Еще два года назад цены на уголь били рекорды, его добыча и экспорт росли. Россия даже надеялась расширить поставки в Германию, которая закрывала угольные шахты, и строила новые угольные терминалы в портах на западе страны. Внезапно все остановилось. Цены упали в полтора-два раза, Европа решительно принялась замещать уголь газом и альтернативной энергетикой - и остальной мир начал следовать ее примеру. А пандемия, вызывавшая в этом году экономический спад по всему миру, привела Россию к спаду в добыче угля.

"Экспорт российского угля в текущем году может сократиться в диапазоне от 10% до 22% в основном за счет западного направления", – прогнозировал в августе министр энергетики Александр Новак.

С начала года падение экспорта угля, цен на него и, как следствие, добычи уже составило порядка 10 процентов.

Основной причиной этого стал глобальный экономический спад из-за пандемии коронавируса. Предполагать, однако, что с выходом из кризиса в полной мере восстановится и российская угольная промышленность, может быть опрометчиво.

Пандемия, резко снизившая энергопотребление, на Западе воспринята как шанс совершить резкий переход в сторону "зеленой" энергетики, чтобы послекризисный рост производства электричества возвращался не к сжиганию угля, а базировался в первую очередь на возобновляемых источниках: солнце, ветре и т. п. Этому способствует регулирование рынка в Европе: приоритет отдается менее дорогим и чистым источникам энергии.

При падении спроса на энергию в начале пандемии доля возобновляемых источников резко выросла – на десятки процентов, и это касается не только развитых стран, но и развивающихся.

Игорь Башмаков, директор консалтингового "Центра энергоэффективности – XXI век", объясняет эффект замещения: "Экономическая активность во многих странах упала на 5–10%, часть базового потребления энергии становится не нужна, потому что некоторые отрасли промышленности снижают выпуск продукции. В базовой части, в основном, остаются атомные электростанции, а угольные временно или на долгосрочной основе вытесняются. Остальное покрывается возобновляемыми источниками энергии, маневренными станциями, такими как газовые. Естественно, при таком глубоком кризисе спрос на уголь снизился. До кризиса, согласно нашим расчетам и расчетам других аналитических организаций, считалось, что в мире уголь выйдет на пик где-то в середине 2020-х годов, и затем потребление будет снижаться, даже без учета пандемического кризиса. Поскольку сегодня многие предлагают выходить из кризиса за счет схем, подобно "зеленой сделке" Евросоюза, то понятно, что мы будем выходить из кризиса не по той траектории, по которой в него заходили. Вопрос, прошли ли мы уже пик потребления угля или он еще впереди, пока остается открытым. Но понятно, что даже если он еще впереди, то этот пик будет ненамного выше того уровня, который мы уже прошли в прошлые годы, существенного увеличения рынка угля ожидать сложно".

Европа, и прежде всего Германия, крупнейший потребитель российского энергетического угля, последнюю пару лет принимает все более жесткие меры против экологически грязных способов выработки электроэнергии. "Дни угольной энергетики должны остаться позади", – призывает Симон Петер, президент германской Федерации энергетики на возобновляемых источниках.

В России же до недавнего времени вкладывали деньги в строительство новых угольных терминалов на западных направлениях.

Долго считалось, что "зеленая" энергетика слишком дорогая и не конкурентна без субсидий государства. "Цена приобретенного киловатт-часа с ветряков намного дороже угля", – говорит кемеровский губернатор Сергей Цивилев в интервью под заголовком "Если мы уберем уголь, все остальное развалится, как карточный домик".

BNEF, исследовательское подразделение "Блумберг", утверждает: благодаря новым технологиям, две трети мира могут сейчас получать наиболее дешевую энергию от солнца и ветра. К 2030 году эти источники станут дешевле угля и газа почти всюду.

"Если вы располагаете ветроустановку с достаточно высокой мачтой, с большим диаметром лопастей в месте, где хорошие ветровые нагрузки, то там выработка электроэнергии на единицу мощности уже достаточно высокая. Если сравнивать новые энергостанции, то во многих регионах мира уже солнечная и ветровая генерация дешевле, чем генерация на ископаемом топливе", – говорит Башмаков.

Развитие технологий за последние годы сделало гораздо дешевле и эффективнее и производство энергии из альтернативных источников, и ее хранение, и доставку. Башмаков:

"Нужно обеспечить устойчивость энергоснабжающей системы, потому что возобновляемые источники энергии, такие как солнце и ветер, неустойчивы, зависят от погодных условий. Поэтому вам нужно обеспечивать системы хранения энергии, развивать сети, чтобы можно было передавать из той зоны, где сегодня хорошие ветровые и солнечные нагрузки, в ту зону, где их нет, или ночь настала, то есть развивать сети и системы хранения, которые вам позволяют, вырабатывая на этих электростанциях достаточно большой объем энергии, обеспечивать надежность энергоснабжения. Одно из направлений: когда у вас есть избыток энергии на солнечных и ветровых электростанциях, производить водород, у которого потом множество применений: и как топливо для обогрева домов, в автомобилях, и как сырье для промышленности".

У газа перспективы лучше, чем у угля, следует из слов Башмакова, даже при доминировании генерации на возобновляемых источниках энергии газовые станции, которые можно маневренно включать и выключать, являются средством подстраховки, и газ лучше угля с точки зрения экологии.

"Мы делали некоторое время назад прогноз развития мировой энергетики и пришли к заключению, что пик потребления угля будет пройден до 2030 года, пик потребления нефти – до 2040 года, а пик потребления газа может быть в районе 2045–50 года, хотя может и позже, тут у газа наиболее благоприятные перспективы. Это все было до коронавирусного кризиса. Сейчас утверждение о том, что пик будет пройден до 2040 года, может стать утверждением, что пик будет пройден чуть раньше, до 2030 года".

Две трети всех добавленных в мире в 2019 году мощностей в энергетике были солнечные или ветровые. Для стран, импортирующих ископаемое топливо, строительство электростанций на возобновляемых источниках энергии позволяет избавиться от зависимости от стран, где это топливо добывается (то есть помогает обеспечить энергетическую безопасность), и создавать рабочие места у себя, а не за границей. Именно новая энергетика сейчас наиболее привлекательна для инвестиций.

"Мы видим, что новые станции на возобновляемых источниках энергии становятся более дешевыми, а в угольную генерацию инвестиции существенно снизились – это означает, что инвесторы понимают, что это бесперспективная отрасль. То есть она будет выжимать то, что в ней уже есть, по мере того как станции будут стареть и выходить из эксплуатации, вряд ли они будут замещаться новыми. Постепенно выработка электроэнергии на угольных электростанциях будет снижаться", – говорит Башмаков.

Крупнейшие нефтяные компании мира вкладываются в "зеленую" энергетику. BP, например, планирует к 2025 году генерировать с помощью солнца и ветра 20 гигаватт электроэнергии, 50 – к 2030-му. Инвестиции исчисляются миллиардами долларов. Башмаков замечает: "Росатом создал подразделение, которое занимается ветровой энергетикой. Но я еще не слышал, чтобы наши нефтяные или газовые компании что-то подобное создавали".

По оценке "Блумберг", до 2050 года миру потребуется расширить генерацию энергии на 12 тераватт, в индустрию будет вложено свыше 13 триллионов долларов, на три четверти – в энергетику на возобновляемых источниках.

В Германии в первом квартале 2020 года впервые больше половины электричества было выработано с помощью возобновляемых источников энергии.

Энергетика Европы избавляется от зависимости от ископаемых быстрее всех, но Китай и США догоняют. В США потребление энергии из возобновляемых источников (все виды, включая гидро- и биотопливо) обошло потребление энергии от сжигания угля.

В России за пределами гидроэнергетики возобновляемые источники используется на минимальном уровне.

Для сравнения: по данным Международного энергетического агентства,

• в 2019 году в Германии ветровая энергетика дала примерно 125 000 гигаватт-часов, солнечная – около 50 000 ГВт·ч,
• в Китае: ветер – примерно 400 000 ГВт·ч, солнце – порядка 220 000 ГВт·ч,
• в США: ветер – примерно 300 000 ГВт·ч, солнце – примерно 90 000 ГВт·ч,
• в России ветер и солнце – меньше 1000 ГВт·ч каждый.

Использование угля еще растет в Азии, но падает в других регионах мира, и его пик, как ожидается, будет пройден в ближайшие годы.

Россия пытается все больше переориентировать экспорт в Азию, но транспортировка по российским железным дорогам, для которых уголь – основной груз, на восточном направлении упирается в лимиты пропускной способности.

А на азиатских рынках велика конкуренция, говорит Башмаков: "Есть и другие поставщики, которые в значительной степени транспортируют свою продукцию по морю, что гораздо дешевле, чем российская транспортировка, потому что нам необходимо сначала частично транспортировать уголь по суше, по железной дороге до портов, а только потом по морю. Здесь вопрос ценовой конкуренции очень существенный. Кроме того, в крупных азиатских странах, например Китае и Индии, тоже активно проводят "низкоуглеродную" политику, которая нейтрализуют рост спроса на уголь".

Башмаков замечает, что Китай с начала века наращивал энергоемкие производства, но в наступающее десятилетие это производство выйдет на пики, его наращивание прекратится и, значит, энергетические потребности перестанут расти так быстро.

Консалтинговая компания "ПрайсУотерхаусКуперс" пишет, ссылаясь на данные BP, что с 2010 по 2019 год потребление угля в ЕС снизилось на треть, с 11,7 до 7,7 эксаджоулей (эксаджоуль – около 280 гигаватт-часов. – Прим.), в Китае к 2019 году потребление сократилось на 1% в сравнении с пиковым 2013 годом:

"Российская угольная отрасль может столкнуться с самым серьезным за более чем двадцать лет кризисом, который, в отличие от первых постсоветских лет, будет связан не столько со сжатием внутреннего рынка, сколько с сокращением спроса за рубежом – как в Европе, где угольная генерация начинает уступать в конкурентоспособности не только газовой, но и альтернативной энергетике, так и в Азии, где в условиях вполне вероятного торможения китайского импорта единственным крупным быстрорастущим потребителем останется Индия, импорт которой на 60% обеспечивают Индонезия и Австралия. Трудностей угольщикам добавит и дефицит провозной железнодорожной инфраструктуры на Дальнем Востоке, который уже сейчас сдерживает экспорт ничуть не меньше, нежели фронтальное падение цен".

Но главное, подчеркивает Игорь Башмаков, не воспринимать новую энергетику как следствие политических решений и борьбы с глобальным потеплением:

"Есть такая штука – технологическая гонка. Все понимают, что технологии будущего – это в основном низкоуглеродные технологии. Дальше уже неважно, верите вы в изменение климата, не верите в изменение климата, это уже вообще уходит на второй план. Если вы хотите быть в технологической обойме, вам нужно в этой технологической гонке принимать участие. Если вы сидите на обочине и ждете, когда к вам придет вера, то это может случиться после того, когда вы уже просто никого никогда не сможете догнать. В США, особенно в Калифорнии, очень интенсивно применяются схемы стимулирования и развития возобновляемых источников энергии, стимулируется повышение энергоэффективности. Даже несмотря на то, что Дональд Трамп обещал, что угольная генерация не будет сворачиваться, когда пришел к власти, десятки крупных угольных электростанций в Соединенных Штатах закрыты – этого требуют экономические законы. Появился дешевый газ, на нем гораздо дешевле вырабатывать электроэнергию, и постепенно угольная генерация сворачивается, развивается генерация на возобновляемых источниках энергии или на газе, если мы говорим об опыте США. То же в Китае, Индии, там понимают, что это очень важное направление технологической гонки. Если вы посмотрите, где построены самые эффективные современные предприятия в металлургической, в цементной, в химической промышленности, то это окажутся Индия и Китай – более современные предприятия, чем в Европе или в США, более новые, по последнему слову техники построены, они потребляют меньше ресурсов, меньше энергии, у них на единицу продукции ниже выбросы. То есть уже законы конкуренции вас подталкивают, и всем понятно, что низкоуглеродные ниши будут в середине века очень большими. Сегодня весь рынок экспорта топлива – примерно 7–8 триллионов долларов, в 2050 году эта сумма будет в лучшем случае той же, но, скорее всего, эта цифра будет ниже. А рынок строительства "зеленых" зданий будет где-то от 10 до 17 триллионов долларов, рынок производства электромобилей будет где-то от 4 до 9 триллионов долларов и так далее. То есть формируются новые рынки, которые по масштабам будут больше тех, к которым мы привыкли, которые сегодня доминируют в мировой экономике. Если вы на эти рынки не выходите, в новые технологические цепочки не встраиваетесь, то ваша роль в экономике будущего будет очень скромной.

В России позиция у некоторых такая, что они не верят в изменение климата, поэтому будут жить по старинке, заниматься своим бизнесом. А я уже говорил, неважно, верите вы или нет, структура рынка в мире в 2050 году будет очень существенно отличаться от структуры, которую мы сегодня имеем. Мы провели интересный анализ и пришли к выводу, что в России опыт хотя бы небольшого применения всех низкоуглеродных технологий есть, мы знаем, как их нужно применять и что нужно делать, только масштабы у нас очень маленькие. У нас все остается на уровне Левши, сделали немножко, научились немножко, но масштабированием государство не занимается. А надо бы уже понимать, что это не только вопросы стабилизации климата, это вопросы подготовки страны к участию в технологических цепочках будущего, выпадение из которых грозит глубокой технологической отсталостью".