Согласно статистике ФСИН, предоставленной в ответ на запрос Радио Свобода, в местах лишения свободы содержатся 138 тысяч человек, осужденных за хранение и сбыт наркотиков, что составляет 26,5% от 523 тысяч заключенных по всей стране. Впрочем, эти цифры включают лишь тех осужденных, у которых наркотики – самая тяжкая статья в приговоре, а адвокаты и бывшие сидельцы, опрошенные РС, утверждают, что в некоторых СИЗО и колониях до 70% контингента проходят именно по "народной" 228-й. При этом погоня за статистикой и коррупция привели к тому, что организаторы крупных наркокартелей остаются на свободе под крышей правоохранительных органов, а в тюрьму отправляются сбытчики нижнего звена или даже просто потребители.

Ноябрь 2015 года. Краснокутский районный суд Саратовской области рассматривает необычное дело: на скамье подсудимых трое оперуполномоченных УФСКН по Саратовской области – майоры полиции Раис Масеев, Василий Татьянин и Сергей Яценко, обвиняемые в изготовлении и распространении наркотических средств, превышении служебных полномочий и фальсификации уголовных дел с целью выполнения плана по раскрываемости преступлений.

Из материалов дела следует, что после совещания у начальника краснокутского отдела ФСКН Уразгалиева, попросившего оперуполномоченных активизировать работу по поимке наркоторговцев (кабинет прослушивала ФСБ), Масеев, Татьянин и Яценко решили пойти по простому пути: сфальсифицировать дела против известных им наркопотребителей, некоторые из которых даже сотрудничали с ними в качестве агентов. 18 февраля 2014 года Раис Масеев встретился с потребителем наркотиков Арсеном Салаватовым и, угрожая реальным сроком за сбыт, предложил ему взять на себя хранение марихуаны. "Салаватов в сложившейся ситуации был вынужден согласиться", – указано в приговоре. Наркотиков у Салаватова не было, но ему их выдали сами полицейские, хранившие марихуану и гашишное масло у себя в кабинете. В тот же день Салаватова привезли в отдел ФСКН, где и "изъяли" 6,9 г марихуаны, подписав заранее подготовленные документы (согласно официальной версии, полицейские получили оперативную информацию о том, что Салаватов входит в состав группы, занимающейся сбытом каннабиса, установили за ним слежку и задержали после того, как он приобрел наркотики "у неустановленных лиц"). Интересно, что один из оперативников, Сергей Яценко, предлагал хотя бы понятых позвать "с улицы", но и этого сделано на было: один понятой был соседом и давним знакомым Мосеева, подпись второго попросту подделали.

Менее чем через неделю после "поимки" Салаватова группа оперов таким же образом накрыла целый притон, располагавшийся в квартире "злоупотреблявшего алкоголем" Сергея Невесенко. 232-я статья УК (организация либо содержание притонов) предусматривает предоставление помещения для употребления наркотиков не менее двух раз. Для сбора доказательной базы майор Яценко привлек сотрудничающего с ним Дмитрия Адая, ранее судимого по 228-й статье. 24 февраля он встретился с Адаем, передал ему марихуану и пластиковую бутылку, которую потом собирался изъять, чтобы зафиксировать на ней остаточные следы наркотиков. Адай поднялся к Невесенко, выкурил траву и вернулся к Яценко, который тут же отвез его в больницу для освидетельствования, однако врачи почему-то не выявили у Адая наркотического опьянения. Тогда Яценко выдал Адаю еще марихуаны, чтобы тот выкурил ее дома, после чего снова отвез в больницу, где и получил нужный результат, заплатив агенту 250 рублей. На следующий день Яценко подал рапорт об обнаружении притона и установил наблюдение за квартирой ничего не подозревающего Невесенко. 26 февраля он снова привез туда Адая, выдал ему марихуану и бутылку водки, однако Невесенко дома не оказалось, ждать его Яценко не хотел, так что попросил Адая выкурить траву прямо в автомобиле, после чего снова отвез его в больницу, заплатив сто рублей. В третий раз Яценко привез Адая к Невесенко 3 марта, а после того, как те покурили и выпили водки, сам заявился в "притон", изъял пластиковую бутылку, дав Невесенко подписать три протокола об осмотре его жилища – за 24 и 26 февраля и 3 марта. Сам Невесенко, очевидно, находился в таком состоянии, что не очень понимал, что происходит: "В квартиру, после того, как ушел Адай, приходили люди, как я понял, из полиции, забрали бутылку, которая осталась после Адая, составляли какие-то документы, а я их подписывал", – заявил он на суде. Подписи всех понятых на трех актах осмотра жилища были подделаны, при этом некоторые понятые раньше работали в том же отделе ФСКН, а другие были ранее судимы по наркотическим статьям, так что в руках у оперативников были их личные данные. Еще через неделю те же полицейские "изъяли" 382 г гашишного масла уже у самого Адая – тоже по предварительной "договоренности" и под угрозой реального срока.

Все три эпизода были задокументированы Сергеем Афониным, который работал в отделе ФСКН шофером, записывая аудио с переговорами полицейских о фальсификации доказательств и даже видео, на котором Василий Татьянин изготавливает в гараже гашишное масло. По словам Афонина, наблюдение он вел по своей инициативе, "так как были подозрения, что его могут втянуть во что-то нехорошее", однако источник, знакомый с ходом расследования, уверяет РС, что съемка велась по заданию ФСБ, которая в то же время начала прослушивать телефоны наркополицейских и их руководства. Интересно, что все эпизоды, рассмотренные судом, оказались достаточно "легкими" – в отношении потерпевших лишь были прекращены уголовные дела, судам не пришлось пересматривать уже вынесенные приговоры и назначать компенсации несправедливо осужденным, которые вполне могли быть, если учесть, что Масеев и Татьянин работали в краснокутском ФСКН с 2008-го, а Яценко – с 2010 года. Вины своей оперативники ни по одному эпизоду не признали, Масеев и Татьянин были приговорены к 5 годам, а Яценко – к 6,5 года лишения свободы в колонии общего режима.

Срок за помощь следствию

По словам Алексея Федярова, координатора благотворительного фонда помощи осуждённым и их семьям «Русь сидящая», сотрудника прокуратуры в 1996-2007 гг., чистая фальсификация уголовных дел – лишь один из способов повышения статистики. "Второй вариант – отслеживается точка, где человек продает наркотики, определяется, кто туда ходит. Месяцок поработали, всех взяли и из потребителей сделали сбытчиков", – говорит Федяров. При этом полицейские часто даже не проводят оперативно-розыскные мероприятия (ОРМ), просто склоняют одного из членов "группы" на заключение досудебного соглашения, используя его показания как доказательство вины остальных, вне зависимости, занимались ли они сбытом или приобретали для себя. При этом при подмене 228-й статьи (хранение, наказание от штрафа до 10 лет лишения свободы) на 228.1 (сбыт, наказание от 4 до 20 лет лишения свободы) уголовная ответственность наступает независимо от объема изъятых наркотиков. "Обычно если нет контрольной закупки, то стараются провести через покушение на сбыт, – говорит координатор "Руси сидящей" в Новосибирске Дмитрий Петров, поясняя, что в дело может пойти все. – Ну вот лежит у него наркотик в фасованном пакетике или, не дай бог, в двух пакетиках – значит, собирался сбывать. Или при обыске находят, к примеру, весы. Мне попадались люди, у которых были старые весы с такими алюминиевыми чашками, на них сахар раньше взвешивали, когда варенье варили – их тоже используют как доказательство, что он на них наркоту взвешивал". Часто и сами задержанные дают удобные для следствия показания по незнанию правоприменительной практики: "Вот история, когда два парня сидели курили косяк – в принципе, это административка, – говорит директор "Руси сидящей" Ольга Романова. – А как курили? "Ну я затянулся и передал товарищу. И я затянулся и передал товарищу" – вот тебе и сбыт. Таких историй много. А сроки дают больше, чем за убийство".

Досудебное соглашение вовсе не означает смягчения приговора (по закону лицу, заключившему досудебное соглашение, назначается наказание не более половины от максимального срока по данной статье). Иногда, получив нужные показания, следователь отказывает в заключении соглашения, а порой суды игнорируют закон. Так, к примеру заключивший досудебное соглашение житель Новосибирска Михаил Лейбович 3 ноября 2015 года был приговорен Ленинским районным судом Новосибирска к 10,5 года лишения свободы за сбыт наркотиков, в то время как его не признавшие вину подельники, получили 11 и те же 10,5 года колонии. Похожий случай и в приговоре Дзержинского районного суда из того же Новосибирска: заключивший досудебное соглашение Николай Щербук получил 12,5 года лишения свободы, в то время, как оба его напарника, не признавшие вины, получили по 12 лет.

Алексей Федяров уверяет: ситуация, когда тюрьмы переполнены потребителями наркотиков, в то время как дела с организаторами наркокартелей достаточно редки, – следствие эволюции, которую прошла ФСКН со времени своего создания в 2003 году: "В начале они спокойно брали приобретателей: у опера есть какая-то точка, он берет одного, второго, третьего – вот и закрыл план на квартал. Ну допустим, на 10 приобретателей надо взять одного сбытчика. Приобретателей при этом сажали за хранение. Но на каждой ежегодной коллегии и в МВД, и в ФСКН стали ужесточать политику, требуя брать сбытчиков". По словам Федярова, с расформированием ФСКН и передачей дел по борьбе с наркотрафиком МВД ситуация только ухудшилась: вместе с сотрудниками ФСКН ушла их агентурная сеть, а требования по статистике остались теми же. Впрочем, фальсифицировать дела сегодня несложно: с начала 2000-х изменилось и отношение судов к предоставленным материалам: "Чтобы в 2001–2002 годах провести орггруппу по наркотикам, дело надо было просто вылизать, нужно было передопросить всех, кого можно, приложить материалы наблюдения, доказать, что люди знакомы друг с другом много лет, доказать распределение ролей, устойчивость связей, сейчас этого всего не надо. Все пролетает на ура, причем даже дела до конца не расследуются: приобрел у неустановленных лиц в неустановленном месте и собирался сбыть – этого достаточно", – говорит Алексей Федяров.

Опечатка на 9 лет

Стать членом организованной группы просто – достаточно, чтобы твои знакомые упомянули тебя на допросе. Так, в 2012 году сотрудники новосибирского ФСКН накрыли целый картель. При обыске на квартире, арендованной 19-летним Романом Суставовым, оперативники изъяли несколько килограммов различных синтетических наркотиков – солей и спайсов, а также 4 млн рублей. Суставову предложили заключить досудебное соглашение, сдав подельников, что он и сделал, указав на своих ровесников Руслана Пономарева, Степана Шестакова и Владислава Шубина.

Согласно версии следствия, основанной лишь на показаниях свидетелей, группа Суставова была "структурным подразделением" картеля, который занимался поставкой синтетики из Китая. Другим подразделением того же синдиката якобы была группа под руководством погибшего в автокатастрофе начальника ГИБДД Тогучинского района Новосибирской области Александра Слепцова, в машине которого нашли 14,5 кг амфетамина. Руководили ячейками некие объявленные в розыск "другие лица" под номерами 1 и 2. Эти лица-номера приобретали наркотические средства в "неустановленном месте у неустановленных лиц" и передавали их руководителям ячеек для расфасовки и розничной продажи. Главой одной из ячеек и был признан Суставов, за которым было установлено наблюдение и проведена аж 31 контрольная закупка. Все эпизоды идентичны: Суставов в неустановленном месте получал наркотики от не указанных в деле руководителей, привозил их на неустановленном транспорте на квартиру, а Шубин, Шестаков, Пономарев и "другие неустановленные лица" фасовали их и прятали в указанные Суставовым тайники. Сотрудничающие с полицейскими наркопотребители списывались с Суставовым, перечисляли ему деньги на телефон и находили свои дозы, которые тут же сдавали полиции. При этом если вина Суставова в части сбыта подтверждается материалами дела, участие других молодых людей основано только на показаниях самого Суставова и оперуполномоченных, "не раз видевших", как Пономарев, Шубин и Шестаков приходили на злополучную квартиру, но не предоставивших суду ни аудио, ни видеоматериалов, которые бы это доказывали.

Следствие обмануло Суставова: получив нужные показания, досудебного соглашения с ним никто заключать не стал (он получил в итоге 13 лет колонии). На суде он отказался от оговора своих знакомых, из которых только Шестаков признался в том, что на самом деле делал "закладки". Пономарев и Шубин вину отрицали, более того, Шубин вообще отсутствовал в Новосибирске на момент совершения преступлений – работал плиточником-отделочником на ремонте санатория в городе Белокуриха в 400 км от Новосибирска. Как рассказал Радио Свобода отец Шубина Николай, роковым для его сына стал первый допрос, на который он пришел по повестке через 10 дней после ареста знакомых: на вопрос следователя, как часто он встречался с Суставовым и компанией, Шубин ответил: 2-3 раза [всего], но следователь Лариса Черкасова записала "2-3 раза в неделю", а Владислав подписал протокол, не читая. Судья Первомайского районного суда Новосибирска Юлия Зуева приговорила Шубина к 9 годам, а Пономарева и Шестакова к 10 годам лишения свободы, вот только приговор уже дважды отменялся кассационными судами, так что все "структурное подразделение" вот уже 4,5 года находится в СИЗО Новосибирска.

Особо опасный инсульт

"Прицепом" к делам наркоторговцев часто идут их клиенты. Так, другая обитательница новосибирского СИЗО №1, 30-летняя Анастасия Пестрикова, арестованная в феврале 2016 года в Барнауле и этапированная в Новосибирск в мае прошлого года, также проходит по делу наркокартеля. В нескольких эпизодах Пестрикова обвиняется в том, что забирала из "закладок" синтетические наркотики, расфасовывала их и прятала в новые тайники. Обвинения строятся исключительно на показаниях других членов группы, к тому же в некоторых эпизодах Пестрикова перепрятывала ровно такое же количество наркотика, которое находила, а вменяемые ей объемы не превышают 1–2 г. На допросах Пестрикова вины не признала, заявив, что покупала наркотик для личного потребления. При обыске у нее дома нашли 0,68 г так называемого "винта", а также полиэтиленовые пакеты для фасовки наркотиков и весы – все это, по словам девушки, принадлежало ее бывшему бойфренду, которого следствие опрашивать не стало.

В июле 2016 года у Пестриковой случился спинномозговой инсульт, она не могла ходить, в суд ее носили на руках, однако, по словам ее матери Татьяны Пестриковой, на обследование в городскую больницу Настю долго не отпускали, а когда все же отправили, потеряли ее историю болезни. "В сентябре она стала падать в обморок и открылась мне, что у нее ВИЧ, – рассказывает Татьяна Пестрикова. – И никакого лечения ей не назначили. В Барнауле в СИЗО было лечение, а в Новосибирске нет, они это объяснили тем, что из Барнаула не поступила история болезни. Я поехала в Барнаул, мне там выдали справку, что историю болезни они отправили вслед за Настей". По словам Татьяны, в СИЗО не могли сделать необходимых анализов, чтобы назначить антиретровирусную терапию, так что ей приходилось самой бегать в Новосибирский центр СПИД с пробиркой. В апреле Пестрикову признали инвалидом 1-й группы, однако меру пресечения до сих пор не изменили, несмотря на то что она не может самостоятельно дойти даже до туалета: "Нам три дня назад предоставили инвалидную коляску. – рассказывает Татьяна Пестрикова. – На ней даже шин нет, просто обода железные".

Купил за 5, продал за 3

По похожей схеме на 9 лет в колонию попал 30-летний житель Калуги Денис Витохин: ему не повезло оказаться в одной машине с приятелем, за которым следили сотрудники Отдела по контролю с незаконным оборотом наркотиков (ОБНОН) МВД. 15 августа 2013 года полицейские провели контрольную закупку у калужанина Андрея Николаева, который передал 0,79 г метадона находящемуся под следствием по 228-й статье агенту ОБНОН, получил от него деньги, сел в машину к Витохину, где их и задержали полицейские. В самой машине при этом ничего запрещенного не нашли, с Николаева и Витохина взяли объяснения и отпустили, против Николаева возбудили уголовное дело. Николаев оформил явку с повинной и оговорил Витохина, которого объявили в розыск в конце октября того же года. Согласно версии следствия, именно Витохин покупал наркотики в Москве у неустановленных лиц, привозил их в Калугу и сбывал вместе с Николаевым. Николаева осудили на 3,5 года, а Витохина особо и не искали, пока он сам не попался в руки полиции из-за драки с таксистом в октябре 2015-го (драка, впрочем, переросла в грабеж, поскольку таксист заявил о том, что у него пропали деньги).

Дело Витохина полно обычных нестыковок: в объяснении, которое он якобы дал в августе 2013-го, он зачем-то признается, что употребляет метадон, покупает его "путем закладок" в Москве и делится со своим другом Андреем. Вот только подписи самого Витохина на документе нет, зато есть подпись оперуполномоченного Курбатова: "Это у них новая схема такая – сами пишут, сами подписывают, а потом на суде говорят, что подсудимый так сказал, – говорит адвокат Витохина Дмитрий Динзе. – На ровном месте можно из любого сделать подозреваемого". В том же объяснении указано, что Витохин покупал метадон в Москве по 5000 рублей за грамм, в то время как из материалов контрольной закупки следует, что агент ОБНОН приобрел наркотик по 3000: "В убыток ребята, видимо, работали", – иронизирует Дмитрий Динзе.

Ни обыск дома у Витохина, ни биллинг его телефона не добавили доказательств его вины. Приговор судьи Калужского районного суда Эдуарда Власова основан лишь на свидетельствах полицейских и Андрея Николаева, причем последний к суду успел выйти по УДО и отказаться от первоначальных показаний, пояснив, что оговорил Витохина в обмен на меньший срок. Витохин вину не признал и, по словам Дмитрия Динзе, поэтому сел так надолго: "Судья прямо в суде при взятии под стражу ему сказал, что если бы признал вину, получил бы 4, а так 9 – чтобы неповадно было", – говорит Динзе.

Дох Хуан из Сибири

Признание вины тоже не гарантирует мягкий приговор. Так, в апреле 2016 года Заельцовский районный суд Новосибирска приговорил двух молодых людей, Александра Кушнера и Алексея Педченко, к 8 годам лишения свободы за сбыт марихуаны. Оба они признали вину, впрочем, по словам Кушнера, если сбыт они не отрицали, то профессиональными наркоторговцами вовсе не были. В материалах дела, как водится, расписаны роли организованной группы: Педченко занимался поиском поставщиков (на самом деле поставщик был один – другой житель Новосибирска, выращивавший траву у себя дома), а Кушнер якобы расширял клиентскую базу "с целью получения материальной выгоды". По словам самого Кушнера, деньги они на марихуане не зарабатывали: у Педченко была своя дизайнерская фирма, а Кушнер учился в университете и работал менеджером в одном из новосибирских баров. "Тут гораздо большую роль играли эзотерические мотивы, – говорит Кушнер. – Я был увлечен Кастанедой. Вот отсюда все".

Приобретая марихуану небольшими партиями, молодые люди перепродавали ее в узком кругу своих знакомых. По словам Кушнера, поставщик попал в руки ФСКН и сдал своих клиентов, остальное было делом техники: при обыске у Кушнера нашли 17 г наркотика, у Педченко – всего 0,354 г, никаких контрольных закупок не проводилось, все обвинение строится на признании самих обвиняемых и их знакомых. "Одного из свидетелей били при допросе, пытали электрошокером. Я сам это слышал, сидел в соседнем кабинете, – говорит Кушнер. – А меня когда задержали, привезли мою девушку и сказали, что, если не сознаюсь, она за мной пойдет. Я таких последствий не хотел".

По словам Дмитрия Петрова из "Руси сидящей", стремление увеличить статистику по сбыту приводит к тому, что за решеткой оказывается масса молодых людей: средний возраст вхождения на рынок потребления наркотиков – 18–25 лет. "В начале 2010 годов произошла тихая правоприменительная революция, – говорит Петров, – раньше в колониях сидели так называемые профессиональные преступники, для которых это был привычный образ жизни. Ты поработал год-два, тебя взяли, ты два года посидел. Это была замкнутая структура. Но потом система начала захватывать людей, далеких от уголовной тематики. Ну вот студент учился, решил подзаработать и попал. Дай ты ему три года, отпусти его через два, он все поймет, и мы через два года получим законопослушного гражданина. А сейчас они садятся на 10 лет и проходят весь процесс тюремной социализации. У них не будет профессии, но они получат всю базу знаний уголовного мира, обрастут связями. Начиная с 2020–2025 года мы ежегодно будем получать сотни тысяч молодых людей, не подготовленных ни к чему другому, кроме как к совершению преступлений. Наркотиков тем временем меньше не становится, а вот к взлету преступности можно готовиться уже сейчас".