы. Что теперь делать, никто не знал. Флаг, казалось, было невозможно сменить. Но нашелся умелец по фамилии Слюсарь, дед, капитан советской армии в отставке, наладчик с объединения "Светлана". Сложность заключалась в чем: мачта внизу была 500 миллиметров в диаметре, на высоте в 5 метров она переходила на диаметр 300 миллиметров, а потом еще ступенька, то есть на обычных "кошках" туда не залезешь. А Слюсарь придумал специальные захваты с кулачковым механизмом, которые регулируются по высоте.

Первым пошел наверх Александр Казеннов, в те времена ему было сорок с небольшим, он был молодым профессором. До половины мачты долез, а потом был вынужден спуститься: руки дрожат, ноги устали. И вот этот Слюсарь (а ему было семьдесят), такой сухой, с усами, решил подниматься сам. Поднялся наверх, там прикрепил флаг, крейсеровский: смольнинские легкие шелковые уже кончились, а этот был тяжелый, шерстяной, темного цвета. Развернул его там, и он стал развеваться. И те, кто потом приехал его снять, никак не могли понять, как им это сделать. И тогда рассерженный Владимир Путин прислал ночью автобус с ОМОНом, пригнал японский кран и мачту срезали автогеном. Это был тот случай, когда мы в открытую столкнулись с Владимиром Владимировичем на политической почве.

– В то же время друзья Владимира Путина быстро стали приватизировать банк "Россия", который находится рядом с Домом политпросвещения. Уже осенью 1991 года не без поддержки Смольного основными акционерами банка стали фирмы, учрежденные Владимиром Якуниным, Юрием Ковальчуком, Андреем Фурсенко и его братом Сергеем Фурсенко. Вы как член обкома знали, что это за банк?

– Если брать официальную версию, то он был организован как бы с участием обкома – для того, чтобы "золото партии" работало на будущее движение. Но, как и следовало ожидать, оно работало не столько на движение, сколько на определенных ребят, которые конвертировали свое номенклатурное положение в успехи рыночной экономики. Но некоторые из них плохо кончили (я имею в виду, например, того же Дмитрия Филиппова). Банк и до сих пор функционирует. Но нашему коммунистическому движению от этого ничего не досталось, мы никакой поддержки не получили.

– Если взять список самых высокопоставленных чиновников России, то оказывается, что все они состояли в КПСС, начиная с Владимира Путина и заканчивая Валентиной Матвиенко. Получается, что партийная номенклатура взяла-таки реванш, сумела создать новое общество и получить все, чего ей не позволяли определенные ограничения в Советском Союзе?

– Почему КПСС потерпела поражение? Потому, что к этому времени она уже не была коммунистической. Это была управляющая структура с формальными признаками идеологии, но в ней находились самые разные элементы. Выступая на XXVIII съезде КПСС, наш представитель профессор Сергеев свое выступление начал так: "Уважаемые товарищи коммунисты, легальные марксисты, правые и левые социал-демократы и иные члены нашей партии!.." Такое обращение было встречено аплодисментами.

Действительно, в партии были разные люди: от ортодоксальных марксистов до откровенных антикоммунистов. Общим признаком являлось то, что это были наиболее активные, наиболее продвинутые, образованные элементы, желающие сделать карьеру, ведь партия была правящая. Этим и объясняется то, что КПСС послужила базой для всех других партийных образований, которые потом произрастали на этой почве, и для всех управленческих кадров. Поэтому я и говорю, что Валентина Ивановна Матвиенко посылала меня прокладывать рельсы к "светлому завтра" на комсомольские стройки. Теперь она их прокладывает в другую сторону. А я всё еще продолжаю выполнять задание комсомолки Вали…

– Существует мнение, что именно путч создал возможность для дальнейшего укрепления во власти определенной политической группы. Кстати, сами члены ГКЧП, выступая на одной из пресс-конференций, заявили, что именно Владимир Путин продолжает начатое ими дело.

– Независимо от чувств и намерений этих людей, по сути дела, это явилось своеобразной провокацией, которая позволила контрреволюции сделать огромный шаг вперед: запретить КПСС, сменить флаг державы, открыто объявить капитализм и распустить Союз. Конечно, несмотря на благие намерения, без компаса, без четкого плана "чего же мы хотим" браться за это дело… Не так надо было делать. И если уж делать, то надо было делать решительно.

Даже если считать это переворотом, то и перевороты так не делаются. "На испуг" взять не вышло, а как поступают в таких случаях, показал Ельцин в 1993 году. Особенно делать героев из этих людей не стоит.

Я лично уважаю Олега Семеновича Шенина. Это единственный секретарь ЦК КПСС, который остался в коммунистическом движении, прошел тюрьму и не изменил своих убеждений, хотя в теоретическом плане у нас с ним достаточно много расхождений и споров. Уважаю Валентина Ивановича Варенникова, который являлся моим личным другом. Он действовал честно, стойко, был единственным, кто отказался от так называемой "амнистии" и, кстати, был оправдан судом. Вот, пожалуй, и всё. Ко всем остальным ребятам, хоть они и написали мемуары, у меня нет уважения, потому что после этого они залегли на дно, ушли – один в больницу, другой – в бизнес, третий – еще куда-то…

Возможно, в этом ГКЧП были и откровенные провокаторы, которые знали, что делается, куда идут… Но можно согласиться с Михаилом Сергеевичем Горбачевым, который заявил, что всей правды о том, как это было, мы до конца не узнаем, – уверен Виктор Тюлькин, первый секретарь ЦК РКРП.