Художник Петр Балабанов родился в селе Борское Самарской области, а умер в Ташкенте – семья его родителей была репрессирована в 1930-е годы. Его дочь решила вернуться на родину вместе с его картинами, но вот уже девять лет не может получить российское гражданство и фактически бедствует.

Светлана Балабанова помнит, как в 13 лет позировала отцу. В школьной форме подолгу сидела, не двигаясь. "Папа с натуры любил писать. Я не была профессиональной натурщицей, и он мне разрешал встать, говорил: "Походи, разомнись". А потом снова сидишь неподвижно. Позировать очень тяжело", – рассказывает дочь художника.

Пётр Балабанов назвал ту картину "Пионерка. Портрет дочери", для Светланы Петровны она стала самой любимой. Спустя много лет, уже после смерти художника, именно "Пионерка" приглянулась скупщику картин. Светлана Петровна жила уже в Борском: без гражданства, с постоянной нехваткой денег и большими долгами по коммуналке. Очень неохотно, но всё-таки она продала картину, чтобы хоть частично расплатиться с долгами.

– "Пионерка" была напоминанием о моём счастливом детстве в Ташкенте. У меня до сих пор ощущение, будто я себя продала, – говорит дочь художника.

"В окопах всю войну провел"

Светлана Балабанова переехала из Ташкента в Борское в память об отце – чтобы вернуть его картины на родину. В Борском Пётр Балабанов, сын столяра-краснодеревщика, только учился рисовать. Ему было шесть лет, он увидел натюрморт Ивана Хруцкого (известный живописец XIX века) и срисовал его масляными красками. Но стать художником довелось уже в ссылке.

В 1933 году у родителей Петра Балабанова отобрали дом – советская власть посчитала их кулаками.

– Отец вспоминал, как однажды за ужином к ним в дом пришли незнакомые люди, – рассказывает Светлана Петровна. – Говорят: "Вы живёте здесь вчетвером (родители и двое сыновей)? Дом для вас велик". А дедушка сам его построил. Маленький дом, такой же, как у меня сейчас. Незнакомцы продолжали: "Вы что, рыбу едите? Хорошо живёте". А это отец наловил. Дом стоял у речки. Они ушли, через несколько дней вернулись с бумажкой о конфискации дома.

Из хозяйства у семьи была корова да с пяток кур. "У дедушки три класса образования. Бабушка вообще без образования, всю жизнь занималась огородом и вязала", – вспоминает внучка. Когда дом отобрали, они с двумя детьми сели в поезд и уехали в Кызылорду, в Казахстан, где жили родственники.

– Конечно, они не были кулаками, – рассуждает Светлана Петровна. – Какой же мой дед кулак? Всю жизнь столяром работал. Это был донос соседей. Сильно обидели мою семью.

Поселились во времянке. Пока родители обустраивались на новом месте, десятилетний Петр Балабанов продолжал рисовать. Стали появляться наброски самостоятельных работ, особенно сильно он тяготел к портретам. В 1941 году Пётр поступил в Алма-Атинское художественное училище. Как особо одарённого, его приняли сразу на второй курс. Но помешала война – художественное училище Балабанов сменил на военно-пехотное.

В мае 1942-го по окончании училища в звании лейтенанта Петра Николаевича направили в действующую армию, в самое пекло Великой Отечественной войны – подо Ржев (31-я армия, Центральный фронт).

– Ржев принёс и первое ранение – сразу в грудь, – говорит Светлана Петровна, листая военную карточку отца. – Потом второе ранение – в 1943-м, после взятия Ржева. Третье ранение папа получил уже в звании старшего лейтенанта под Ярцево в Смоленской области. После третьего ранения имел право не возвращаться на фронт. Но поехал. И тут четвёртое ранение – второй белорусский фронт, 412-й стрелковый полк в Польше, город Торунь. Это было в 1945-м. Папа был в должности старшего адъютанта стрелкового батальона.

О победе Пётр Николаевич узнал в госпитале. После четвёртого ранения он долго лечился – сначала в Торуне, потом в Ногинске, а выписался в Чите. Поставили инвалидность второй группы. В Кызылорду вернулся только в августе 45-го с орденом Красной звезды, орденом Отечественной войны и медалями на груди. О ранениях и боях рассказывал мало.

– Говорил, что в окопах всю войну провёл. Немцы были так близко, что слышал их разговоры из траншеи, – вспоминает его дочь. – Отец ведь в пехоте был. Пехота первая на передовой, до них никого не было. Конечно, солдаты боялись. За шкирку иногда поднимал солдат. Он ведь в звании, надо вести отряд в бой.

В подробностях Светлана Петровна слышала от отца только про один случай на войне.

– Это было зимой. Получил задание – узнать расположение немцев. Надо было план нарисовать. Пошёл в сторону врага. Ни стрельбы, ни разговоров, белая тишина вокруг. Раз и упал – колодец снегом занесло. Отец знал: если немцы в плен возьмут, родных расстреляют. А тут как раз услышал немецкие голоса. Взял гранату, подумал: лучше себя подорву, но в плену не буду. Сидит с гранатой, прислушивается. Голоса немцев затихли. Видимо, тоже не заметили заснеженный колодец. Начал вылезать, сапоги скользят, падает. Кое-как выбрался, но задание выполнил.

Мама Петра Николаевича всю войну верила, что сын вернётся домой. Получала его фронтовые деньги и складывала, ни копейки оттуда не взяла, а когда сын вернулся, семья купила дом. "В Кызылорде их кулаками уже никто не называл", – вспоминает Светлана Петровна.

Папина мечта

После войны Балабанов вернулся к любимому делу – поступил в Самаркандское художественное училище, сразу на третий курс. Здесь он учился у знаменитого дореволюционного и советского художника Павла Бенькова, который прививал молодым реалистический подход. Балабанову не пришлось переучиваться и ломать свой стиль, "он изначально любил реализм и портретную живопись", говорит его дочь.

В 1949-м Павел Беньков умер, Самаркандское училище объединили с Ташкентским художественным техникумом, и Балабанов поехал в Ташкент доучиваться.

– В Ташкенте папа и встретил маму, Надежду Алексеевну Сладкову. Училище он закончил в 1952-м, а в следующем году я родилась. Помню, как в шесть лет уже позировала. И мама тоже часто позировала. Отец любил вырисовывать каждую складочку, каждый изгиб. Он быстро стал одним из самых востребованных портретистов в Ташкенте. Рисовал с натуры, но чаще люди приносили фотографию и просили с неё картину нарисовать. Иногда приносили несколько фотографий с отдельными членами семьи, чтобы он объединил всех на одной семейной картине, – рассказывает Светлана Балабанова.

В 50-е Пётр Николаевич много путешествовал. Как потом рассказывал дочери, "учился рисовать у других". Был в Челябинске, приезжал в Куйбышев на год, где работал в художественно-производственных мастерских Куйбышевского отделения художественного фонда СССР. По словам Светланы Петровны, в 70-е к отцу в мастерскую уже выстраивалась очередь за портретом. При этом Пётр Николаевич "в Союз художников никогда не лез".

– Он не был пройдохой, не старался звание получить. Папа говорил: я народный художник, вот и рисовал народ. Единственное, что его связывало с официальными органами, – он преподавал в мастерских художественного фонда Узбекской ССР.

Кроме портретов, Балабанов любил рисовать пейзажи. Особенно сильно – пейзажи родного села. После войны он иногда приезжал в Борское, ходил мимо знакомых домов, где жили уже незнакомые люди – у многих борчан дома отобрали, рассказывает Светлана Петровна.

– Летом в 70-е папа повёз нас в Борское, – вспоминает дочь художника. – У него здесь нераскулаченные родственники оставались. Я тогда впервые в Борское приехала, мне было 20 лет. Помню, как много ходили пешком: на речку Самарку, озеро Потапку, где папа плавал ещё мальчишкой. Местные не понимали этого. Папа несёт этюдник, а местные переговариваются: "Посмотри на мужика, идёт в лес с раскладушкой".

На фоне озера Пётр Николаевич нарисовал свою дочь, сохранился этюд к той картине. Художник назвал ее "Алёнушка". Балабанова признаётся, что тогда, в самый первый свой визит, влюбилась в Борское на всю жизнь.

Пётр Николаевич продолжал рисовать, в Ташкенте проходили его персональные выставки, участвовал в Республиканских выставках произведений художников-участников ВОВ. Но с возрастом всё чаще вспоминал тихие места Борского, рассказывал дочке, что мечтает вернуться на родину.

– Папа работал до 84 лет, несмотря на серьёзную болезнь. Последние шесть лет у него была онкология – рак кожи. Каждый день перевязки делали. Несмотря на боль, продолжал работать. Умер Петр Николаевич в 2009 году, на 85-м году жизни. Мамы уже не было, она ушла ещё в 91-м. Обоих похоронили в Ташкенте. Тогда я решила исполнить папину мечту, – говорит Светлана Балабанова.

Спиной к свету

В 2011 году Балабанова продала квартиру в Ташкенте, собрала оставшиеся картины отца и вместе с 13-летней дочкой Ольгой переехала в Самарскую область. Большая часть картин осталась в музеях Узбекистана и в частных коллекциях.

– Я любила природу в Борском: лес, речку. Тут все мои корни. Ну, а главная цель переезда – ради дочери. Жить в Узбекистане хорошо, меня и сейчас туда тянет, но мне казалось, что в России дочке будет лучше. Получилось как в поговорке – старый орёл не вылетит из гнезда. А я взяла и вылетела. И вот что получилось, – говорит Светлана Петровна.

Она сидит в углу пустого дома. В другом углу стоит телевизор. У одной стены кровать, у другой стол. На столе цветные фото дочери и черно-белые – остальных родственников. На стенах – картины отца. Бликами на них лежит свет. По ковру тихо ходит кошка.

В Борском картины Петра Николаевича выставлялись лишь однажды. По приезде Светлана Петровна предложила директору краеведческого музея сделать выставку. Картины висели месяц. Балабанова ходила в сельсовет, предлагала сделать дом-музей.

– В сельсовете мне отказали. Говорят: денег нет. Я неоднократно предлагала муниципалитету выкупить коллекцию целиком в собственность государства для музейных экспозиций. В 2014-м ходила к главе района. Он ответил: "Да, хорошо бы". На этом его участие закончилось, – говорит Балабанова.

Как картины художника, так и его родные оказались нежеланными гостями на родине. Только в 2013 году Балабановы смогли добиться вида на жительство в России. Российское гражданство Светлане и Ольге не удалось получить до сих пор.

– Каждый год теперь хожу в паспортный стол, отмечаюсь, что продолжаю здесь жить. Так хотя бы пенсию могу получать. Правда, всего девять тысяч рублей, – говорит Светлана Петровна. – В гражданстве отказывают просто – говорят: на каком основании? Как на каком? У меня все предки отсюда. Наверное, если бы папа был жив, то гражданство сразу бы дали. Но сейчас в Борском не осталось родственников. Что даст гражданство? Во-первых, буду гражданином. Во-вторых, появятся льготы на оплату коммунальных услуг. И пенсия немного увеличится.

Балабанова пыталась устроиться на работу. В Ташкенте она сначала была оформителем на заводе вычислительной техники, потом преподавала черчение в вечерней школе. В Борском же Светлана Петровна искала работу несколько лет. Пыталась устроиться в детскую школу искусств, но отвечали: мест нет. Приходится жить на одну пенсию.

Ольга Балабанова смогла поступить в Борский государственный техникум, выучилась на бухгалтера и уехала работать в Самару. Ей 21 год, она старается помогать матери. Но Светлана Петровна не любит брать деньги у дочери, старается не рассказывать ей о долгах за коммуналку. "Сама вся в долгах, не хочу, чтобы и дочка в таком положении оказалась", – объясняет Балабанова.

Она уже отчаялась получить российское гражданство, но все-таки решила возобновить попытки в этом году. В управлении Федеральной миграционной службы предложили стандартную схему: приехать, заполнить документы. "Я уже много раз заполняла документы. Хочется верить, что в этот раз получится", – говорит Светлана Балабанова. Пока ее только пригласили на собеседование по русскому языку.

В самарском УФМС не смогли оперативно прокомментировать, почему дочь и внучка советского художника так и не смогли оформить российское гражданство за девять лет.

В администрации Борского района, куда корреспондент Радио Свобода обратился за комментарием, Светлану Балабанову вспомнили не сразу. Тем не менее заместитель главы по социальным вопросам, культуре и молодежной политике Наталья Долматова несколько раз повторила, что администрация всегда помогает одарённым уроженцам района, и в этом случае тоже готова поддержать, но только не материально.

– С просьбой организовать мемориальный музей Светлана Петровна никогда не обращалась. Были просьбы только реализовать (продать) картины, – утверждает Долматова. – Мы пытались в этом помочь. В районном доме культуры своими силами организовали выставку. Всячески привлекали туда людей: и просто посмотреть картины, и тех, кто мог бы купить. Но цены заоблачные. Например, 27 и 45 тыс. рублей за одну картину. В связи с большими ценами у нас нет возможности своими силами сделать дом-музей в Борском. Для этого нужно выкупать картины. В будущем наши музейные работники безвозмездно готовы продолжать помогать выставлять картины на областных выставках и персональных. Готовы также бесплатно предоставить музейные площади для выставок.