29 октября в больших и малых городах России, а также в столицах нескольких государств (в том числе в Варшаве, Вашингтоне, Праге и Лондоне) прошла акция "Возвращение имен". Впервые долгий список расстрелянных в годы советского террора земляков стали оглашать в 2007 году в Москве у Соловецкого камня. Сменяя друг друга, участники акции называют имя, фамилию, возраст и дату расстрела очередного репрессированного. В этом году поминальное мероприятие оказалось под угрозой срыва.

Под предлогом проведения ремонтно-строительных работ на Лубянской площади в мэрии Москвы внезапно отозвали уже полученное согласование. Однако правозащитному обществу "Мемориал" все же удалось добиться того, что "Возвращение имен" состоится в традиционном месте. Здесь же 30 октября отметят День памяти жертв политических репрессий.

​

Далеко не везде почтить память узников ГУЛАГа и других репрессированных приходит так много людей, как в Москве. Даже в таком крупном городе, как Новосибирск, мероприятие согласовали с участием всего 200 человек. Опыт прошлых лет подсказывает, что больше и не придет. Правда, 30 октября в Нарымском сквере пройдет два митинга. Сначала станут вспоминать о жертвах государственного террора, а час спустя – протестовать против планов местных коммунистов установить в Новосибирске бюста Сталина. Оба мероприятия пройдут в одном месте, у памятника жертвам политических репрессий.

На постаменте – грубо отесанная каменная глыба, привезенная из соседнего города Искитима, где в районе с безмятежным названием "Ложок" находился один из самых страшных лагерей. Смертность в нем была так высока, что трупы заключенных в морозы распиливали и топили ими печи. Председатель координационного совета Новосибирского областного историко-просветительского и правозащитного общества "Мемориал" Александр Рудницкий называет Искитимский лагерь "лагерем уничтожения":

– "Ложок" славился своим зверством. Люди молили бога, чтобы туда не попасть. Не случайно у московского памятника Стена скорби на проспекте Сахарова среди многочисленных вкладышей, привезенных из разных мест, есть камешек из Искитима. Ну а наш памятник в свое время был установлен в Нарымском сквере, потому что до недавнего времен напротив была Новосибирская следственно-пересыльная тюрьма №1 УНКВД, в которой гибли тысячи людей. Их непосредственно здесь убивали. Несмотря на наши протесты, эту тюрьму снесли. На освободившейся земле построили жилой дом. Это "Дом на костях". "Мемориал" добивался сохранения здания тюрьмы, устройства в нем музея. Не вышло.

– Несмотря на такую страшную историю, из года в год на митинги 30 октября приходит не очень много новосибирцев.

– Совершенно верно.

– Более того, среди горожан бытует мнение, что и в городе, и во всей Новосибирской области не было слишком много репрессированных. Что не многих это коснулось. Так ли это?

– Конечно, не так. Я вам цифры приведу. У нас есть Городская организация реабилитированных граждан "Колокол". Так вот в ней около 10 тысяч членов. Это только те, кто дожил до сегодняшнего дня. В основном, это дети репрессированных, пострадавшие вместе с родителями. К примеру, руководитель организации Геннадий Чичулин сам был в ссылке. До 11 лет жил на Васюганских болотах. Кроме того, есть много людей, которые, так же как я, статус реабилитированных не имеют, но им наделены близкие родственники. У меня дед был расстрелян в Оренбурге и впоследствии реабилитирован. "Реабилитирован" – это важно. Это значит, что он был расстрелян ни за что. Так что те, кто распространяет слухи о незначительных масштабах репрессий в нашем регионе, совершенно не в курсе ситуации.

– Вы полагаете, что они плохо информированы? Что просто не знают историю своей семьи? Только в этом дело? И только поэтому потомки тех, кто был уничтожен, считают, что приходить на митинги памяти жертв тоталитаризма необязательно?

– Это сложный вопрос, почему у нас так народ устроен. Я приведу один пример. У нас был очередной семинар "Репрессированная сибирская провинция". Там меня разыскала одна женщина. Она мне принесла документы своего мужа, который был репрессирован. Она не знала, что делать с этими бумагами: "Вот я умру, они никому не нужны, и они пропадут". Я обещал, что пристрою эти документы. Примерно через неделю она мне вдруг позвонила и говорит: "Александр Львович, вы можете мне вернуть эти документы?" Я говорю: "Они же ваши, как я могу их не вернуть". Вернул, но заинтересовался, почему так переменилась позиция. А она говорит: "Я своим родственникам сказала, что отдала документы в "Мемориал". Они меня обругали и сказали, что сейчас начнутся снова репрессии. И по этим документам нас вычислят". Разумеется, родственники не понимают, что "у кого надо" вся информация есть в полном объеме. Ничего по этим семейным документам не станут вычислять. Но! Я-то думал, что это какие-то малограмотные родственники, которые слабо разбираются в политике. Однако тут я ошибся. Оказалось, что один из них, зять этой женщины, является заведующим кафедрой в мединституте. То есть это образованный человек, правда? Так что на самом деле получается, что страх перед карательными органами остался.

Embed share

Александр Рудницкий о памятнике Сталину в Новосибирске и жертвах террора

by Радио Свобода

Embed share

Текст скопирван

The URL has been copied to your clipboard

---

No media source currently available

0:00 0:13:19 0:00

Скачать медиафайл

• 64 kbps | MP3

Pop-out player

Могу еще один пример привести. Совсем уж вопиющий. Состоялось заседание совета "Колокола", где они высказали свое мнение, что ставить памятник Сталину в нашем городе – это нехорошо. Меня попросили проект заявления написать. Я написал. А потом, когда я увидел окончательную редакцию, возникло впечатление, что главная цель этой бумаги состояла в том, чтобы сталинисты не обиделись. И это совет "Колокола"!

– Это были очень деликатные формулировки?

– Если бы! Там полное отсутствие формулировок! Я сформулировал все достаточно строго и ответственно. И они за это проголосовали. За то, что такой памятник – это пощечина общественному мнению. Так вот это решение исчезло. Единственное, что там осталось: надо обратиться в региональную Комиссию по увековечиванию памяти жертв политических репрессий. Даже не сказано, с каким предложением обратиться! Может быть, комиссия решит, что, конечно, памятник надо поставить. А, может, решит, что не надо.

Все это я вам рассказываю, чтобы ответить на ваш вопрос. Чтобы объяснить, почему наши митинги столь малолюдны. Есть еще одна причина. У нас в России, я имею в виду не только Советский Союз, а всю историю нашего государства, человеческая жизнь никогда ничего не стоила. Так всегда было. Иван Грозный в письме Курбскому утверждал: "Вы мои холопы, что хочу, то и делаю". И он искренне так думал. Он же грамотный человек был. Бог его поставил, и он что хочет, то и делает. Это до сих пор сохранилось. Но самое страшное не то, что начальство не ценит жизнь граждан, а что сами граждане свою жизнь не ценят. Отсюда эти рассуждения, что Сталин победил во время войны. Когда же возражают: "А сколько он уничтожил?!", все говорят: "Ну, что поделаешь? Щепки летят". У нас жизнь воспринимается как щепки.

– Вы назвали число тех, кто состоит в "Колоколе". Известно ли, сколько в результате репрессий в Новосибирской области погибло?

– Конечно, нет. В свое время были даны соответствующие распоряжения. К примеру, в приказе 00447 (когда начался "Большой террор" Ежова) сказано, что хоронить следует тайно, чтобы никто не знал, где могилы. Даже те, кто расстреливал, не должны были знать, где хоронят людей. И вот в Новосибирске до сих пор эти сведения скрываются. Однако из документов известно, что 1-й секретарь Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) Роберт Эйхе запрашивал квоту 10 тысяч "по первой категории", то есть по расстрелу, но ему дали в приказе 5 тысяч. Потом вроде бы цифру увеличили, но я не нашел сведений, насколько увеличили. И это только в годы Большого террора, 1937–1938 годы. Очень печально, но у нас в Новосибирске есть улица Эйхе. Между тем его заслуженно называют палачом. Мне один из родственников репрессированного говорил, что видел расстрельные документы, где стояла подпись Эйхе. Он ведь был членом "тройки". В общей сложности по его вине расстреляно не менее 50 тысяч человек.

– Совсем скоро, 6 ноября, в Новосибирске подведут итоги интернет-голосования о месте для размещения памятника Сталину. Бюст уже изготовлен и только ждет своего часа. На выбор мэрией предложены три адреса, и все три вовсе не на задворках. В их числе – в самом центре, рядом с Домом офицеров. Позиции "нигде не нужно этот памятник ставить" голосование не предполагает. С 9 ноября начнутся общественные слушания. Как вы считаете, в городе, где никто не собирается переименовывать улицу Эйхе, где сейчас с помпой отмечают 100-летие комсомола и где вообще все с большей теплотой вспоминают о СССР, велика ли вероятность, что здесь все-таки установят памятник Сталину? Или все это просто пиар-кампания коммунистов?

– На самом деле, эта история длится уже более 10 лет. Думаю, что это неслучайно. Наши власти ведут лицемерную политику. Вместо того, чтобы объяснить товарищу Денисюку из ВКПБ (Алексей Денюсюк – глава новосибирского отделения "Всесоюзной коммунистической партии большевиков". – РС), что он совершает деяние, предусмотренное Уголовным кодексом, они все время находят ошибки в его проекте. Дескать, нельзя поставить там, потому что это объект исторического значения, а здесь нельзя поставить, потому что канализация близко проходит. А вот к тому, что происходит сейчас, я не знаю, как относиться. Не знаю, есть ли реальная угроза. Потому что, с одной стороны, глава городского департамента культуры Анна Терешкова заверяет, что она против этого проекта, а с другой стороны, она почему-то людям говорит, что нет формальных оснований не ставить памятник. На самом деле, мне кажется, что тут мы имеем дело со сталинской методикой – использовать глас народа как инструмент. При всех моих демократических убеждениях, плебисцитом такие вопросы не должны решаться, – говорит Александр Рудницкий.