Трансгендерная женщина Дарина Евстафьева эмигрировала из России в США из-за травли со стороны преследователя ЛГБТ Тимура Булатова. В конце 2016 года Евстафьева написала в социальной сети в "ВКонтакте" комментарий в защиту Марии Шестопаловой, педагога по вокалу, которую уволили из красноярского Центра дополнительного образования №4 после доноса Булатова. Он переключил свое внимание на Евстафьеву, предпринимателя из Красноярска, которая недавно завершила трансгендерный переход. Булатов написал на Евстафьеву заявление в администрацию Красноярска и ГУВД по Красноярскому краю. Булатов угрожал лишить Евстафьеву родительских прав. "Отец с психиатрическим диагнозом сменил пол и с ГОРЕ супругой воспитывает детей, ПАГУБНО ВИЛЯЯ НА ИХ ПСИХИКУ И РАЗВИТИЕ, социализируясь перед ними в женском облачении, поведении" – так выглядит цитата из обращения Булатова на его странице в социальной сети в "ВКонтакте" (орфография и пунктуация сохранены). Дарина Евстафьева долгое время отказывалась давать интервью СМИ, но после эмиграции в США согласилась поговорить с Радио Свобода.

– Я с семьей путешествовала по США, когда узнала, что Булатов начал меня травить. Бред этого болезного не заслуживает ни малейшего внимания, но полицейские стали искать меня и присылать повестки на допросы. Друзья рассказывали, что полицейские спрашивали, как меня найти. Моих знакомых вызывали на допрос обо мне в полицейский участок.

– Вы тогда на своей странице в социальной сети написали ответ Булатову и обещали прийти за ним лично, если у ваших детей возникнут какие-то проблемы.

– Мне не пришлось осуществлять угрозу, потому что сейчас у моей семьи все хорошо. Я не первый раз столкнулась с гомофобией. Еще до вмешательства Булатова в мою жизнь ко мне заявились полицейские по доносу соседей. Полицейские спрашивали, как мои сыновья и дочь себя чувствуют после того, как я изменилась, не страдают ли мои дети, и задавали другие личные вопросы. Они вели себя очень вежливо и объясняли, что лишь отрабатывают сигналы. Я ответила, что с детьми все хорошо и страдать они могут только от общения с полицией. Незадолго до этого нам пришлось сменить место жительства из-за гомофобного поведения соседей и администрации школы, где учился мой старший сын.

Меня выгнали из родительского комитета, сыну создали условия, несовместимые с нормальной учебой. На новом месте нас опять замучили соседи. Они возмущались тем, что мой голос и мой образ не соответствуют друг другу. Сосед из квартиры напротив начинал пыхтеть от негодования при одном взгляде на меня. Наша семья уже давно морально подготовилась к эмиграции. Мы были на низком старте, потому что понимали, что в России нашу семью ничего хорошего не ждет. Мы постоянно боялись за детей, не понимали, как они будут жить в коррумпированной России, где нет никаких социальных гарантий и в любой момент может произойти все что угодно. Донос Булатова стал последним толчком в сторону эмиграции. Мы сначала решили задержаться в США на более долгий срок, чем планировали. Недавно мы поняли, что в Россию не вернемся. Я не скучаю по родной стране, и дети обратно не хотят.

– В Красноярске у вас был успешный бизнес в сфере установки и обслуживания систем контроля и безопасности. Вам пришлось его бросить?

– Мы оставили всю прежнюю жизнь. Компанию я оформила на других людей. И даже не знаю, что с ней сейчас происходит. Я строила бизнес в Красноярске десять лет. Но я не жалею ни о чем. Я привыкла начинать с нуля и много работать. Я родом из маленькой деревни в тайге и всегда вкалывала с утра до ночи. Изучение английского языка было моим хобби еще в России, так что языковых проблем у меня в США нет. Я начала в США новый бизнес, пока совсем маленький, но я уверена, что смогу его развить. Многие вопросы здесь решаются быстрее и проще, чем в России. В США я начала спать по ночам. В Красноярске до утра не могла уснуть, нервничала, беспокоилась. Сейчас я приезжаю вечером домой и мгновенно расслабляюсь. В Филадельфии, где я сейчас живу, мне очень спокойно и комфортно. Люди на улицах улыбаются. Мы дружим с соседями, разговариваем о приятных вещах, устраиваем вечеринки с барбекю и вином. Никого из нашего нового окружения не удивляет, что в нашей семье две мамы. Посторонние люди не лезут в нашу жизнь. Мои дети здесь счастливы, и это главное.

​– Как вы думаете, если бы вы остались в России, вы смогли бы дальше заниматься бизнесом?

– Я думаю, что да. Объясню почему: в 2014 году, после нескольких лет гормональной терапии, когда я поняла, что моя внешность сильно изменилась, я отправила письмо многочисленным коллегам, друзьям, заказчикам и партнерам. Я написала, что приняла очень важное решение совершить трансгендерный переход. Я объяснила адресатам, что это такое с медицинской и социальной точек зрения. И предложила тем из них, кто не можете принять мой выбор, прекратить со мной общаться и сотрудничать. Я была уверена, что большинство отвернется от меня. Я думала с тоской: "Ну все, сейчас я картишки вскрою – и вы, ребята, разбежитесь от меня". Я так предполагала, потому что в Красноярске особенно много гомофобов. В этом регионе большое количество исправительных колоний. Почти все производство построено на базе тюрем, и гомофобия в наших краях возведена в культ. Но, к моему удивлению, в ответ я получила много слов поддержки. Мне писали: "Молодец, смелый поступок, продолжаем работать". Лишь несколько друзей промолчали и перестали отвечать на звонки. Некоторые письма я сохранила на память. Они были от знакомых, которых я считала гомофобами. После моего камингаута эти люди очень удивились, задавали вопросы, но в их словах я не почувствовала никакой агрессии. Они написали, что поняли после моего камингаута, что ЛГБТ ничем от остальных людей не отличаются. Большинство коллег сказали, что им мое превращение без разницы, они ценят меня за профессионализм. Уволился лишь один из моих подчиненных.

– В администрацию Красноярска вы тоже такое письмо отправили?

– Да, заместителю главы и в ГУВД Красноярского края написала, что я поменяла документы. Они ответили: "Ну Дарина, так Дарина. Нас ваша частная жизнь не интересует". Кроме того, когда на местном телеканале записывали рекламу компании, которую я возглавляла, я попросила указать в титрах мое новое женское имя. Журналисты и редакторы, с которыми мы были знакомы не первый год, даже глазом не моргнули. Я до сих пор удивлена такой адекватной реакцией моего окружения.

– Как вы объясняете такую реакцию?

– Опыт моего камингаута показал, что убежденных, фанатичных гомофобов очень мало. Большинством гомофобов движет иррациональный страх, который культивирует российская власть. Власти нужен образ врага, чтобы отвлечь россиян от настоящих проблем. И нередко негативные стереотипы о страшных геях, лесбиянках и трансгендерах развеиваются после личного общения с ЛГБТ. И наоборот: люди могут вести себя совершенно адекватно, пока их не напугают. Например, у администрации Красноярска не было ко мне за долгое время сотрудничества никаких вопросов. Но когда, Булатов "прижал" наших местных чиновников, они выложили ему, какому-то странному борцу за нравственность, мои персональные данные. Сдали меня с потрохами, проще говоря. Чиновники так испугались, что нарушили закон, выдав личную информацию третьему лицу. Я об этом знаю, потому что Булатов прислал мне письмо с моими личными данными, подписанное замом главы администрации Красноярска. Сейчас я планирую отправить запрос в прокуратуру с требованием наказать администрацию.

– Сколько вам было лет, когда вы решили сделать трансгендерный переход?

– Я узнала в середине 90-х, что можно сделать трансгендерный переход. Мне казалось, что трансгендерный переход – это далекая, несбыточная мечта. Лишь в конце 2011 года, мне тогда исполнилось 35 лет, я поняла, что могу совершить перевоплощение.

– Почему так поздно?

– Я готовилась к этому процессу финансово. Мне не хотелось из-за недостатка средств застрять на половине пути. Я планомерно, шаг за шагом, очень терпеливо шла к своей цели. Суд только на третьем заседании разрешил мне поменять документы. Я сейчас модерирую сайт, посвященный жизни трансгендерных людей в России. Многие из них не получают такого права годами. Некоторые отчаиваются и совершают самоубийство. Сегодня я узнала, что депутат Госдумы Виталий Милонов подготовил законопроект о запрете проведения в России операций по смене пола. Если это закон примут, то положение трансгендерных людей станет совсем невыносимым. Им и так очень трудно. Трансгендеров в России избивают, убивают, оскорбляют, унижают, не принимают на работу. Мне несколько раз приходилось на улицах Красноярска драться с гопниками, которые кидались на меня с кулаками. И я уверена, что не смогла бы устроиться на работу в процессе перехода. Чаще всего семьи, где один из супругов решился совершить трансгендерный переход, разваливаются. Трансгендерных людей лишают родительских прав, запрещают общаться с детьми.

– Как повела себя ваша жена, когда узнала, что вы хотите сделать операцию по перемене пола?

– Жена очень удивилась, потом сказала, что я всегда была немного странной. Она меня очень сильно поддержала. Жена – человек широких взглядов и уверена, что любят не тело, а душу. Нам пришлось с ней развестись, чтобы я смогла поменять документы. В США мы снова поженились. Мне очень повезло с близкими. Мои родители, когда узнали, что я хочу сделать трансгендерный переход, волновались, пили корвалол, а потом успокоились и приняли меня такой, какая я есть.

– У вас родные, кровные дети?

– Все родные, все мои. Мы не планировали так много детей, они сами как-то появились, один за другим. Я очень люблю детей. Они чудесные, веселые, каждый день что-то новое рассказывают, помогают. Дети меня называют мама Дарина. Иногда "мама два". А моя жена у них "мама один". Я очень хочу, чтобы они выросли свободными, счастливыми людьми и никогда не знали, что такое отвращение к себе. Я помню, как в юности ненавидела свое отражение, свой голос. Я смотрела на себя в зеркало и меня захватывала в плен страшная депрессия.

– Как вы справились с этим состоянием?

– Смелостью и действием. Я помню, как впервые ночью вышла на улицу в женской одежде. Я села в машину, доехала до заправочной станции, заправила машину, затем мы с женой поехали гулять, потом зашли в кафе. Официанты обращались ко мне: "Девушка, что будете заказывать? Девушка, не забудьте сдачу". Вроде бы ничего особенного не происходило, но это был очень сильный момент в моей жизни. Мне хочется пожелать всем ЛГБТ в России не прятаться, не бояться, не замирать в апатии. Мы имеем равные со всеми права, но никто нам их не даст, значит, надо брать их самим.