Мусор, который всегда с тобой

• В России более 14 тысяч крупных мусорных свалок общей площадью более 4 миллионов гектаров. Уже через десять лет их площадь может увеличиться вдвое.
• Россияне ежегодно выбрасывают 70 миллионов тонн бытового мусора. Большая часть этих отходов не перерабатывается и не сжигается, а идет на свалки.
• Выходом может стать раздельный сбор и переработка мусора, но эта практика с большим трудом приживается в стране.
• Чтобы работать на сохранение окружающей среды, люди должны изменить свои привычки и мировоззрение. Это непросто, но результат того стоит.

Установите Мобильное приложение Радио Свобода

Установить

Читайте Свободу в Телеграме

Войти

Подпишитесь на Свободу в Google новостях

Подписаться

Марьяна Торочешникова: По подсчетам экологов, россияне ежегодно выбрасывают 70 миллионов тонн бытового мусора. Если из него построить башню шириной метр на метр, по ней можно добраться до Луны. Большая часть этих отходов не перерабатывается и даже не сжигается, а уходит на свалки. Сегодня в России более 14 тысяч крупных мусорных свалок, их площадь - более 4 миллионов гектаров, то есть, если сложить все российские свалки в одно место, они займут территорию, равную Швейцарии. Но мусора становится все больше. По словам экологов, если продолжать такими темпами, то уже через десять лет площадь свалок в России увеличится вдвое.

^{Видеоверсия программы}

Как решать эту проблему, и чего ждать от вступления в силу нового закона о раздельном сборе отходов? У нас в гостях Александр Иванников, руководитель проекта Гринпис России "Ноль отходов" и Валерия Коростелева, учитель географии и биологии, экотренер, экологический активист, с 2014 года руководит московским региональным отделением Всероссийского движения "Раздельный сбор".

Что же должно, наконец, произойти, чтобы в России перестали расти мусорные полигоны?

Валерия Коростелева: Я считаю, что не хватает только политической воли. Ведь все уже страны доказали, что к этому можно идти, и даже наши отдельные регионы и города показали, что можно сокращать свалки, сокращать отходы путем раздельного сбора, и осталось только все это внедрять. Но это очень тяжело без законодательных инициатив, поправок к тому закону, который уже есть. Если не делать такую экономическую законодательную мотивацию, то это не будет развиваться.

Марьяна Торочешникова: А какой смысл устраивать всю эту историю с раздельным сбором, если можно очень быстро решить проблему? Вот, например, практически в центре Вены стоит прекрасный мусоросжигательный завод, который построен известным архитектором, и там ничем не пахнет, нет никаких выбросов.

Александр Иванников: Это совершенно не решает проблему отходов. Во-первых, это не соответствует приоритетам госполитики по обращению с отходами в России. Есть определенный законодательный каркас, и там мусоросжиганию отводят лишь шестой, последний приоритет. Во-вторых, это наиболее дорогая технология. Для того чтобы мусоросжигательный завод функционировал, нужно огромное количество субсидий, к тому же мы видим, какой общественный резонанс сейчас вызывают подобные инициативы. Кроме того, мусоросжигание не вписывается в построение циркулярной экономики: цикличная экономика не предполагает сжигания отходов, это ценный ресурс, и фактически получается уничтожение полезных компонентов посредством сжигания, чего допускать в принципе нельзя.

Возникает вопрос по поводу тех отходов, которые образуются после сжигания. Сравнительно безопасных отходов (четвертого, пятого класса) мы получаем треть, и сам процесс очень дорогой. И эта электроэнергия очень дорогая в сравнении с традиционной энергией в стране. Мы понимаем, что многие фракции, тот же пластик, производящийся из таких ресурсов, как газ и нефть, исчерпаемы. Пример того же Лос-Анджелеса показывает: общественность добилась того, чтобы завод не был субсидируем за счет признания факта, что та энергия, которая вырабатывается, не идет...

Марьяна Торочешникова: В Лос-Анджелесе власти прислушиваются к общественному мнению и обращают внимание на протесты народа. В России с этим сложнее. Буквально в этом году по стране прокатились "мусорные войны", когда люди протестовали и против мусоросжигательных заводов, и против новых свалок, и против полигонов - и ничего особенного не произошло. В России все же существует какая-то государственная политика в части утилизации отходов, то есть какая-то государственная воля все же есть.

Валерия Коростелева: Да, отчасти она есть. Есть, например, федеральный закон 89, в котором прописана иерархия обращения с отходами: вначале надо сокращать образование отходов, потом использовать повторно, дальше перерабатывать, причем не в энергию, а снова в материалы, а дальше мусоросжигание и захоронение. Есть федеральный закон, но нет инструментов контроля его исполнения.

Александр Иванников: Первые три приоритета - максимальное использование материалов, предотвращение и сокращение образования отходов - никоим образом не нормированы на федеральном уровне и практически не находят отражения на региональном. А три наименее приоритетных способа находят отражение, и, более того, лоббизм мусоросжигательных технологий сейчас выходит на первый план. И вот эта диспропорция затягивает мусорный кризис. У каждого региона нашей страны есть своя территориальная схема, в которой сказано, как будет решаться мусорный кризис на 15 лет вперед, и там есть про утилизацию, про обработку, где-то есть (как в Татарстане, в Подмосковье) про сжигание. По раздельному сбору, кроме трех субъектов - Пермский край, Московская область и республика Татарстан - во всех остальных нет вообще никаких целевых показателей. Общественность довольно долго добивалась, чтобы в территориальной схеме республики Татарстан и Московской области появились как раз эти целевые показатели по раздельному сбору, и в Татарстане сейчас указано, что к 2035 году все контейнерные площадки республики будут обеспечены инфраструктурой раздельного сбора мусора. И это нужно делать в каждом регионе.

Но самое интересное, что по предотвращению образования отходов и по максимальному использованию сырья и материалов, то есть по сокращению доли одноразовой упаковки, по увеличению доли многоразовых товаров вообще ничего нет.

Марьяна Торочешникова: В Москве есть дворы, где можно видеть контейнеры для раздельного сбора мусора. Однако не всегда этот раздельный мусор уходит на переработку или на повторное использование. За ним приезжает мусорная машина и в один свой кузов последовательно сваливает все - и бумагу, и бутылки, и консервные банки. И люди задаются вопросом: а зачем мы тут старались, если всем наплевать?

Валерия Коростелева: В девяти округах Москвы разыграли долгосрочные госконтракты на внедрение раздельного сбора на ближайшие 15 лет. В каждом округе на них ушло больше 20 миллиардов рублей. Там прописали буквально пять строчек - и все. Если в техзадании написано пять строчек, и они слишком общие, то понятно, что выполнять будут тоже для галочки: отчитались по контейнерам, а по вывозу, по тому, куда это едет, какими машинами это должно вывозиться, как эти контейнеры должны выглядеть, у них вообще нет целевых показателей. Получается, что если компания хочет делать по-человечески, то они вывозят это раздельными машинами, и контейнеры нормально выглядят. Если же компания пришла просто для галочки, она будет вывозить обычными мусоровозами. И если даже пришла нормальная компания, и вы видите, что контейнеры - бумага, пластик и металл - вывозятся одной машиной, то тут просто недоработка самой компании. Дело в том, что все вторсырье можно собирать в один контейнер, главное - отделять его от гигиенических, пищевых и смешанных отходов. Если сортировать одну общую помойку, то выхлоп вторсырья оттуда будет минимальным, процентов десять, а когда все загрязнено пищевыми отходами, оттуда очень трудно что-то вытащить. Если же вы отделяете пищевку и смешанные отходы, и тару, пластик, бумагу, металл, собираете все отдельно, то до восьмидесяти процентов от объема будет уходить на переработку.

Марьяна Торочешникова: Почему сейчас нет никакой возможности сдать бутылки и получить за это деньги?

Александр Иванников: Это вопрос регулирования. Государство сейчас пытается создавать, по сути, систему залоговой стоимости, когда вы приходите в магазин или в какой-то центр приема стеклотары, металлолома и сдаете посуду, получаете деньги. Но сейчас эта система не настроена.

Валерия Коростелева: И сейчас можно увидеть людей, которые собирают алюминиевые банки, дворники собирают картон и сдают его как вторсырье. Понятно, что мы не будем сдавать килограмм за 15 рублей, нам это неинтересно, должна быть залоговая стоимость тары, как, например, сделано в Европе. Мы приходим в магазин и покупаем бутылку на 15 рублей дороже, чем она на самом деле стоит, а потом сдаем ее в определенные автоматы или пункты приема, и нам возвращают эти 15 рублей. Причем должно быть не 15 рублей за кило, а 15 рублей за банку, тогда мотивация и поток оборотного вторсырья будет намного больше. Но это не хотят делать, потому что это очень сложно.

Александр Иванников: Это лишь одна из возможностей. Есть огромная палитра вариантов того, как вовлекать отходы в качестве полезных компонентов в экономический цикл. Существует придомовая система раздельного сбора, и ее также можно эффективно использовать и стимулировать жителей экономически: это могут быть, например, какие-то льготы по налогообложению за вывоз мусора.

Марьяна Торочешникова: Сортировка мусора экономит деньги. В прошлом году товарищество собственников жилья "Ломоносовский" в Москве потратило на вывоз мусора на полмиллиона рублей меньше, чем обычно, и все благодаря раздельному сбору отходов.

Корреспондент: Товарищество собственников жилья "Ломоносовский, 18" сортирует мусор уже больше двух лет. Начали с энергосберегающих ламп и батареек, поставить контейнеры для других фракций подтолкнула необходимость экономить.

Людмила Вобликова, председатель ТСЖ "Ломоносовский,18": В 2014 году мы на вывоз мусора потратили 1 миллион 260 тысяч рублей, а в 2015-м - 1 миллион 480 тысяч. И мы поняли, что наш бюджет не может этого выдержать, нам нужно искать пути уменьшения объемов смешанного мусора.

Корреспондент: Четыре года назад подрядчик, который согласился вывозить все фракции мусора - бумагу, стекло, пластик, - нашелся быстро, брешь в бюджете ТСЖ удалось устранить.

Людмила Вобликова: У нас экономия составляла порядка 22 тысяч рублей в месяц за счет уменьшения твердых бытовых отходов.

Корреспондент: Сэкономленные средства шли на ремонт дома. Но длилось это недолго, возникли проблемы с подрядчиком. В начале 2018 года вывозить мусор раздельно оказалось просто некому. Жители Ломоносовского, 18 были вынуждены вернуться к обычному сбору отходов. Начать сортировку вновь их заставили мусорные бунты. В мае 2018 года цена за вывоз мусора в Москве выросла на 80%. С трудом удалось найти нового подрядчика, но систему сбора мусора пришлось изменить.

Людмила Вобликова: Их основное условие - это накопление нами объема для вывоза одной машиной, поэтому нам пришлось оптимизироваться, искать способы накопления: макулатура - 20 кубов, стекло и пластик - 20 кубов.

Корреспондент: Теперь ТСЖ не только экономит на вывозе мусора, но и зарабатывает: подрядчик доплачивает за вторсырье. Впрочем, работать с таким количеством фракций получается не у всех, так активисты из Химок не смогли убедить людей сортировать весь мусор: им это показалось слишком сложным. Задачу пришлось упростить, чтобы приучить людей к раздельному сбору постепенно.

Андрей Рожков, активист: Мы решили популяризировать хотя бы один вид раздельного сбора, самый удобный для человека. Выбрали полиэтилентерефталат - это пластиковые бутылки, в которых содержатся все холодные напитки. Разложение такой бутылки в естественной среде ученые исчисляют в 400-500 лет.

Корреспондент: Сегодня действующие в московском регионе мусороперерабатывающие предприятия жалуются на нехватку сырья. Из 70 миллионов тонн бытовых отходов, которые производят в России ежегодно, на переработку отправляется только 4%, остальной мусор захоранивают или сжигают.

Валерия Коростелева: На сокращении отходов на полигон вы будете экономить, а на продаже вторсырья ваше ТСЖ или бизнес-центр может зарабатывать, и это могут быть приличные деньги. Но это пока доступно только жилым комплексам, которые имеют свою управляющую компанию, или частным территориям, бизнес-центрам, то есть все-таки не муниципальным управляющим компаниям, у них пока нет правовых инструментов для экономии, деньги просто выделяет город.

Марьяна Торочешникова: С другой стороны, сама по себе переработка отходов ненадолго продлевает жизненный цикл вещей. Хорошая бумага становится в следующей своей реинкарнации картоном, и, в конце концов, это все равно окажется на полигоне.

Александр Иванников: Не обязательно. Есть материалы, которые могут очень долго находиться в экономическом цикле, но для этого нужно еще на стадии разработки закладывать такое строение, которое позволяло бы товару быть подверженным ремонту, переработке, сбору. Для этого, естественно, должна быть система сбора. У нас 94% всех отходов сейчас уходит на полигон. Есть так называемые трудноперерабатываемые и невыделяемые отходы: это, например, тот же одноразовый пластиковый пакет.

Система сбора отходов в Евросоюзе довольно эффективна, там от 40% до 60% удается отправить в цикл посредством сбора. Но при этом получается собрать только 7% полиэтиленовых пакетов, потому что они легко рвутся, фрагментируются. То же касается всех этих одноразовых трубочек, посуды и упаковок, которые сопровождают нашу жизнь.

Марьяна Торочешникова: Каждый год в мире потребляется 500 миллиардов пакетов. Их накопилось столько, что ими можно 4200 раз обернуть земной шар по экватору. Одноразовые пакеты сложно собрать и переработать, на свалках они распадаются на мелкие частицы, которые попадают в воду и почву, загрязняют их и приводят к гибели животных. Одноразовые пакеты - самый продаваемый товар в супермаркетах России. В какой момент этот полиэтиленовый демон захватил весь мир?

Александр Иванников: Пластиковый плен, в котором оказалась наша планета, берет свое начало в 50-х годах, с момента массового производства полимеров. К настоящему моменту было произведено до 8,5 миллиардов тонн пластика. При этом до 80% его находится сейчас либо на полигонах, либо в окружающей среде. Эта проблема признана на уровне ООН, существуют попытки изменить ситуацию на законодательном уровне:до 76 стран сейчас ввели те или иные ограничения на оборот одноразовых пакетов, а кто-то идет дальше, вводит ограничительные меры на трудноизвлекаемые одноразовые товары и тару, и все это уходит.

Марьяна Торочешникова: Почему нет практик повторного использования тех же самых бутылок и банок, как это было в Советском Союзе?

Валерия Коростелева: В СССР была плановая экономика, и там вообще был один системный менеджмент по ресурсосбережению. Чтобы вернуть бутылку в оборот, ее нужно помять, стерилизовать, и для простоты они просто унифицировали все бутылки в стране: для водки одной формы, для кефира - другой.

Марьяна Торочешникова: А почему это неинтересно самим производителям? Они же каждый раз платят за эту новую упаковку.

Александр Иванников: Платит за нее потребитель: в конечном счете, все включено в стоимость продукции. Сейчас мир в целом и отдельные страны становятся заложниками этой линейной экономики, и именно поэтому сейчас формулируется и реализуется принцип цикличной экономики. То, о чем вы говорите, это как раз приоритеты госполитики - максимальное использование сырья и материалов. Сейчас 6% добываемой нефти идет на производство пластика, при том, что до четверти - это одноразовая упаковка, и это своеобразное обоснование необходимости добычи нефти и газа. Добывается огромное количество первичных ресурсов, где тоже есть своеобразный экологический след и отходы, и дальше это идет в экономику. Это совершенно неправильно, это нужно менять.

Именно поэтому важно сейчас формировать социальный запрос в обществе. Мы видим, как он формируется, и рынок на это реагирует. Гринпис начал кампанию за сокращение доли одноразовых пластиковых пакетов в России в ноябре прошлого года, и в апреле Нефтегазохимический аналитический центр выдал статью, в которой говорится, что рынок полиэтилена впервые за много лет просел примерно на 8% - именно из-за экологических трендов, которые задал Гринпис.

Это очень важно! Переведя эти 8% в тоннаж, мы получим 140 тысяч тонн отходов, которые не попали на свалки. Это тот самый общественный запрос. Уже даже производители тех же пакетов заявляют о том, что в ближайшие три года доля многоразовых сумок увеличится на 20%. Социальный запрос видят и ритейл, и производители, и они тоже постепенно начинают меняться. Если мы не видим от государства должных сигналов, законодательных инициатив, то само общество начинает менять структуру рынка.

Корреспондент: Одеяла, подушки, куртки, асфальт - все это когда-то могло быть пластиковой бутылкой, которая получила вторую жизнь благодаря переработке.

Анна Лупаева: Мы находимся на территории производственного цеха по переработке пластиковых бутылок. Это проект по переработке вторичного сырья, по сокращению полигонного захоронения отходов.

Корреспондент: Завод по переработке ПЭТа - семейное предприятие, которое Анна Лупаева с мужем открыли в 2015 году. Для начала купили оборудование и арендовали помещение, затем наладили поставку сырья.

Анна Лупаева: К нам привозят материалы из Дедовска, где стоят контейнеры для раздельного сбора, мы перерабатываем материал, который приезжает из Химок, Красногорска, Куркино.

Корреспондент: Сегодня бутылок из сортировочных сеток недостаточно для работы производства. Мусор приходится закупать.

Анна Лупаева: Те бутылки, которые мы собираем в сетки, составляют только 3% от общего объема загрузки производства. Производственные мощности линии в месяц составляют около 100 тонн, и из сетчатых контейнеров мы получаем 3 тонны в месяц. Все остальное мы приобретаем на сортировочных станциях, куда привозят основную массу мусора из зеленых контейнеров, и происходит отбор вторичного сырья разных фракций.

Корреспондент: Но даже при таких условиях вторичная переработка выгодна.

Анна Лупаева: Экономия значительная, очень важна экономия на использовании воды и электроэнергии, потому что при изготовлении первичной гранулы полиэтилентерефталата в разы увеличивается количество энергозатрат и ресурсов.

Корреспондент: Из переработанного ПЭТа здесь получают три полимерных пластиковых материала, которые передают другим производствам.

Анна Лупаева: С нашей линии выходит так называемый флекс - это измельченная, отмытая от остатков органики полиэтилентерефталатовая крошка. И первое, что из нее делают, это полиэфирное волокно. Его изготовлением занимается один из наших партнеров. В дальнейшем оно используется для изготовления полиэфирной нити, из которой ткутся ткани и изготавливается полиэстеровая одежда. Еще это волокно используется для наполнения подушек и одеял, оно мягкое, очищенное, специальным образом обработанное.

Марьяна Торочешникова: Как научить людей отдельно собирать мусор? Люди, может быть, и готовы, но если у тебя маленькая кухня, где ты там будешь хранить отдельно бумагу, склянки и металл?

Валерия Коростелева: Контейнеры для раздельного сбора должны быть в каждом дворе. Вы дома делите мусор на два потока - смешанные отходы и то, что принимается у вас во дворе, что вы можете донести до какой-нибудь сети, которая принимает опасные отходы. Это точно обеспечит сокращение отходов на 50%.

Александр Иванников: От 30% до 40% того, что оказывается в мусорном ведре, это пищевые отходы, которые загрязняют все другие фракции: делают неликвидной бумагу и так далее. К примеру, Москва и Подмосковье - это 20% всего твердого коммунального мусора России, при этом в Подмосковье располагается 432 завода по переработке, и они недозагружены из-за отсутствия системы раздельного сбора. Гринпис проводил исследование, на основе которого был составлен рейтинг доступности раздельного сбора, и мы видим, что крупные города России, с населением более 100 тысяч человек (таких городов 160) - это и есть самые главные отходообразователи страны. Там проживают до 73 миллионов человек, и только 14,5% из них обеспечены элементарной инфраструктурой для раздельного сбора отходов.

Есть пример города Саранска, куда пришла немецкая компания, которая вложилась в раздельный сбор, и открыты 80% контейнерных площадок. У них ежегодно увеличивается количество раздельно собираемых отходов, люди привыкают к этому. Это чистое вторсырье, позволившее Саранску на 20% сократить долю отходов, которые они захоранивают, и направить это на переработку.

Гринпис сделал запрос в департамент ЖКХ Москвы: сколько контейнерных площадок в городе и сколько из них покрыты инфраструктурой раздельного сбора? И мы получили ответ: 17 тысяч контейнерных площадок, 2 тысячи из них под раздельный сбор. Это город Москва, лицо нашей страны.

Валерия Коростелева: При этом департамент ЖКХ на наш запрос ответил, что у них все хорошо. Они считают, что развивать раздельный сбор в целом больше не надо.

Марьяна Торочешникова: Международному движению "Ноль отходов" всего десять лет, а оно уже захватило умы миллионов. И если раньше этот принцип пытались применить только к производству, то теперь все больше людей обходятся в быту вообще без мусора (ну, или почти без него). Это реально - жить вообще без отходов, или это какая-то фантастика?

Александр Иванников: Это реально. Это концепция осознанного потребления, она может быть реализована на уровне человека, его семьи, а может быть реализована на уровне города и даже страны. В Сан-Франциско, например, на муниципальном уровне утверждена программа "Ноль отходов", которая предполагает к 2020 году сокращение доли отходов, выпадающих из экономического цикла. Принципы "Ноля отходов" – это, прежде всего, отказ от покупки лишних вещей, например, пакетов - отказ от одноразовых в пользу многоразовых.

Валерия Коростелева: Непросто дойти именно до нуля отходов, для этого нужна очень серьезная перестройка привычек, мировоззрения, сознания и даже окружения. Но даже если поменять 80% привычек и на 80% сократить свое образование отходов, то это будет ваш колоссальный личный вклад в природу.

Есть экологический след, путь, который прошла вещь, когда ее делали, от момента добычи полезных ископаемых и электроэнергии для производства. Каждый ресурс, который был вовлечен, он же еще что-то загрязняет в процессе, то есть вообще промышленных отходов в России в сотни раз больше, чем обычных коммунальных отходов. И, меняя свои привычки, мы сокращаем не только здесь, но и там.