"Мы живем в мире, где на каждом углу торгуют правами человека, воруют честь и достоинство друг у друга, кричат, что любят закон, а на каждом шагу ищут дорожки увильнуть от закона, издеваются над государством и законом, торгуют законом, где только попадается случай, продают закон за мелкую сумму ради выгоды своего положения. Представители Закона! У вас форма внешняя представляет Закон, и то бывает редко. У вас ничтожное содержание. Вы отбываете долг вашего существования на этой Земле. Жалкие организмы! Противные существа! Проклинаю вас!"

Такую запись сделал в своем дневнике в 1946 году студент Кишиневского университета Алексей Маринат. Ему только исполнилось 22 года, но на его долю уже выпало немало испытаний. С шестнадцати лет он участвовал в партизанском движении, в 1944-м попал на фронт, освобождал от немецких войск Братиславу и Будапешт и был награжден орденом Красной Звезды.

Как и многие фронтовики, вернувшиеся в СССР после победы над Гитлером, Алексей Маринат надеялся на то, что жизнь станет более человечной. Однако Сталин и не помышлял о смягчении режима. Студентов в Кишиневском университете готовили к новой войне, теперь уже с бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции.

"По-моему, война будет молниеносной, страшно разрушительной, и выиграет тот, кто первый ее начнет, – размышляет Алексей Маринат в дневнике. – Весь мир, а в этом мире два блока – коммунистов и антикоммунистов – стоят один перед другим, готовые вступать в смертельные схватки. И чего только этим людям не хватает? Земли, воды, железа?"

Утром 27 мая 1947 года 23-летний Алексей Маринат сделал последнюю запись в тетради дневника, озаглавленной "Я и мир". Алексей не знал, что студенты, которых он считал своими друзьями, выкрали его дневники, перефотографировали и отдали пленки в МГБ. Алексей Маринат был арестован и приговорен к 10 годам лагерей. На комсомольском собрании в университете объявили, что у него найдена рация и он работал на английскую разведку.

"Там была целая группа студентов, которые участвовали в этом сговоре. Он встретился с этими людьми уже после освобождения, они просили прощения, говорили, что их заставили", – рассказывает Андрей Алексеевич Маринат. Сейчас вместе с командой проекта "Прожито" он готовит публикацию уцелевших дневников своего отца.

Видно, что бериевский следователь внимательно читал дневник студента. Некоторые фразы, которые он счел крамольными, подчеркнуты красным карандашом. Выделены абзацы, в которых Алексей Маринат вспоминает раскулачивание и Голодомор. Зажиточный дом его семьи был разорен, мать умерла.

Если бы мой отец с самого начала своей самостоятельной жизни жил бы спокойно и получал бы полагаемое за его труд – сейчас я был бы сыном помещика или князя. Сколько раз разрушали ему очаг, ту маленькую кучу добра, которую он своим упорным и настойчивым трудом собирал, зарабатывая каждый год понемногу, в месяц по копейке… Все рухнуло. Все провалилось. Все пропало. Все, что было собрано днями, ночами, месяцами, годами, своим потом, трудом, все, что накопилось из недоедания, рухнуло и исчезло в один час. Хозяином стал тот, который пропивал свои последние штаны, бродяга дороги пыльной стал хозяином чужого добра – но нехозяину не быть хозяином. Богатый дом разрушался, никто за ним не ухаживал и не доглядывал, богатый сад разломали в один сезон, и всё стало пустым и неузнаваемым…

Когда Алексей Маринат писал эти строки, его отец находился в лагере. Романа Марината арестовывали трижды, в 1937-м – советские власти, затем – румынские, а в 1944 году, когда в Тирасполь вошла Красная армия, его выпустили из румынской тюрьмы и вскоре снова арестовали, приговорили к 15 годам лагерей за сотрудничество с румынами и отправили на Дальний Восток.

"В 1933 году – голодовки. Какие муки, лишенья, несчастья пережили мы в этом году. Пришлось кушать и траву, и всякую дрянь, которую свиньи не едят..." – вспоминает в своем дневнике студент Алексей Маринат. Многие страницы посвящены послевоенному голоду и унижениям, с которыми столкнулись вчерашние фронтовики в мирной жизни.

Хлеб 600 граммов в день. Если я хочу утром наполнить свой желудок чем-нибудь, чтоб он меня днем не мучил – тут уже не думаешь делать удовольствие своим глазам, носу (обонянию), рту (вкусу) и наконец желудку, а просто нужно набить желудок, чтоб он не беспокоил сознание до обеда, – то нужно вставать в 5 часов утра (когда нормально подается электрическая энергия), сварить какую-нибудь крупу в жидком виде и утром позавтракать. И это еще хорошо, что есть у нас кое-какая крупа, это еще праздник у нас, а вот бывают ведь дни, когда кушаешь один раз в день, и вечером мы думаем – зачем кушать, ведь нужно ложиться спать, – сон побеждает желудок, и только во сне часто снится порядочный стол, за которым сидишь и жадно жрешь какой-нибудь кусок украинского сала иль вкусно приготовленную пищу, и тогда хочется спать, спать и не просыпаться.

Один студент, местный – сын священника жалуется на то, что он очень бедно живет, а именно: отец ему ежемесячно высылает только по 500 рублей и несколько продуктов посылок, предоставляя ему возможность есть лишь только из одних посылок.

Вероятно, что этот студент мало знаком с нашей жизнью, с жизнью тех, кто вправе претендовать на лучшую жизнь, жизнью тех, кто проливал свою кровь за спасение отечества, за землю свою, кто потерял половину своего здоровья на фронте, с жизнью тех, над головами которых жадно протягивала руки смерть, отбирая последние нормальности человека, ослабляя и разум, и чувство, и терпение.

Вот мы сегодня! По сравнению с сынками попов, министров и инспекторов. Эти сынки сегодня смотрят на нас сверху вниз. Он думает, что на нем блестит пальто, а у меня рваная фронтовая шинель – значит, он больше прав имеет на жизнь (хотя это в некоторой степени и находит в массах признание).

Он пишет о трупах умерших на кишиневских улицах, о толпе, которая преследует человека, укравшего на рынке кусочек хлеба, о своем однокурснике, жадно облизывающем бумагу, в которой было завернуто повидло. "Именно из-за этих описаний голода и социального неравенства, когда партийные боссы ходили с довольными рожами, а народ бедствовал, моего отца и арестовали", – уверен Андрей Маринат.

После ареста Алексей Маринат продолжает писать. Сохранились его рассказы о допросах, драке политзаключенных с уголовниками в пересыльной тюрьме. За попытку передать письмо своей сестре на волю Алексей Маринат попал в карцер, после чего его перевели в Тайшет, в колонию 48.

Он жил в одном бараке с будущим кинорежиссёром Михаилом Каликом, осужденным во время антисемитской кампании в 1951 году по обвинению в "еврейском буржуазном национализме" и "террористических намерениях", и с декламатором и композитором – Лейбу Левиным, которого в 1942 году обвинили в работе на румынскую разведку. О Левине Маринат написал рассказ – "Эль Зораб и деликатный вопрос". В рассказе "Беглецы" он рассказывает о знакомстве с переводчиком Яковом Голдманом и с Вячеславом Рихтером, которого, по-видимому, держали в ГУЛАГе, чтобы иметь рычаг давления на его брата, пианиста Святослава Рихтера. В женской зоне Озерлага отбывала наказание знаменитая исполнительница русских народных песен Лидия Русланова, которую арестовали в 1948 году вместе с мужем, генерал-майором Владимиром Крюковым, соратником Георгия Жукова.

Среди заключенных было много иностранцев, в том числе высшие офицеры японской армии и австрийский барон Шнайдер. Рассказ Алексея Марината "Место рождения – Бельгийская ССР" посвящен судьбе Альберта Газенбрукса.

"Альберт Газенбрук родился в Брюсселе в 1918 году. Окончил два факультета – философский и журналистику. В 1946 году, сразу после войны, газета послала его в Польшу. Там он проявил профессиональный интерес к бандеровскому движению и неосмотрительно отправился на место событий, желая лично разобраться в происходящем. И тут – надо же! – угодил в облаву, которую войска МВД провели на границе Украины и Польши. "Кто такой? Журналист? Ага, шпион!" Дали десять лет". В формуляре у Газенбрука было написано: "Место рождения – Бельгийская ССР", и каждый день на перекличке ему приходилось рапортовать: "Родился в Бельгийской ССР, статья 58-6, начало заключения – 1946-й, конец заключения – 1956-й!"

"В 1954 году отца нашел в колонии 48, в Озерлаге, фронтовой товарищ Росляков, работавший в системе МВД. Отец передал с ним письмо главному редактору газеты "Правда" Шепилову. "Я пишу вам из подземелья. Если вы еще отвечаете за слово "правда", прочтите, пожалуйста, мое письмо". Это письмо попало к генеральному прокурору, и уже через две-три недели отец был освобождён из лагеря, очень быстро и без досмотра, поэтому он мог взять с собой много разных тетрадей, даже накладную с печатями Озерлага", – рассказывает Андрей Маринат. В 2019 году он отыскал в архиве своего отца папку с материалами из Озерлага – материалы любительских спектаклей, рисунки заключенных и документы. Этой находке посвящен документальный фильм, подготовленный Молдавской редакцией Радио Свободная Европа.

Embed share

Театр в застенках Гулага

Embed share

Текст скопирван

---

width px height px

---

The URL has been copied to your clipboard

No media source currently available

0:00 0:12:16 0:00

Скачать медиафайл

• 270p | 34,4MB
• 360p | 49,3MB
• 404p | 64,5MB
• 1080p | 258,2MB

Алексей Маринат выпустил несколько книг прозы, стал известным журналистом и продолжал вести дневник. Тетради, конфискованные в 1947 году, оставались в КГБ, и Алексей Маринат настаивал, чтобы их вернули. В 60-е годы, когда он работал в редакции газеты "Молодежь Молдавии", его вызвали в КГБ. Чекист, встретившийся с ним, позволил ему забрать две тетради, а третью, под названием "Черная изнанка", с воспоминаниями о Голодоморе, отказался отдавать и предложил сжечь, чтобы она не попала за границу. Алексей Маринат согласился, тетрадь была уничтожена на его глазах, но позднее он восстановил часть записей по памяти. Опубликованы эти записки были уже в независимой Молдове: книга документальной прозы "Я и мир" трижды переиздавалась, последнее издание вышло в издательстве Cartier в 2017 году.

Андрей Маринат говорит, что многие годы в его семье лагерная тема была табу, отец никогда с ним об этом не говорил. Всё открылось лишь во время перестройки, когда стали публиковаться лагерные рассказы Алексея Марината. "Я тогда только закончил университет и был всем этим ошарашен, и друзья мои были удивлены. Отец тогда много печатался в молдавской "Литературной газете" и был в первых рядах движения национального возрождения", – говорит сын писателя.

В 1989-м лагерные рассказы Алексея Марината были переведены на русский язык и вышел документальный фильм Николая Гибу "Политзаключенный Р-886", Алексея Марината снимали в заброшенном здании тюрьмы, где его допрашивали в 1947 году. Его стали называть "бессарабским Солженицыным".

На пленуме правления Союза писателей Молдавии 30 октября 1987 года Алексей Маринат задавал рискованные вопросы. Он говорил о русификации молдавских деревень, закрытии национальных школ, насильственном переводе языка с латиницы на кириллицу, Голодоморе.

В моем селе от бывших молдавских школ не осталось даже названия. Отход от молдавского языка всячески поощряется. Таким образом, молдавский язык там перестал существовать как таковой. А если умер язык, значит... Тут можно задать и обратный вопрос: а почему на территории Молдавии, в украинских селах, нет украинских школ? Почему в 30-е годы в моем молдавском селе была еврейская школа, а сейчас на всей территории Молдавии нет ни одной еврейской школы, нет еврейского театра?

Едешь по южным районам Бессарабии, исторически во все времена принадлежавшим Молдавии, – кроме нашего времени! – и вместо бывших молдавских названий, которые складывались веками, читаешь: "Беленькое", "Свободненькое", "Отрадное", "Роскошное"... Это похоже на то, как в 32–33 годах во время страшной голодовки, когда люди мерли как мухи, в селе Бутор Григориопольского района колхоз назывался "Веселые ребята".

И еще один вопрос: о латинском алфавите. В моем селе да и во всей Молдавской Автономной республике до войны существовал латинский алфавит. Он очень хорошо подходил молдавскому языку, даже тому примитивному, на котором мы тогда говорили и писали. Думаю, мы упускаем шанс выйти на более широкую арену и благотворно влиять на соседние с нами страны Балканского региона. А нам уже есть чем показать себя и в науке, и в искусстве.

Публичные выступления на запретные до той поры темы возмутили консерваторов. Андрей Маринат рассказывает:

"16 декабря 1988 года было ещё одно выступление на встрече с первым секретарем ЦК компартии Молдавии в здании ЦК. Тоже по поводу латинской графики. После этого выступления против моего отца возбудили уголовное дело. Прокуратура обратилась в военный трибунал Одесского военного округа, чтобы посчитать недействительным решение от 15.11.1954 года об освобождении Марината из лагеря. В Одессе очень сильно удивились, даже не стали рассматривать дело. Уже во время независимости Молдовы дело закрыли".

В 1972 году Алексей Маринат написал в дневнике:

"Кажется, прошел все, что может пройти в жизни человек. Все испытания. Остался без матери с ранних лет, познал тяжелый труд с самых ранних пор, узнал цену кусочку черного хлеба, самого чёрствого, который, может быть, уже не хлебом называется. Горе, безотцовщину и радость во сне, и радость мечты, никогда не осуществимой. Все, что дано было человеку, было дано и мне. Но мне было дано по-особому. И горе познать, и радость предвкушать. Я радость предвкушал по малой порции, но с большим восторгом. Как и мёд, когда приходилось его кушать. Она была дана мне очень редко и малыми долями. А восторгу от нее было много. Я по-особому любил восход солнца, по-особому дождь, и пургу тоже. И бывать мне пришлось с людьми тоже в разных ситуациях, с разных сторон пришлось видеть человека. Я был в подполье во времена фашистского нашествия, я был и на фронте, был в заключении во времена сталинского деспотизма. Вышел потом на свободу после семи с половиной лет, осознал ее. Взялся за перо, за работу, за труд, самый тяжёлый в жизни и вместе с тем самый радостный – потому, наверное, что для него был создан".

Благодарим Центр "Прожито" при Европейском университете в Санкт-Петербурге, предоставивший доступ к расшифровке дневников Алексея Марината