26 марта, посмотрев в интернете на уличные протесты против коррупции, кубанский казак Евгений Панчук решил присоединиться к избирательной кампании оппозиционного лидера Алексея Навального.

Его выступление в дискуссионном клубе в Краснодаре 15 апреля наделало много шума. Издания стали публиковать интервью с "казаком, который "был готов умереть за Путина", а теперь решил поддержать Навального". В выступлении и интервью Панчук рассказывал, как с другими казаками ездил "присоединять Крым" (он даже носит две соответствующие медали), но что его отношение к конфликту с Украиной поменялось после начала войны в Донбассе. Панчук также заявлял, что пикетировать открытый на днях в Краснодаре штаб предвыборной кампании Навального пришли казаки, зависящие от власти: "Из 470 пришло 20".

Реакция последовала незамедлительно: на сайте "Кубанского казачьего войска" была опубликована заметка "Таким в казачестве не место!" с выдержками, как утверждалось, из письма казаков Екатеринодарского казачьего общества. В тексте говорилось, что Панчук состоял в нескольких казачьих обществах, но "отовсюду изгонялся за свой склочный и подлый характер", что в Крыму Панчук "показал себя как паникер, нытик и трус", что он – "засланный казачок", который стремится опорочить все Кубанское казачье войско​". Авторы текста утверждали, что им не приказывали идти блокировать офис Навального, что делали они это по собственной инициативе, чтобы противостоять "тем, кто хочет расколоть общество и внести смуту".

20 апреля Панчук собрал пресс-конференцию в Краснодаре, в помещении штаба Навального, и там был атакован группой людей – в него бросали яйцами и мукой, облили молоком. В беседе с Радио Свобода через несколько часов после пресс-конференции и нападения Панчук не звучал подавленно и продолжал утверждать, что в подобных действиях участвуют лишь немногие:

– У нас на Кубани 40 тысяч казаков, и обратите внимание, сколько принимает участие в таких акциях. Сегодня – 20 человек. Внимательно посмотрите: половина казаков не дает провокации устраивать, половина вообще не участвует, кидают яйца два или три человека. Даже дружинники, которых пригласили на эту акцию, стоят в форме реестровых казаков, ошарашенные, и видят, что какие-то люди из их толпы вырываются, начинают кидать яйца, обливать молоком, сыпать муку.

Панчуку 47 лет, он родился в Краснодаре, закончил восьмилетку, ПТУ, потом, по его словам, получил образование по специальностям "юрист и юриспруденция" и "менеджмент", работал на предприятиях городского хозяйства в Ейске и Краснодаре. Женат, четверо детей. В казачьем движении, говорит Панчук, он с первых дней, ​25 лет: "Я родовой казак, деды, прадеды, родители – ​все казаки". Эволюцию своих политических взглядов за последнюю четверть века Панчук описывает так:

– В 90-е жизнь у нас была тяжелая. Распад Советского Союза, как и все, воспринял: развалился и развалился. Особых протестов не было. Мне был 21 год, мне надо было учиться, работать, семью содержать. Как-то выживали, как и все. Ельцина мы презирали и сейчас презираем. Когда Ельцин сказал: вот ваш президент, Путин, того никто не знал. Первое отношение к Путину было: что Ельцин нам хорошего может предложить? Так мы все эти годы к Путину относились. Вспомните, до событий в Крыму, какие акции протеста были, у него рейтинг был нулевой. Тут случается Майдан на Украине, события в Крыму, рейтинг у него сразу взлетает до 86%, он становится собирателем русских земель. Ну, думали, сейчас заживем, после Крыма у нас все будет хорошо. А с каждым годом все хуже и хуже. Весной [2014-го] у нас начинается война на Донбассе, ребята наши, молодые казаки гибнут, мы их хороним одного за одним. Естественно, сейчас крайне негативное отношение к Путину у меня.

– Вы когда говорите, что до 2014 года у Путина рейтинга не было – имеете в виду, среди казаков? Это очень странно звучит, потому что у Путина всегда был довольно высокий рейтинг. И кажется, казаки его поддерживали вполне.

– Когда приняли закон о казачьем реестре, где нас оскорбительно назвали не народом, а обществом граждан Российской Федерации, у нас больше половины казаков с реестра просто ушло, он нас унизил этим законом. А те, что остались в реестре, надеялись на лучшее, что к нам власть повернется лицом. За 17 лет, что Путин находится у власти, он нас народом не признал. Мы всю свою жизнь боремся, с начала 1991 года, и собираемся как народ, не как служивое сословие: у нас не все могут держать оружие, у нас есть старики 70-80 лет, школьники, студенты, врачи, учителя, профессора. Мы же народ, мы не все служим. А за 17 лет, за которые он нас народом не признал, какое будет отношение? Кто сидит на зарплате, дружинниками работает – видите, провокация была сегодня, кто на зарплате, эту акцию устроили. А кто нормальные казаки – рядом со мной сидели, в том числе представитель официального реестрового войска, молодой парень.

– Разве не все казачьи сообщества в той или иной степени зависят от власти?

– Сейчас создается много общественных организаций. У нас в Краснодаре создана община казачья, она в реестр не входит, но в ней казаки и реестровые, и просто родовые. Мы почему сильно зависим от власти, потому что нам негде собираться. Нам власть выделила помещение, наше офицерское собрание в подвале собиралось, бывший угольный склад. Отремонтировали, в подвале – так в подвале, больше нам деться некуда. Договор аренды заключаем с администрацией. Если мы только выступим против них, нас выгонят на улицу, общество развалится, нам негде будет встречаться. Дружинники-казаки на зарплате сидят, другой работы нет. 25 тысяч – копейки, но они даже за эту зарплату держатся. Им что скажут, то они и делают. Надо провокацию устроить – они устроили. Поэтому мы очень зависим от власти. Но в то же время это для нас унизительно, и многие казаки не боятся даже помещение потерять. Наш атаман открыто поддержал поход кубанских фермеров на Москву, за что и поплатился: и с войска выгнали, и с атаманов выгнали, казакам не дали провести сбор, они три часа в декабре на морозе простояли. Вот так мы зависим от власти. Землю дадут – что-то против скажем, ее заберут сразу. На крючке просто. У нас нет финансов своих.

– Вы в разных интервью рассказывали, что в 2014 году поехали в Крым – через казачьи организации. За этим стояли власти или вы сами приветствовали аннексию Крыма, организовались и ехали туда?

– Я уже говорил, что когда ехали, об аннексии Крыма еще речи не шло [речь идет о второй половине февраля 2014 года]. Конечно, это организовала власть. Нас обзванивали днем и ночью, нас собрали. Из 40 тысяч казаков поехало меньше тысячи, из краснодарских двух тысяч – сто человек. Почему я поехал? Я в казачестве к тому моменту был 20 с лишним лет, на нас власть вообще внимания никогда не обращала, то она нас сажала, то гнобила, то унижала. А тут сам президент, само правительство, нам атаман говорит: надо помочь, собирайтесь. У нас такой энтузиазм был, что за 20 лет первый раз нас о чем-то попросило именно государство, мы им потребовались как казаки, как народ, государство в нас стало нуждаться. Мы это восприняли с энтузиазмом. Конечно, нас организованно привезли на автобусах, через паром. Когда нас привезли в Крым, вы видели фотографии, через несколько дней мы с автоматами. Что, мы сами где-то автоматы взяли? Естественно, нам государство, Россия дала автоматы. То есть полностью нас организовали, предложили. Многие отказывались, многие атаманы телефоны поотключали.

– С одной стороны, вы говорите, что ваше отношение к происходящему поменялось, когда началась война на востоке Украины. С другой стороны, вы говорите, что ваши политические взгляды изменились, когда 26 марта этого года вы увидели, что на протесты, организованные Навальным, вышла молодежь. Я пытаюсь установить временные отметки, когда у вас менялось мнение о власти, о Путине.

– 26 марта у меня изменилось мнение именно о Навальном, об оппозиции. О Путине у меня поменялось мнение резко, когда наши казаки, добровольцы поехали воевать на Донбасс. В Крыму была тысяча казаков, грубо говоря, а на Донбасс, насколько я знаю, и это даже завышенные цифры, поехало меньше ста казаков. Из тех казаков, что были в Крыму, поехали единицы. Они идейные, в мае поехали, а в августе уже ребята погибли. Двое казаков, что были на пресс-конференции, тоже воевали, они еще в 2015 году вернулись, поняли, что против своих братьев воевать они не хотят, что эта война неправильная, что война специально затягивается. В январе 2015 года я на сходе выступал против войны с Украиной, на меня резко с критикой обрушились, было разбирательство жесткое, вплоть до исключения из общества за это. Нам все время говорили, что Навальный – это агент Госдепа, там вышли непонятно кто, провокаторы, алкоголики, наркоманы, гомосексуалисты. Я не пошел на этот митинг. А когда я увидел, что там адекватные люди, у меня поменялось мнение не о Путине, – у меня к нему еще с 2014 года отрицательное отношение, – у меня поменялось мнение о Навальном, – что он положительный человек. После этого я стал поддерживать именно Навального. А против самого Путина я выступал еще с 2014 года.

– Вы поменяли отношение к войне на Украине, публично выступили против. Вы не сталкиваетесь с прессингом после этого?

– Все казачество, даже те, кто сейчас против меня, против войны с Украиной. Ни один казак, как бы он Путина ни любил, – он будет в меня кидать яйцами, но не скажет вам, что украинцы наши враги. Никто из казаков, даже путинцев, не хочет, чтобы мы воевали с Украиной, потому что украинцы для нас всегда были, есть и будут братьями, а война эта искусственная. Эта пропаганда, что мы воюем с бандеровцами, уже ни на кого из казаков не действует. Мы много потеряли казаков в Новороссии, казаки со всей России, не только кубанские, но и донские, терские, уральские казаки потеряли сотни убитыми. На идее патриотизма. Полевые командиры казачьи погибли. Я неоднократно говорил, что они погибли не в бою – в тылу погибли, были ликвидированы. У украинцев ни один полевой командир не погиб, а наши все полевые командиры погибли в тылу с российской стороны, со стороны Новороссии.

– Это неожиданно все звучит. Мне, да и многим, кажется, что казаки все равно придерживаются вполне определенных взглядов, симпатии их на стороне пророссийских сепаратистов.

– Казаки и на той, и на этой стороне, и украинцы и на той, и на этой стороне. Захарченко, глава ДНР, – чистокровный украинец. Народ разделили. Это страшная печаль, что часть казаков там, а часть казаков тут. Много русских едет воевать на Украину в ВСУ, много русских едет воевать за Донецкую республику. Много дончан, луганчан воюет и на той, и на этой стороне. Это страшная война, нас, славян, стравили между собой и затянули войну на три года. Я уже говорил, была бы воля Путина, войну можно было бы остановить. Территория ДНР и ЛНР – от границы с Россией всего 70 километров, а в ширину меньше 200. И на этом маленьком пятачке уже десятки тысяч убитых дончан, мирного населения, две тысячи добровольцев с России погибло, не считая погибших со стороны ВСУ. Я смотрел фамилии ВСУ, это же открыто: Иванов, Петров, Сидоров, ребята молодые – это русские ребята, воюют за Украину. Они граждане Украины, но они же русские. И с другой стороны смотришь: Петренко, Прохоренко, Захарченко, с украинскими фамилиями, они воюют за ДНР. Нельзя сказать, что казаки поддерживают [кого-то одного], они и на той, и на этой стороне. А многие просто не участвуют. Кто был с первых дней, все мои друзья, кто участвовал в войне в ДНР, ЛНР и живой остался, вернулись еще в 2015–2016 годах и больше никогда воевать не поедут.

– Вы рассказывали, что ездили на восток Украины с гуманитарной помощью. Тоже при содействии властей?

– Нет, наоборот. У меня друзья воевали, в основном в батальоне "Бэтмен", мы им возили гуманитарную помощь. Куренной выходил, говорил: "Братья-казаки, наши два казака воюют в батальоне "Бэтмен", подразделение "Ратибор", под Луганском, давайте соберем продукты, отвезем". У меня "Волга" старенькая. Недели две собираем – у друзей, знакомых. Я полностью "Волгу" грузил продуктами, теплыми вещами, скидывались на дорогу, – туда и назад стоит пять тысяч рублей, – и вдвоем или один я ехал, отвозил гуманитарную помощь. Потом я там с людьми познакомился, и они говорят про эти российские конвои: за Донецкую республику говорить не буду, но в Луганской республике за год-два ни разу гуманитарную помощь не видели, она вся в магазинах. И уже когда наши ребята вернулись с войны, – в 2015 году отказались, – мы просто гражданским людям собирали продукты и адресно отвозили, раздавали людям в руки. Последний раз я возил в Макеевку, когда из Америки вернулся, в июле прошлого года, тоже в "Волгу" загрузился с ребятами, втроем повезли продукты. Потом уже ни у кого не было денег, чтобы загрузить машину, – нам надо 30 тысяч рублей на продукты и 5 тысяч на бензин. 35 тысяч – уже казаки до того обнищали, что мы просто не смогли собрать средства. Я к друзьям обращался, они и сахар мешками давали, и рис, и крупу. Нам самим уже есть нечего, мы как-то за этот год стали резко нищие, я даже не понял, как так получилось, ни у кого ничего не осталось, никто никому помочь не может.

– Вы сказали опрометчиво, что в Америку ездили. Вы что там делали? Вас обвиняют, что вы агент Госдепа.

– Я объехал полмира, а у них все – агенты Госдепа (смеется). Ну как, я приезжаю в Америку, иду в Госдеп. Где я его найду в Нью-Йорке, понятия не имею. Прихожу, говорю: "Я – казак Панчук, платите мне деньги, я буду на вас работать". Такое может быть? "Хорошо, казак Панчук, на тебе деньги, работай на нас". Полный бред. А в Америку я ездил – у меня много друзей. Знаете, Новая Кубань – под Нью-Йорком казачье поселение. Нью-Кубань, там кубанские казаки живут родовые, которые уехали. Я хотел туда попасть, но не доехал, у меня с английским плохо. Еще фишка была, – я в секрете держал, – в интернете искал какой-нибудь новый бизнес и увидел, что в Нью-Йорке, в Америке в небоскребах делают все из стекла. Душевые кабинки, ступеньки, перила – все из стекла. У моего друга ИП, он мне сказал: езжай, выучись, это в России как ноу-хау, только никому не говори, у нас одна фирма откроется, сразу конкуренты появляются. И я в интернете нашел работу, требовался в Нью-Йорке стекольщик. У меня была открытая виза, я купил билет, приехал и работал как подсобный рабочий, мне за это платили зарплату. В том году три месяца проработал, основном на Манхэттене, в Бруклине, еще в пригороде, – я полностью освоил специальность стекольщика, работа лазерным уровнем, как кабинки душевые из стекла делать. По выходным еще подрабатывал в ресторане. Когда я вернулся в Россию, дали объявление в интернете, сделали несколько заказов. А потом у людей, я так понял, деньги закончились, и у нас этот бизнес не пошел. Буквально за два-три месяца немного денег заработали, – кто хотел в Краснодаре себе из стекла сделать кабинки душевые, пару лестниц в частных домах поставили, перила, ограждения – и все, заказов у нас не стало.

– Вы говорите, что много куда ездили – это тоже к казакам, которые живут в разных странах?

– У меня и в Делавэре есть друзья, в Лос-Анджелесе был, в Майями в декабре еду на полгода, работу найду, опять посмотрю, какой бизнес из Америки сюда можно перетащить. В Израиле был, в Турции был, в Египте, Иордании, в Европе во всех странах был, в Америке раз пять был, а может, и шесть. Виза у меня сейчас открыта в Штаты на три года. У вас у всех представление, что казаки – это какая-то закрытая очень страшная секта, и у нас развитие на уровне XVII, максимум XIX века, то есть мы сидим у себя дома, такие угрюмые, мир не смотрим, компьютеров у нас нет, на лошадях мы ездим – и все. Нет, мы прогрессивные, у нас есть очень много профессоров, ученых среди казаков. Так что мы не закрытое какое-то сообщество, не как амиши в Америке.

– Возвращаясь к войне на Украине – когда вы возили гуманитарную помощь, с вас подписку о неразглашении не брали? Там ведь и военные есть.

– Там бардак вообще. У меня фотографии есть, я на линии фронта с пулеметом фотографируюсь, на БТР, сижу на "Урагане". Там никому ничего не надо. Я приехал, ребята говорят: это к нам. Я и ночевал у них на передовой. Там полный бардак и анархия. Мы когда искали ребят после Дебальцева (боев за город Дебальцево. – Прим. ред.), там позывные, допустим, "Кот". Как тебя зовут? "Кот". Даже на кладбище неопознанные ребята, имени нет, как "Кота" и похоронили. "Тигр", "Пантера". Ребята в одном подразделении не то что фамилий, даже имен не знают. Убили его друга, а он его хоронит и на могиле пишет позывной. Ни паспорта, ни документы не спрашивают, какие там могут быть расписки.

– Что вы делали под Дебальцевом?

– У нас там пропал парень без вести. Позвонили казаки с комендатуры, сказали, что Алексей Челноков убит под Дебальцево. И мы его поехали искать. Очень много погибло ребят из батальона "Бэтмен", подразделение "Ратибор", под Дебальцево, там 33 человека. Еще со мной два казака поехали, у которых погибли там друзья, – не казаки, а просто с России. Мы несколько дней объезжали всю Луганскую республику, искали, куда они делись, где их похоронили, узнавали, что с ними произошло. Грубо говоря, "двухсотых" забирать ездили. В боевых действиях в Новороссии я не принимал участия.

– А вам было страшно? Сначала когда вас в Крым отправляли, хотя там и не было боевых действий. А потом ездить на восток Украины?

– В Крыму нам весело было, честно говоря. На всех фотографиях мы улыбаемся, смеемся. Страха ни у одного казака близко не было. Когда на второй день нас построили, сказали: кто желает уехать? Мы никого не осуждаем, кто хочет – вот стоит автобус. Ни один казак не развернулся, не сел в автобус и не уехал в Россию. А потом пацаны молодые, я им рассказываю про боевой опыт – я до этого был в Южной Осетии. Они все время со мной, это для нас веселуха была. И когда мы стояли, перекрыли дорогу, нам сказали: бандеровцы едут колесами, без автоматов, – думаем, сейчас бандеровцы приедут, будем морды друг другу бить.

– А у Дебальцево?

– Когда молодых пацанов искали, страшно не было, у нас чувство горя было, чувство негодования – ребят подставили. Брешут, что под Дебальцевом с нашей стороны никто не погиб. Их потом, конечно, забрали, о ком узнали родственники. Новороссия даже цинковые гробы для ребят продает. Ты приезжаешь, он лежит в морге, дают мешок целлофановый, черный, мусорный – забирайте. Ни машины, ничего. Бедные родители едут за свой счет, везут этих "двухсотых" в Россию, хоронят за свой счет, памятники за свой счет. Вы слышали, как на Украине хоронили героев войны на юго-востоке. Я видел в интернете, там какого-то человека – он просто приехал, где-то стоял на КПП, его убили снарядом, – привозят в какое-то украинское село, все село стоит на коленях, плачет, его встречает, его именем улицу, школу называют. А у нас погиб командир батальона, позывной "Тор", он был в Крыму с нами, Артем Аверьянов, у него было мощное подразделение. Он и еще несколько казаков имеют благодарственное письмо за подписью Путина за Крым. Он сразу после Крыма поехал в Новороссию, был у Стрелкова (один из лидеров "ДНР" в начале войны. – Прим. ред.). Он и еще один казак с Кубани, Андрей, стали командирами батальонов. В августе (2014 года. – Прим. ред.) они погибают, когда со Славянска, Краматорска их колонна выходила, то попала под обстрел. Мы ездили, искали, найти не могли, судьбу их не знали. В прошлом году осенью выдали их тела – оказывается, все это время они находились в морге. И что вы думаете, когда хоронили Артема Аверьянова, командира батальона, который в Крыму был, письмо от Путина имеет, – официального представителя от кубанского казачьего войска не было. Казаки были, человек двести пришло, но от власти ни одного человека не было, от кубанского казачьего войска ни одного человека не было, от прессы ни одного человека не было. И так втихаря похоронили, ни в одной газете ничего об этом не сказали. Так постоянно в России хоронят добровольцев, тихо хоронят, молча, никто об этом не знает, никто их героями не считает.

– У вас к событиям в Крыму не изменилось отношение теперь?

– По Крыму мое мнение изменилось, не стоил Крым войны с Украиной.

– Вот на вас напали. Вы присоединились к Навальному. Вы не опасаетесь за себя, за свою семью? Или есть ощущение, что вас все-таки кто-то поддерживает?

– Я комментарии читал на прошлое выступление, там было достаточно положительных отзывов. То есть я понял, что не зря сказал. Их там были сотни, тысячи, просмотров очень много. Мне было бы достаточно и одного человека, который бы меня поддержал. Я считаю, что я делаю правильно. За себя мне вообще не страшно. Я много чего в жизни видел, хуже смерти ничего быть не может. За семью я очень боюсь – это да. Головная боль, потому что маленькие дети у меня, дочке 6 лет, а самой маленькой 2 года. За это у меня страх есть. Но я думаю, до такой степени не опустятся. Жену все время успокаиваю. Но не на сто процентов я уверен, что моя семья в безопасности.

– Отношение казаков. Вы говорите, что активно против вас действуют казаки, которые сильно зависят от власти, а другие, мол, не нападали, были в растерянности. Но и рядом с вами они не встают. Через год будут выборы президента. Казаки вокруг вас говорят: ничего, прорвемся, поддержим тебя? Или каждый сам за себя, тихонечко стараются пережить все это?

– По-разному. Кто-то поддерживает. Пять человек нас сидело за столом (на пресс-конференции. – Прим. ред.), еще несколько казаков, которые тоже хотели сесть, но им места не было, – в зале за меня выступали. Потом рабочий день, многие казаки не могли прийти. Должно было прийти больше 20 человек в мою поддержку, но был рабочий день. Некоторых казаков угнали на работу, сказали: придете – мы вас выгоним. Некоторые казаки мне с утра позвонили и сказали: "Женя, нам сказали, против тебя готовится провокация, будь готов, мы отказались идти". Они, хотя работают дружинниками, предупредили меня. Какая провокация – непонятно было. Хорошо, форму казачью взял с собой, а пришел по "гражданке". До пресс-конференции я ее не надевал, ко всему был готов. Так и получилось – облили. Они меня ждали с 9 часов у входа в зал, нагнали казаков, которые меня не знают, я их в первый раз вижу, откуда они взялись, не знаю. Заблокировали весь квартал с полдесятого. В каждой группе казаков был один, что меня знал в лицо. Я когда проходил между ними, казак, который меня знал, посмотрел на меня и ничего остальным не сказал. Я прошел через два кордона казачьих и меня не сдали этим провокаторам. Вот отношение казачества, кто-то боится, но предупреждает меня, кто-то вообще в этом не участвует, а кто-то грязью обливать пытается.

– Навальный собирается вести предвыборную кампанию в течение ближайшего года. Вы как себя в этом видите? Собираетесь продолжать активистскую деятельность, помогать Навальному, несмотря на все, чему подвергаются другие активисты, сторонники Навального, несмотря на то, что вы подверглись нападению?

– Конечно, буду продолжать, уже нельзя отказываться. Казаки многие меня поддерживают. Получится, я их предал. Пусть даже их меньше будет, но они в меня поверили, я их предавать не собираюсь. Буду идти до последнего.

– Как вы оцениваете количество людей, которое может вокруг вас проголосовать за Навального? Считаете, можете людей вокруг вас подвинуть от Путина в сторону Навального, переубедить? Или это просто будет такая война между вами и теми людьми, что за Путина?

– Многие, кто видел мой ролик, звонят и спрашивают: а кто такой Навальный? Они Навального не знают, а меня знают. Я им объясняю, они говорят: да, будем поддерживать Навального. Как бы авторитет Навальному добавил. Многие вообще в стране не знают, кто такой Навальный. Благодаря мне узнали. А то, что я в оппозицию к Путину ушел, – читали комментарии, как люди к нему относятся, и пишут: "Раз казаки поднялись, то уже все". До сегодняшней пресс-конференции один казак поднялся – и что толку. Нас пришло 5 человек – они сейчас этих пятерых грязью обольют. Придет 50 – они тех грязью обольют. Придет 500 казаков, что дальше будет? Была пресс-конференции, я ее не хотел проводить, просто мне казаки сказали: давай покажем, что ты не один, что тебя другие казаки поддерживают. Ты понимаешь, тебя сейчас загнобят, начнут преследования, в соцсетях, что, мол, один казак. Пусть нас придет 20 человек, покажем, что ты не один такой. Пришло 10 человек – уже, я думаю, неплохо, в рабочий день днем собралось.

– То есть рассчитываете привлечь казаков в сторону Навального?

– Да, я рассчитываю, потому что Путина терпеть мы уже не хотим. Почему президенту больше двух сроков нельзя избираться, потому что у него начинается звездная болезнь, синдром Наполеона начинается, надо [ему] в Сирии воевать, надо с Украиной воевать. А следующая война у нас, знаете, с кем будет – с Белоруссией. Вот посмотрите. Они же безвизовый режим ввели с Европой. А что приближенные Путина говорят: а народ не хочет в Европу, он в Россию хочет. 10 человек в каком-нибудь селе белорусском поднимут российский флаг, и что тогда, наши войска введут, мол, народ Белоруссии не с Европой, он с Россией? Это же брехня. Люди хотят жить по-человечески, путешествовать по всему миру, в Европу. Белоруссия тоже цивилизованная страна, а нас сейчас загоняют в XVII век, все кругом враги, вокруг России ополчились, одна Россия самая великая, со всем миром воюет. А вы, такие бедные, несчастные, голодайте, ведь война против России идет, санкции ввели. А против нас санкций нет, против России никто санкции не ввел, газ все у нас покупают. Я езжу по всему миру, меня везде пускают. Ввели санкции против двух десятков воров, частных компаний, а вы в эти сказки верите.