6 мая 2018 года можно будет официально сказать, что "Болотное дело" – дело о массовых беспорядках во время оппозиционной акции 6 мая 2012 года на Болотной площади в Москве закончено. В этот день истекает срок давности по статье о применении силы по отношению к полиции (ст. 318 УК РФ), а вторая статья – об участии в массовых беспорядках (ст. 212 УК РФ) еще с конца 2013 года попала под амнистию.

Спустя шесть лет после событий на Болотной площади практически все 35 подсудимых по этому делу оказались на свободе – отбыв свои сроки полностью, частично или же избежав наказания. В заключении остается только один человек – Максим Панфилов, который признан судом невменяемым. Он сейчас находится в психиатрической больнице в Астрахани.

В 2017 году на свободу вышли последние осужденные по "Болотному делу". В апреле из Красноярской колонии освободился один из координаторов "Левого фронта" Леонид Развозжаев, в августе – еще один лидер этой организации Сергей Удальцов вышел на свободу из исправительного учреждения в Тамбовской области. Оба отбыли полный срок наказания – 4 с половиной года за организацию беспорядков на Болотной площади. В 2014-м Мосгорсуд признал обоих виновными в событиях 6 мая и в попытке организовать другие беспорядки в России на деньги грузинского политика Гиви Таргамадзе. Третий подсудимый по этому делу – Константин Лебедев, который заключил сделку со следствием и дал показания против Удальцова и Развозжаева, вышел на свободу условно-досрочно еще весной 2014 года.

Из них сейчас только Сергей Удальцов продолжает политическую активность – сразу же после выхода из колонии он объявил о возрождении "Левого фронта" и активизации левых сил.

Помимо так называемых "организаторов", в 2017 году на свободу вышли и последние из "рядовых" участников демонстрации 6 мая, которые были осуждены за "участие в массовых беспорядках". В июле из колонии в Ярославской области вышел Дмитрий Ишевский, который отбыл полный срок наказания – 3 года и 2 месяца. В августе из той же колонии вышел на свободу Иван Непомнящих, приговоренный к 2,5 годам лишения свободы. Непомнящих – единственный из подсудимых по "Болотному делу", кому после освобождения назначили еще 2 года административного надзора. Он должен был отмечаться каждый месяц в полиции, оставаться в пределах Московской области и не мог приближаться к местам массовых акций. За сутки до вступления этого решения в силу Иван Непомнящих уехал из России: сначала – в Прагу, а в конце года – на учебу в США.

Еще один подсудимый по "Болотному делу" – Дмитрий Бученков в ноябре 2017 также покинул Россию. Он сам сообщил, что находится "в одном из государств Европейского союза". Свое место нахождения Бученков не намерен раскрывать до того, как все юридические вопросы с его статусом не будут урегулированы.

Ситуация Дмитрия Бученкова уникальна, поскольку он единственный из всех подсудимых по "Болотному делу" не был на оппозиционной акции и вообще отсутствовал в Москве – майские выходные дни он проводил у родителей в Нижнем Новгороде. В конце 2015 года его арестовали. Весной 2017 его перевели из СИЗО под домашний арест, тогда же Замоскворецкий суд начал рассматривать его дело. Однако, не дожидаясь приговора, Бученков покинул Россию. Детали своего отъезда он не афишировал, но сообщил, что был без электронного браслета – в Нарофоминском подразделении ФСИН по какой-то причине их не оказалось. Сейчас Бученков заочно арестован Замоскворецким судом и объявлен в розыск.

Подписывайтесь на нас в telegram

Общественный защитник Сергей Шаров-Делоне, защищавший на "Болотном процессе" Андрея Барабанова и Ивана Непомнящих, в интервью Радио Свобода рассуждает о победах и поражениях "Болотного дела" и подводит итоги процесса, длившегося более пяти лет:

– Это дело, по моему глубокому убеждению, стало во многом переломным в истории нашей страны. К сожалению, в грустном отношении. Власть впервые решилась на массовые репрессии в отношении мирных граждан, которые реализовывали свое право на мирный, законный протест, на высказывание своего суждения. Демонстрация 6 мая 2012 года была согласована органами власти самым официальным порядком. При этом я сказал бы, что больше уроков, к сожалению, вынесла власть, чем общество. Конечно, была общественная поддержка. Если бы не эта поддержка, все кончилось бы, на мой взгляд, гораздо грустнее и гораздо хуже. Люди выходили на митинги в поддержку, на пикеты, подписывали воззвания, помогали финансово, писали письма ребятам, сидевшим в СИЗО и потом в колониях, что чрезвычайно важно. Но эта поддержка, как бы мы высоко ее ни оценивали, – это десятки тысяч человек.

Тут точно сказать нельзя, потому что огромное количество помощи финансовой было анонимной, мы не знаем достоверно, сколько людей писали письма в СИЗО. Много ли это на страну в 140 миллионов? Да нет, конечно, немного, к сожалению. А большая часть общества осталась равнодушной к этой теме, во всяком случае никак не проявила своего неравнодушия. А со стороны власти… Власть извлекла очень много уроков, и, к сожалению, квалифицированных.

Например, показательно то, как сейчас развиваются события по 26 марта и 12 июня, по 5 ноября. Власть уже не идет на большой процесс, потому что поняла, что большой процесс вызывает общественную реакцию, даже такую, которую вызывает. Все эти обвинения в терроризме, в подготовке к массовым мероприятиям, которых не было, проходят через 30-ю статью, то есть "приготовление к". По сути дела, людей судят за мыслепреступления, а не за реальные какие-то действия, что показывает, что власть хорошо извлекла уроки, что больших процессов не нужно, публичности не нужно, а нужно точечно выдергивать людей, создавая атмосферу страха и отчаяния среди тех, кто не согласен с действиями власти.

– Можно ли сказать, что для власти этот процесс оказался тоже не очень выигрышным, поскольку получилось так, что появилось гражданское общество правозащитного толка на волне "Болотного процесса", которое смогло самоорганизоваться, предлагать какие-то способы защиты? Рассчитывала ли власть на такой вариант?

– Нет, конечно, власть не рассчитывала. Конечно, власть была явно ошеломлена общественным расследованием, которое было проведено. Ничего подобного ни в советской, ни в российской истории, насколько мне известно, не было. Все-таки у нас в этом общественном расследовании поучаствовало около тысячи человек. Это люди, которые дали свои показания, предоставили свои фото и видеоматериалы, многие из них участвовали в заседаниях судов в качестве свидетелей защиты. Это активное участие, безусловно. Власти не ожидали даже такой поддержки, которая была в обществе обвиняемых по "Болотному делу". Да, конечно, и общество тоже кое-чему научилось, в частности самоорганизации. Но все это очень маленькая часть общества, недопустимо маленькая. Ничего похожего на 100-тысячные, 200-тысячные, полумиллионные демонстрации, которые мы видели в Париже, в Барселоне, где угодно. В Москве подобного все-таки не было.

– Какое у вас есть этому объяснение? Почему такое большое, массовое дело не позволило людям выйти в защиту арестованных, задержанных? Люди продолжали бояться или чем это можно объяснить?

– Страхом, конечно, страхом, въевшимся за 70 лет советской власти и так и не выжатым из себя. Неумением людей формулировать и отстаивать свое мнение. Это страшная история. С другой стороны, то, что оппозиция тоже не представила никакого проекта будущего, хорошего, ради которого стоило бы выйти. Выходить против – это одно, но хорошо, когда есть четкая цель, за что выходить. В 90-х годах при всей мутности представлений, за что выходить, было все-таки представление, за что люди выходят. Сейчас это представление, к сожалению, так хорошо не сформулировано.

– Если говорить о том, как сложилась дальнейшая жизнь ребят, которые отсидели. Могли бы вкратце охарактеризовать, как удалось устроиться ребятам?

– Конечно, судьба сложилась очень по-разному. У нас есть разные кейсы, разные судьбы людей. Но в целом надо сказать, как они блестяще держались во время "Болотного процесса". Надо сказать, что практически все – это были люди, достаточно случайно выдернутые из толпы, это не были лидеры протеста, активные участники партий, движений. Большая часть участников процесса – обычные люди, и они блестяще держались во время суда, блестяще держались во время последующего заключения. Никаких претензий ни у кого к ним нет, это совершенно понятно.

Но после освобождения для них была закрыта большая часть путей. Молодые люди, у которых по большей части еще не было законченного образования. У кого-то, конечно, было, но очень не у многих. Понятно, Сергей Кривов, которому 51 год, кандидат наук, или там Александр Марголин, кандидат наук, это люди с высшим образованием. Иван Непомнящих с высшим образованием. А у многих не было образования. Был негласный запрет на профессию, запрет на образование, это никак не декларировалось формально, но реально существует. К бывшим узникам постоянно наведывалась полиция, хотя над ними не было надзора.

В общем, стало ясно, что здесь ни образования, ни хорошей работы не получить, кроме как в очень узкой сфере защиты прав человека. Многие из них сейчас этим и занимаются. Илья Гущин, Алексей Полихович участвуют в работе "Мемориала", "Руси сидящей". Многие уехали. По счастью, нам удалось помочь во многом ребятам, у нас двое студентов Карлова университета в Праге – Андрей Барабанов и Денис Луцкевич. Иван Непомнящий сейчас в аспирантуре, на PhD, в Орегонском университете. Так что я надеюсь, что с ребятами будет все хорошо, потому что они крепкие ребята, они показали это.

– Что понятно по Дмитрию Бученкову? Он единственный из всех фигурантов "Болотного дела" не дождался приговора, уехал. Как вы считаете, следствие понимало, что нет доказательств его вины, и закрыло глаза, дало возможность ему уехать?

– Вопрос сложный, и он из нескольких частей состоит. Да, безусловно, следствие понимало, что в собранных самими следователями материалах, не защитой, было полное его алиби. Там были биллинги его телефонов, камеры наблюдения, как он уезжал в Нижний Новгород и возвращался в Москву, соответственно, он не мог быть в Москве 6 мая. Насколько ему дали уехать, сказать трудно. Мне трудно заглянуть в головы следствия и обвинения. Может быть, просто удачное стечение обстоятельств. То, что не было на нем браслета, это действительно удачное стечение обстоятельств – просто не нашлось в Наро-Фоминском УФСИНе браслетов исправных. Я думаю, с ним будет все в порядке. Он как раз человек с высшим образованием, он преподаватель, и я думаю, что все у него сложится.

– Вы написали в Фейсбуке, что расцениваете это дело как поражение для общества. Для вас лично чем стало это дело?

– Поражение для общества – безусловно. Были фальсификации на выборах, и общество выступало против фальсификаций, это законные, нормальные действия любого нормального общества. И общество потерпело поражение, власть выиграла эту схватку, и мы видим результаты – полная зачистка всего политического поля, полная расправа над всякой оппозицией, реальной оппозицией. Я не включаю сюда думскую оппозицию, которая "оппозиция" в кавычках.

Чем это дело стало лично для меня – трудно сказать... Некий опыт того, что, оказывается, даже очень небольшими силами что-то можно сделать. Да, конечно, не все, конечно, не то, что надо было бы, потому что я абсолютно убежден, что все "болотные" должны были быть оправданы на суде, но все-таки 2,5–3,5 года сроков – это не 9 лет, которые им грозили. Так что какое-то сопротивление возможно в каких-то пределах, вот такой опыт не совсем безуспешного противостояния. И большой опыт солидарности с людьми. Все, кто через это прошли, этот опыт получили.

​– Вы также написали, что концепция объединения оппозиционных сил не работает в России. А что тогда работает? Как должно общество объединиться?

– Понимаете, в чем дело, – что значит "не работает концепция объединения оппозиционных сил"? Она не работает ровно до тех пор, пока никто не говорит, за что он выступает. Если мы выступаем против власти, это всем понятно, против нынешней власти, против конкретных вещей в нынешней системе. Непонятно – за что. Поэтому все и не договариваются. Договориться можно тогда, когда мы твердо знаем: мы здесь расходимся, здесь мы едины, вот досюда мы идем вместе. И тогда можно договариваться о каких-то совместных действиях. Покуда этого нет, договориться нельзя. Это ситуация, когда все немножечко недоговаривают, это одна из причин поражения той аморфной коалиции, которая была в 2011–12 годах, когда каждый имел за пазухой камень, некоторый непроговоренный момент.

А главное, что совершенно непонятно, за что бороться. Ну, хорошо, давайте бороться за сменяемость власти. Медведев сменит Путина – вот мы видели сменяемость власти туда и обратно. Можно сменить на Игоря Ивановича, можно еще на кого-нибудь. Это же тоже сменяемость власти. Вопрос: зачем этим заниматься. Вот покуда это "зачем" не будет всеми проговорено, покуда люди не разберутся по командам, и команды между собой не договорятся о совместных действиях до каких-то пределов (а дальше мы решим, дальше разойдемся, но досюда действуем вместе), до тех пор никакое объединение невозможно. Как ни странно, я просто цитирую, видимо, Владимира Ильича: прежде чем объединиться, нужно хорошенько размежеваться. Но это действительно так, нужно понимать, что и зачем, и только тогда возможно реальное объединение. Пока этого не видно близко, и пока что у меня прогнозы печальные на ближайшее время, – заключает Сергей Шаров-Делоне.

Согласованная с московскими властями оппозиционная акция "Марш миллионов" 6 мая 2012 года, в которой, по некоторым оценкам, участвовали до ста тысяч человек, завершилась столкновениями демонстрантов с полицией. Более 400 участников акции были задержаны. К уголовной ответственности за пять лет, прошедших с акции, было привлечено 35 человек. Большая часть из них была осуждена на сроки от 2,5 до 4,5 лет лишения свободы. 13 человек были амнистированы, поскольку им вменялась только одна статья – "участие в массовых беспорядках". Никто из подсудимых не был оправдан. Общественная комиссия по расследованию событий на Болотной площади пришла к выводу, что столкновения с полицией спровоцировали городские власти. Правозащитники высказывали мнение, что это было сделано, чтобы подвергнуть репрессиям участников акций, запугать общество и сбить протестную волну.