Зачем российские власти отменяют ограничительные меры, введенные в связи с пандемией коронавируса, если число зараженных и умерших от COVID-19 остается стабильно высоким? Одна из версий, которая широко обсуждается в СМИ и социальных сетях, – необходимость обеспечить явку и результат на голосовании 1 июля, по итогам которого могут быть "обнулены" президентские сроки Владимира Путина. Опасения, что карантин был снят преждевременно и поспешно, высказывают не только политологи, но и врачи, которым по-прежнему приходится каждый день сталкиваться лицом к лицу с вирусом. Многие из них боятся, что после 1 июля Россию ждет новая вспышка заболеваемости, вызванная массовым приходом людей на избирательные участки.

"Безусловно, спешное снятие псевдокарантина связано с парадом и обнуляжем. Никакого отношения к эпидемиологической ситуации оно не имеет", – написал 9 июня в фейсбуке врач-кардиореаниматолог московской городской клинической больницы №31 Олег Городецкий. Как и многие другие врачи, Городецкий с приходом коронавируса в Россию ушел работать в "красную зону" – его больница была перепрофилирована для лечения больных COVID-19 в середине апреля. Сейчас она постепенно возвращается к нормальному режиму работы, но врач по-прежнему считает отмену ограничительных мер несвоевременной и слишком резкой. В интервью Радио Свобода Олег Городецкий объяснил, почему он придерживается такого мнения, а также рассказал о своем опыте работы в разгар пандемии и дал несколько советов для читателей и слушателей Радио Свобода о том, какие меры предосторожности следует соблюдать несмотря на снятие карантина.

"Поначалу это был сумасшедший дом"

– Как изменилась ваша работа из-за коронавируса?

– В "обычной" жизни я занимаюсь неотложной кардиологией: это инфаркты, нестабильная стенокардия и так далее. Перепрофилировали у нас всю больницу, поэтому все реанимационные отделения, которых у нас четыре, объединились. Количество реанимационных коек увеличилось. Поначалу это было достаточно непросто, потому что никто из нас никогда не был инфекционистом, никто из нас никогда не работал в инфекционной реанимации, мало кто вообще представлял, с чем мы имеем дело, поэтому наши представления о реанимационном лечении пациентов с коронавирусом день ото дня менялось. Наше понимание ситуации буквально на несколько дней опережало официальные рекомендации. В какой-то момент мы понимали, с чем мы имеем дело, и через некоторое время это же появлялось в официальных рекомендациях. Потом подход как-то устаканился, и стало во многом проще. Где-то с середины мая у нас значительно уменьшился поток пациентов, заполнена была лишь приблизительно половина больницы. Поначалу это был сумасшедший дом.

– Сейчас вашу больницу закрывают на дезинфекцию, чтобы потом открыть для работы уже в обычном режиме. На что была похожа обстановка в "красной зоне" вашей больницы на пике эпидемии?

– После перепрофилирования мы сразу заполнились пациентами практически целиком. Небольшой резерв был, мы всегда старались оставлять в реанимациях одно-два места для тех пациентов, которые лежат в стационаре, но состояние которых может ухудшиться. Заполнено было практически все. Ничего героического в такой работе я не вижу. Это была нормальная, серьезная работа реанимационного отделения, усложненная тем, что ты весь запакован в этот противочумной костюм, в котором и жарко, и неудобно, и нос натирает, и дышать иногда тяжело.

– Хорошо ли вы были обеспечены средствами защиты, теми же аппаратами ИВЛ?

– Надо признаться, что у нас в больнице в этом смысле все было идеально. Средств защиты хватало, аппараты ИВЛ у нас изначально стояли в реанимации у каждой койки. Ну, с той поправкой, что какие-то аппараты в силу разных обстоятельств выходят из строя. Все делалось так, чтобы было максимально удобно: например, мы специально расставляли аппараты так, чтобы потом, если нам понадобится интубация, не перекатывать аппарат или больного с кроватью, а все делать на месте.

– Удалось ли вам самому избежать заражения коронавирусом и многие ли врачи заразились у вас в больнице?

– Мне удалось, да. Некоторые сотрудники у нас заболели. Кто-то, по всей видимости, заразился до того, как нас перепрофилировали, потому что заболел буквально в первую неделю. Кто-то заболел уже после. Особо тяжелых случаев, насколько мне известно, у моих коллег не было.

"Снятие ограничений происходит слишком рано"

– Сейчас, спустя два месяца, ваша больница возвращается к нормальной жизни. И параллельно с этим снимается карантин в Москве. Оправдано ли это реальной эпидемиологической обстановкой?

– Я не эпидемиолог, но мне кажется, что полное снятие ограничений происходит слишком рано. Заболеваемость сохраняется. Мы вышли на то самое плато. Другое дело, что часть мер была избыточна, и их надо было не снимать, а просто не вводить. Я говорю, например, о программе "социального мониторинга", которая устанавливается на смартфон и заставляет тебя фотографироваться в любое время дня и ночи. Это полный бред. Что касается пропускной системы – во многом, надо отдать должное, она все-таки снизила перемещение людей и надеюсь, уменьшила заражаемость. Сейчас, на мой взгляд, еще сохраняется довольно высокий риск заражения. Насколько он высокий – сказать сложно, поскольку многие люди, заразившись, не обращаются за медицинской помощью, в том числе из-за избыточных ограничительных мер. То, что мы видим в официальных цифрах, демонстрирует тенденцию, но, на мой взгляд, довольно сильно отличается от реальных абсолютных цифр.

– Чем в таком случае могли руководствоваться московские, в первую очередь, власти, когда отменяли карантин? Одни говорят, что об этом Собянина попросил чуть ли не лично Путин. Другие пишут, что Собянин все решал сам.

– Я врач, а не политолог, но создается впечатление, что это связано с грядущим голосованием по поправкам в Конституцию. Если сейчас снять ограничения, то основная волна заболевших будет как раз после голосования, а не до него, так что проголосовать все вполне успеют.

– То есть вы опасаетесь после этого голосования новой вспышки и того, что какие-то ограничительные меры будут введены снова?

– Опасаюсь – это слишком громкое слово, я предполагаю, что так может быть. Готовиться надо, а опасаться, наверное, нет.

– За эти месяцы было много споров по поводу российской статистики о распространении коронавируса. 10 июня Департамент здравоохранения Москвы опубликовал пресс-релиз, из которого следует, что с коронавирусом фактически связаны все "избыточные" смерти в российской столице за май – а это почти 6 тысяч умерших, в то время как федеральная статистика говорит лишь о 1800 смертях от COVID-19 за этот же срок. Как эти смерти учитывались в вашей больнице?

– Мы учитывали смерти, грубо говоря, по реальной причине смерти. Если это человек, который умер от инсульта с коронавирусной инфекцией, то первым и основным диагнозом шел инсульт, вторым – коронавирусная инфекция. Если это была смерть от того, что мы называем пневмонией, хотя на самом деле это не совсем пневмония, то это была смерть от коронавирусной инфекции. У нас это делалось так. То, что написано в последнем пресс-релизе Депздрава по поводу числа смертей за месяц, похоже на правду.

"Это не столько пневмония, сколько аутоиммунный процесс"

– Вы кардиореаниматолог, а мы уже знаем, что коронавирус очень часто оказывает влияние на самые разные органы, причем сердце – на одном из первых мест.

– Да, какие-то поражения самой сердечной мышцы из-за коронавируса описывались, но, как это ни удивительно, за полтора месяца, которые я проработал в "красной зоне", мы таких вещей практически не видели. Может быть, так звезды сложились. В основном это были пневмонии, тромбозы периферических вен, иногда инсульты на фоне всего этого, разные вещи, так или иначе связанные со свертываемостью крови.

– Что бы вы изменили в подходе к лечению пациентов с коронавирусом, если бы могли вернуться назад во времени?

– Начал бы делать то же самое, что мы делали к концу, с самого начала. Потому что все-таки это не столько пневмония, не столько инфекционно-воспалительный процесс, сколько процесс аутоиммунный, когда собственная иммунная система восстает против своих же тканей. Это и надо лечить, подавляя иммунный ответ. Мы пришли к этому достаточно быстро, в течение первых двух недель, и дальше у нас все пациенты уже лечились по разработанной нами в этой связи схеме. Она мало отличалась от той схемы, которая буквально через несколько дней после этого была спущена сверху в виде рекомендаций Минздрава. По большому счету, здесь больше ничего не придумаешь, потому что коронавирус – это довольно коварная вещь.

– Ждете ли вы появления вакцины? Российскую разработку центра Гамалеи критикуют за поспешность создания и "экспериментальное" тестирование на врачах и военных, но она, судя по всему, может появиться уже осенью.

– У меня пока нет никаких данных ни по поводу ее эффективности, ни по поводу ее безопасности. Одно из исследований говорит о том, что коронавирусную инфекцию гораздо легче переносят люди, которые много контактируют с домашними животными. У этих животных есть свои коронавирусы, к нашему не имеющие никакого отношения и не вызывающие болезнь у людей. По всей видимости, есть какая-то перекрестная иммунизация, какие-то общие антигены, на которые вырабатываются антитела. Так что если мы говорим о том, что вирус очень сильно мутирует, вакцина все равно может оказаться эффективной.

– Несколько итальянских врачей утверждают, что со времени начала пандемии летальность коронавируса значительно снизилась. Вы отмечали для себя что-то подобное?

– Пока нет. Скажем так: те люди, которые в начале эпидемии обращались ко мне лично по телефону с какими-то клиническими проявлениями, похожими на коронавирус, или уже сделав какие-то анализы, чаще всего болели достаточно тяжело, и в конце концов приходилось их госпитализировать. Те, кто звонит сейчас, в основном переносят легко. Но это не статистика, это единицы, тут я сказать ничего не могу.

– Департамент здравоохранения Москвы утверждает, что медицинская помощь, в том числе стационарная, все время оказывалась в российской столице в полном объеме, что ни одному человеку с показаниями к госпитализации в ней отказано не было. Соответствует ли это действительности? Можно найти много историй о том, как люди несколько дней не могли добиться приезда скорой.

– Я бы сказал, какое-то лукавство в этом утверждении чиновников есть. Хотя помощь действительно оказывалась, и оказывалась очень много кому. Это то, что я видел своими глазами и делал сам, но я был ограничен стенами нашей реанимации и лишь иногда видел, что происходит в отделениях.

– Вам, как вы говорите, тоже звонили знакомые, друзья, консультировались, спрашивали, что делать.

– Да, в основном это были либо люди, которые не очень хотели обращаться за официальной медицинской помощью, либо люди, которые просто не очень понимали, что с ними происходит. Те из них, кого надо было в тот момент госпитализировать, все были госпитализированы по скорой в разные московские больницы. Но то, что людей не госпитализировали, – да, я эти сообщения читал, я это видел, но что с этим делать – не знаю.

– Изменилась ли оплата вашего труда на время пандемии?

– Да. В Москве она изменилась очень сильно, потому что была доплата федеральная и была доплата московская. По этому поводу грех жаловаться.

"Первый совет – гулять"

– Какие практические советы вы бы дали сейчас людям в условиях отмененного режима ограничений, кроме мытья рук и ношения масок?

– Первый совет – гулять. Гулять можно и нужно. Стараться соблюдать социальную дистанцию, никаких масок на улице не носить. Второе: носить маски в ограниченных, закрытых помещениях, где много людей. Третье: стараться без крайней необходимости не пользоваться общественным транспортом. Насчет перчаток – проще руки помыть.

– Но прогулки как раз были запрещены.

– Прогулки были запрещены, были закрыты парки, и понятно почему. Потому что контролировать людей, которые выходят в парки большими толпами пить водку и жарить шашлык, достаточно трудно, так что в целом понятно, почему это было сделано. Но сделано это было неправильно: было проще в наиболее популярных для таких мест точках парка просто поставить по наряду полиции.

– Не слишком ли категоричен совет "не носить маски на улице"? В Чехии, например, их обязательное ношение отменили в самый последний момент.

– Вы знаете, в Чехии вообще все сделали очень грамотно. Очень быстро закрыли страну, ограничили перемещение между городами, ввели достаточно жесткие карантинные меры, которые достаточно недолго продержали. И да, в том числе маски. Но сейчас в Москве жара, и это просто очень тяжело. Во-вторых, тогда бессмысленно гулять, тогда лучше просто не выходить и сидеть дома. Скажем так: это своего рода борьба и единство противоположностей. С одной стороны, маска, конечно, нужна, а с другой стороны, она очень сильно мешает, в том числе нормальному существованию организма, нормальному газообмену. Надо найти грань между тем, где она необходима, и тем, где без нее можно обойтись.

– Назовите три вещи, которые, с вашей точки зрения, и российские, и московские власти сделали в условиях пандемии абсолютно правильно. И три вещи, которые можно считать ошибкой.

– То, что сделали абсолютно правильно: ограничили перемещение по городу, абсолютно правильно были закрыты границы. И на мой взгляд, правильно были перепрофилированы больницы. То, что было сделано неправильно, – избыточный контроль за гражданами. То, что все эти меры были введены достаточно поздно. Это можно было сделать гораздо раньше и в гораздо большей степени избежать неприятностей. И третье – слишком быстрое снятие карантина. Может быть, даже не слишком быстрое, но слишком резкое, я бы сказал так. Снимать эти ограничения надо было постепенно.