"Я за всю свою жизнь ничего подобного не видел! Вооруженная полиция пришла запрещать комедию!" – кинокритик газеты "Гардиан" Питер Бредшоу показывает на экране огромную фотографию: двое хмурых полицейских входят в московский кинотеатр "Пионер", осмелившийся показать лишенный прокатного удостоверения фильм "Смерть Сталина". Сидящий рядом режиссер Армандо Ианнуччи говорит, что ситуация напоминает ему те самые времена, о которых он снял картину: даже в 40-е и 50-е годы ходили анекдоты про Сталина и про Берию, и люди, рискуя своей жизнью, рассказывали их, потому что смех позволяет сохранять свободу.

Показом "Смерти Сталина" завершается кинофестиваль в Роттердаме, и Армандо Ианнуччи встречается со зрителями. Он следит за новостями из России, знает, что Никита Михалков назвал фильм лишенным художественных достоинств, и о решении Киносоюза подать в суд на Министерство культуры. Знает он и о том, что москвичам, которые успели посмотреть его фильм, он понравился. Отвечая на обвинения, которые выдвигают против него российские чиновники, Ианнуччи говорит, что снимал комедию не о России, а лишь об обитателях Кремля. "Мой фильм высмеивает политиков, а не народ".

Перед большой встречей со зрителями Армандо Ианнуччи расспрашивают пятеро кинокритиков, в том числе корреспондент Радио Свобода.

– Фильм начинается с того, что приходится заново исполнять концерт, чтобы записать его по требованию Сталина. Это правда?

– Такое в самом деле было. Но не сразу перед смертью Сталина, а года за три до этого, и в действительности к записи пытались привлечь троих дирижеров. Один упал в обморок, другой был пьян, и я оставил только третьего, потому что знал, что зрители не поверят. Но они все равно не верят.

– Что вас больше всего удивило в откликах на ваш фильм?

– То, что зрителей так много. Это ведь необычный фильм. В названии есть слова "смерть" и "Сталин", и это комедия, и в то же время не комедия... И мне приятно, что россиянам, которым удалось его посмотреть, он понравился. Они говорят, что фильм не оскорбительный. Да, он оскорбляет политиков, но не оскорбляет народ.

– А вы понимаете, почему российские власти так на него ополчились?

– Они говорят, что у него нет художественной ценности, так что его не нужно показывать! (Смеется.) Но один кинотеатр в Москве все-таки решился. Когда мы готовились к съемкам, я сразу сказал, что мы должны с уважением подходить к тому, что случилось с народом: тут не должно быть комедии, мы должны это показать без нарочитых ужасов, но и без легкомыслия. А комическое связано только с людьми в Кремле, с тем, как решения, которые они принимают, влияют на внешний мир. Внешний мир мы сделали реалистичным, а кремлевский – фарсовым. Фильм должен был выйти в российский прокат, его запретили за два дня до этого. Его видели журналисты, мы устраивали пресс-показы, я давал интервью. И российским журналистам, которые его смотрели, фильм понравился. Мне было приятно, что они спрашивали: "А где в Москве вы это снимали?" На самом деле мы снимали в Лондоне, но очень старались, чтобы все выглядело достоверно. Мы на пару дней ездили в Москву, изучали пейзажи и многое сумели реконструировать. Побывали на сталинской даче, в Кремле, смотрели на улицы, здания и постарались все воспроизвести как можно точнее. Мы начали снимать с похорон Сталина и сделали все, чтобы они выглядели достоверно.

– Фильм – сатира, но это подлинная история…

– Да, все в нем правда. Разумеется, диалоги мы придумали и хронологию изменили, потому что Берия был арестован, осужден и казнен только через три с лишним месяца после смерти Сталина.

– Что вас привлекает в сатирическом жанре?

– Мне нравятся комедии, в которых есть масштаб, крупная тема и можно показать людей, которые участвуют в истории на разных уровнях, людей наверху, которые всем управляют. Мне нравится фильм Терри Гиллиама "Бразилия", и я пересматриваю "Великого диктатора", фильм, снятый в 1941 году, и это, возможно, смешнейшие сцены у Чарли Чаплина – сцены в еврейском гетто, где комедия и драма идут рука об руку.

– Так и в вашем фильме: он смешной, но в то же время ужас диктатуры чувствуешь наяву.

– Вот такого эффекта я и хотел достичь, чтобы зрители ощущали смутное беспокойство, ведь с таким чувством люди и жили двадцать лет, опасаясь, что ночью их арестуют. Когда такое продолжается двадцать лет, ты не можешь жить в постоянной тревоге, ты занимаешься обыденными делами, но остается смутное беспокойство, и я хотел, чтобы зрители это ощутили. Но комедия всегда о предвкушении, это всегда подготовка к какому-то гэгу, ты не можешь предугадать, что за нелепость вскоре произойдет. Да, это и комедия, и драма, но я хотел, чтобы публика не просто смеялась, но и чувствовала эту тревогу.

– Как вы объясняете, что ваша политическая сатира так понятна в разных странах – и в Англии, и в США, и в России?

– Я стараюсь ее сделать универсальной. В этом фильме – это битва за престолонаследие, это то же самое, что "Пустая корона", "Игра престолов", "Крестный отец", "Клан Сопрано", исторические пьесы Шекспира, истории о том, кто победит, а кого убьют. В древнем Риме новый император первым делом думает, как убить своих братьев…

– Какой может быть сатира, например, на Трампа?

– Он сам себе сатирик, он человек из шоу-бизнеса, его больше всего заботит то, как он выглядит. Он выступает с "посланием к нации" и на следующий день говорит о своем рейтинге, и преувеличивает свой успех – рассказывает о толпах во время инаугурации и так далее. Так что он свой собственный сатирик. Он неглуп, он торговец, и ему это неплохо удается. Он продает сам себя 24 часа в день. И я думаю, что вы ошибетесь, если решите: "Ох, он идиот, он сделает что-то безумное на следующей неделе и исчезнет", это не так.

– Вы не стали бы снимать сатиру на Трампа?

– Я люблю вымысел, игровые фильмы, мне интересен художественный образ, а не публицистика. Я сейчас читаю книгу Майкла Вулфа "Огонь и ярость", и самая потрясающая вещь – когда на следующий день после инаугурации Трамп выступает с речью в ЦРУ. Это длинная, бессвязная речь, Вулф просто публикует стенограмму на пять страниц без единого комментария, и ты просто думаешь: "Ну и ну!" Это в своем роде произведение искусства, абсурдистская драма.

– Хорошо ли вы знаете историю Сталина и его окружения?

– Я люблю классическую музыку, особенно Шостаковича. Он впал в немилость, Сталину не понравилась его опера, и Шостакович решил, что ему конец. Ему тут же перекрыли всё, перестали исполнять. Есть замечательная книга Джулиана Барнса "Шум времени", где описано, как Шостакович ложился спать в одежде, у него уже были собраны вещи, он ожидал стука в дверь, но через два года понял, что за ним не придут. Меня потрясло, что можно написать "антисоветскую музыку", нарушив какие-то правила. Великолепные сатирические книги Джорджа Оруэлла были вдохновлены сталинизмом, тем, что происходило в СССР в 30–40-е годы. Но я окончательно решил снимать этот фильм, когда понял, что в западном кино вообще не отражена эта эпоха. Есть фильмы о советских шпионах, об СССР в 60–70-х, а если это 40-е годы, то это нацисты и Вторая мировая война. Может быть, дело в том, что Сталин был на стороне Великобритании, США и Франции в войне, и его предпочли не трогать.

– Вы подошли к этому сюжету как журналист?

– Я думаю, что несмотря на то, что это исторические события, они по-прежнему актуальны. Когда я заканчивал сериал "Вице-президент" для HBO, я решил снять фильм о современном диктаторе в Великобритании или Америке, стал читать биографии классических диктаторов – Мао, Сталина, Гитлера, и тут мне прислали этот французский комикс, и я немедленно понял: вот это правда, зачем что-то придумывать? Я интересовался диктаторами, потому что чувствовал, что с демократией что-то происходит неладное: появляются непредсказуемые кандидаты, авторитарные, националистические, ксенофобные движения, у нас произошел Брекзит, во Франции – Ле Пен, крайне-правые движения в различных европейских странах. И я стал размышлять, не возвращаемся ли мы в 1930-е годы в какой-то форме. Мы думаем, что демократия навсегда, но ведь любые выборы могут всё изменить.

– Есть современный диктатор в России – Владимир Путин и его министр культуры – Владимир Мединский, запретивший ваш фильм. Подходят ли они для сатиры?

​– Да, и мне сказали, что идет своего рода война, потому что премьер-министр Медведев раздражен тем, что фильм запретили, потому что теперь министерство выглядит нелепо. Впервые Киносоюз подает на министерство культуры в суд за цензуру, потому что цензура запрещена российской конституцией. Так что там идет какая-то борьба, но я не знаю подробностей. Я знаю, что было сатирическое шоу, которое не понравилось Путину, так что он прикрыл весь телеканал. Но посмотрите на Трампа: когда Алек Болдуин начал пародировать его в Saturday Night Live, Трамп тут же стал твитить, что это скверное шоу с низкими рейтингами. И после этого он начал говорить, что следует отбирать лицензию у таких каналов, как NBС, где шло это шоу. Всегда нужно с опаской относиться к политикам, у которых нет чувства юмора или которые не выносят, когда их вышучивают.

– Находите ли вы Путина смешным?

– Я никогда не изучал его столь пристально. Я думаю, что его пиар-кампания весьма забавна, ведь ему приходится всякий раз раздеваться до пояса за три недели до выборов. (Смеется.)

– Было ли чувство юмора у Сталина?

– Он обожал американские вестерны. Думаю, что его чувство юмора было довольно садистским и ему нравилось измываться над своими товарищами, членами президиума. Вы видите это в начале фильма, и так происходило чуть ли не каждую ночь: он собирал их всех, напаивал, затевал разговоры в надежде, что они ляпнут что-нибудь в подпитии. Прислуга получила инструкцию разбавлять ему водку, так что он оставался трезвым, и часа в 2 ночи он включал фильм, зная, что в 8 утра им нужно идти на работу. Он заставлял Хрущева танцевать. Я хотел вставить это в фильм, но не было подходящего места – иногда они танцевали друг с другом! Представьте, все эти мужчины танцуют под музыку, которую он ставил, и это был единственный момент, когда они могли что-то сказать друг другу шепотом, поделиться секретами в танце. Все пленки были из Америки, на английском языке, так что рядом с экраном стоял переводчик. Один из этих переводчиков плохо знал английский, так что он учил диалог наизусть и просто произносил реплики вовремя. Был другой переводчик, который описывал то, что происходило на экране: "А теперь кучера убили!" И ему говорили: "Да мы видим, не объясняй".

– До начала съемок вы уже думали о Стиве Бушеми и других актерах?

– Я предпочитаю проводить кастинг как можно раньше, чтобы сразу знать, кто кого играет, и учитывать это в сценарии. Я начал с Берии и очень хотел, чтобы эту роль сыграл Саймон Рассел Бил, он известен в Великобритании как классический шекспировский актер, он редко снимается в кино. Мы ведь не очень хорошо знаем, кто такой Берия, и мне понравилась идея малоизвестного актера на экране. Берия очень сконцентрированный, закрытый. Так что в противовес для Хрущева я хотел кого-то яркого, комичного, но в конце становящегося более сдержанным, поэтому я выбрал Стива Бушеми. Он сначала является как клоун в пижаме, а в конце велит дочери Сталина заткнуться. Затем я подумал, кого поставить между ними – наследника, который не сможет справиться с этой ролью, – и я выбрал Джеффри Тэмбора на роль Маленкова, он великолепный актер. Ко всему прочему я хотел, чтобы у меня был набор актерских стилей. Так что был театральный актер Саймон, киноактер Стив и Джеффри – который известен по телесериалам. Мы собрались в маленькой комнате и две недели репетировали. Обычно такое делается на съемочной площадке, но я решил, что у нас мало времени и нет смысла репетировать среди декораций, где 150 человек стоят вокруг и смотрят на часы, пока вы оттачиваете реплики. Так что к первому дню съемок все уже были знакомы и готовы к работе.

– К тому же тут оказались рядом американские и британские актеры…

– Да, и множество акцентов. Даже ирландский и шотландский в конце. Я специально хотел, чтобы это не был русский акцент, который выглядел бы искусственно. И за это меня благодарили российские критики: спасибо, что вы не сделали русский акцент. Советский Союз был империей с различными регионами и национальностями, Сталин и Берия были грузинами и говорили по-русски с акцентом, вот я и хотел, чтобы английский язык звучал по-разному.

– Кто ваш любимый персонаж российской истории? Может быть, самый комичный?

– Хрущев, который стучал ботинком? Есть прекрасная история о том, как Хрущев приехал в Америку, когда Никсон был вице-президентом при Эйзенхауэре, и Хрущев хотел поехать в Диснейленд, но ему не разрешили, и он совершенно взбесился, что его не пускают в Диснейленд. Он был как ребенок, но ребенок с ядерной кнопкой.

8 февраля министр культуры России Владимир Мединский объявил, что выдача прокатного удостоверения фильму "Смерть Сталина" зависит от итогов проверки прокуратуры. А Русская православная церковь охарактеризовала фильм как "очередной плевок в российскую историю" и назвала его "нацистским по своей идеологии". Запрет фильма поддержал глава отдела внешних церковных связей РПЦ МП митрополит Иларион (Алфеев).