"Симулякр! Симулякр!" Вопль над главной площадью Болоньи, превращенной в огромный кинотеатр под открытым небом, тревожит зрителей. Неистовый поклонник Горького во весь голос выражает недовольство экранизацией "На дне". В 1936-м она была признана во Франции лучшей кинокартиной года, а теперь, безупречно отреставрированная, открывает "Возвращенное кино" – главный европейский фестиваль старых фильмов, который проводит крупнейшая лаборатория по их изучению и реставрации – синематека Болоньи.

Возмущение дерзкого крикуна понятно. Работать над картиной Жану Ренуару помогала группа русских эмигрантов, и они умудрились – беспринципно потакая вкусам французских масс – превратить пьесу Горького в далекую от авторских замыслов мелодраму в залихватской стилистике похмельного русского шапито. Евгений Замятин, вырвавшийся с помощью Горького из СССР, знал, что автор "На дне" интересуется планами Ренуара и хочет изучить сценарий. "Манускрипт для отсылки был уже приготовлен, но отправить его не пришлось: адресат выбыл – с земли", – писал Замятин, вряд ли полагавший, что сценарий понравится Горькому.

"На дне" – чуть ли не единственное напоминание о России в программе "Возвращенного кино", да и русскоязычных зрителей, которых прежде было немало, второй год почти нет. Завсегдатаи из других стран не побоялись приехать, а самые предусмотрительные примчались в Болонью за неделю, а то и за две до начала фестиваля – на случай, если где-нибудь объявят новый локдаун, закроют границы или вынудят сидеть на карантине.

Приехать в Болонью в этом году стоило хотя бы ради презентации коллекции Томиджиро Комия (1897–1975). Владелец ресторана в Токио, Комия был страстным любителем европейского немого кино и в юности начал собирать пленки, в которых не нуждались соседние кинотеатры. Его внушительное собрание было изрядно попорчено землетрясением 1923 года, авианалетами 1944-го, но хуже всего над ними надругалось время, и, когда коллекция в 1988 году поступила в национальный киноархив, спасти от химического распада удалось лишь несколько фильмов. От остальных остались фрагменты разной длины, порой совсем крошечные. Зачастую эти клочки, уцелевшие в Токио, – всё, что сохранилось от картины: мало кто в Европе берёг вышедшее из проката кино, а прогрессисты даже гордились (как свидетельствует рекламный ролик, показанный на фестивале), что, переработав старые кинопленки, можно изготовить лак для ногтей и гуталин. Порой не удается установить, кусочки какого фильма уцелели в архиве Комия, и кураторы программы, основанной на его коллекции, стали склеивать их вместе, избавляя зрителя от необходимости следить за нарративом. Постичь сюжет невозможно и не нужно, зато можно любоваться прелестью кадра, неожиданными параллелями в фильмах, снятых в разных странах в разное время, или трюками, придуманными операторами немого кино.

Всё подряд: японским детям рассказывают о странствиях Одиссея, кто-то бродит по руинам Персеполиса, цыгане воюют с правительством сказочной страны, из могилы в Марокко выкапывают сундук с сокровищами, а в Индии разыскивают невероятный брильянт. Внезапно из этих заморских сновидений выплывает внятный сюжет о белобрысой неряхе, подпалившей дом неверного жениха, и ее утопившемся с горя отце-жандарме.

Комия обожал итальянское немое кино, и в его коллекции есть фрагменты выдающихся фильмов таких мастеров, как Аугусто Дженина. В Италии в ту пору снимали более трехсот фильмов в год, однако многие из них, побывав в прокате несколько дней, исчезали. В 1998 году синематека Болоньи отреставрировала уцелевшие части "Ничейных детей" – трехсерийной мелодрамы с обворожительной Ледой Гис в роли отчаявшейся матери, у которой подлая графиня обманом умыкнула любимого сына и объявила умершим от полиомиелита. Недавно нашлась американская версия фильма, более полная, и "Ничейные дети" в этом году отреставрировали заново. Мальчик, похищенный у Луизы (ныне монахини-урсулинки), жив и сделался предводителем рабочих, добывающих каррарский мрамор!

Каждый год "Возращенное кино" готовит цикл "Сто лет назад", и "Ничейные дети" вторично восстановлены к своему столетию. Самые новаторские фильмы в 1921 году снимали в Германии. В программе фестиваля – "Черный ход" Леопольда Йеснера и Пауля Лени – экспрессионистский балет для служанки, ее возлюбленного и зашуганного почтальона; "Крысы" Ханса Кобе – социальная драма, предвосхитившая успех "новой вещественности" в немецком искусстве, первые эксперименты Вальтера Руттмана и Ханса Рихтера. Достижения итальянского кино 1921 года, помимо "Ничейных детей", иллюстрирует "Портрет Освальдо Марса" Гуидо Бриньоне – художник Марс написал Саломею, чрезвычайно похожую на светскую даму, а потом был найден возле своего изрезанного в клочья полотна. Возможно, графиня, изображенная на портрете, и зарезала гения? Разгадка этой тайны последует из уст младенца. И наконец, две заокеанские комедии 1921 года – "Праздный класс" (бродяга Чарли Чаплин разительно похож на состоятельного алкоголика) и "Сборщик квартплаты" с головокружительными выходками Ларри Семона.

На видео, которое я вставлю за неимением лучшего, – старая, изрядно сокращенная копия "Сборщика", а в Болонье показывали совсем другую, виртуозно отреставрированную к юбилею мастерами из компании Lobster, изучившими пять вариантов фильма, хранящихся в Париже, Валенсии, Вашингтоне и Болонье.

Печальный гарнир – хроника 1921 года: греко-турецкий конфликт, испанские войска в Марокко, китайские беспризорники-оборванцы, голодающие в Поволжье, которых кормит организация ARA из США, немецкие коммунисты на марше памяти Карла Либкнехта и Розы Люксембург.

Каждый год в Болонье показывают немой кинороман. На этот раз это незаслуженно забытый сериал "Бельфегор" (1927), безупречно отреставрированный процветающей с 1896 года компанией Pathé. В отделе варварских богов Лувра, возле изваяния демона Бельфегора по ночам появляется призрак-убийца и терроризирует служителей. Подозрение падает на известного журналиста, но проницательный сыщик Шантекок не верит в его виновность.

Отреставрировали эксперты из Pathé и сценки, которые в 1901 году снимал Фернан Зекка, виртуозный имитатор Жоржа Мельеса. Среди его шедевров – фильм "Переинкубированный младенец", идущий ровно одну минуту. Синематека Барселоны отметила 150-летие Сегундо де Чомона, работавшего с Зеккой: японские акробаты превращаются в живые веера, корпулентные дамы извиваются в пасхальных яйцах, а в "электрическом отеле" пьяница ломает механизмы, так что хаотично движущиеся комоды и козетки сбивают постояльцев с ног.

"Вы никогда еще не видели такого "Куле Вампе"!" – обещают специалисты из Немецкой синематеки, трудившиеся над реставрацией пролетарского шедевра Златана Дудова и Бертольда Брехта. Вырезанные цензурой фрагменты так и не удалось отыскать, но и без них этот передовой фильм, столь любимый в Советском Союзе, после ремонта выглядит превосходно. Проблески редкостной красоты (хореография безработных велосипедистов в начале), отважные драматургические решения и совсем не запланированный красными авторами вывод, к которому придет современный зритель. Глядя из XXI века, невозможно отличить этих коммунистов 1932 года от фашистов: такие же белокурые бестии, сбившиеся в пионерскую стаю и уверенные, что здоровый дух обитает в здоровом теле. Безработица, тяготы которой изображает Дудов, через год принесет Гитлеру немало голосов. В фильме Анник Леруа "В сумеречный час" (1980) об этом говорит чудом уцелевший берлинский еврей-букинист. Леруа предлагает портрет униженного города, спрятанного в серую пелену, как в саван, и сегодня сложно представить, что Берлин 40 лет назад выглядел так: заброшенные здания посольств в Тиргартене, скупо освещенные станции метро без реклам, унылый вокзал Цоо, где как раз в ту пору страдала автор известной книги Кристиана Ф., ну и, конечно, зловещая стена, словно нарисованная Альфредом Кубином.

Тяготы бедных людей – случайный сквозной мотив всего фестиваля. В "Черном ходе" они безмолвные страдальцы, в "Куле Вампе" – будущие хозяева жизни, Ренуар в "На дне" романтизирует их экзотический мир, а вот в сатире Юдзо Кавасимы "Изящное чудовище" (1962) семья безнравственных бедняков в послевоенной Японии, поклоняющейся только деньгам, превращается в клубок ненасытных паразитов. На главной площади Болоньи под звездами показывают отреставрированный фильм Нанни Моретти "Нечто" (1990) – портреты тех, кто еще 30 лет назад верил в социальную справедливость и левую идею. Моретти снимал участников дискуссий в ячейках итальянской компартии, обсуждавших предложение ее лидера Акилле Оккетто о радикальной реформе и смене названия. Привело всё это к тому, что мощная партия, насчитывавшая более миллиона членов, не пережила краха СССР и развалилась, как трухлявое бревно.

На постерах фестиваля в Болонье – Роми Шнайдер, программу фильмов с ее участием подготовил Фолькер Шлёндорф. Есть и общеизвестные ("Бассейн", "Процесс" Орсона Уэллса), и полузабытые – например, "Воровка" Жана Шапо, примечательная прежде всего тем, что диалоги сочинила Маргерит Дюрас: ее фирменные паузы придают драме о матери, стремящейся отобрать своего ребенка у приемного отца-гастарбайтера, потустороннюю силу. Фолькер Шлёндорф появляется и наяву, представляя фильмы о Шнайдер, и на экране – в документальной ленте о Лотте Айснер, великой подвижнице киноискусства. (Апропо: месяц назад московское издательство Rosebud выпустило ее книгу "Мурнау".) Фильм начинается со знаменитой магической прогулки Вернера Херцога, который шагал из Мюнхена в Париж, чтобы спасти Айснер от болезни. В ее биографии было немало таких чудес, и главное – спасение (благодаря весьма недостоверно выглядящим фальшивым документам) от оккупировавших Францию нацистов.

Айснер полагала, что "новое немецкое кино" 60–80-х наследует великому кинематографу догитлеровской эпохи, а между этими двумя пиками зияет пропасть. Король синефилов Олаф Мёллер предложил переосмыслить наследие одного из самых популярных режиссеров послевоенной Западной Германии Вольфганга Штаудте (1906–1984). Сейчас Штаудте помнят прежде всего благодаря антифашистской картине "Убийцы среди нас" (1946), но есть в его фильмографии и более замысловатые работы, например "Овца" (1964), загадочная притча о не расстающемся с юной овцой мальчике, которого преследуют всевозможные злоключения. В конце концов таинственная овца отправляется в блеющее стадо, а нам остается гадать, была ли она душой мальчика или же христианским агнцем.

Еще один курьезный фильм, недавно отреставрированный, – "Ночные забавы" шведской актрисы и режиссера Май Сеттерлинг. Она играла у Бергмана, находилась в плену его эстетики, но добавила в свое блюдо слишком много ложек прямолинейного фрейдизма. Герой "Ночных забав", символически кастрированный матерью и окруженный геями, утратил свою мужественность и, чтобы вновь ее обрести, вынужден взорвать родительский дом. В 1966 году этот фильм, сегодня изрядно запылившийся, шокировал публику на Венецианском фестивале и возмутил актрису Ширли Темпл.

Фильмы в Болонью привозят из архивов на пленке, цифровые копии здесь презирают, а порой на фестивальных сеансах используют старые проекторы. Во дворе синематеки дымит угольный монстр, выпущенный более ста лет назад, и опыты братьев Люмьер в его исполнении выглядят превосходно. Режиссер Хельга Фандерль для демонстрации своих 8-миллиметровых короткометражек попросила вынести проектор прямо в зал, чтобы его стрекот сделался частью представления. Развлекло публику изобретение Яна Кулки под названием археоскоп – четырехглазое устройство, которое транслировало на экран потоки света, образующие иллюзорные пончики и коврижки. В 60-х экспериментами с фликером занимались Брайон Гайсин и Уильям Берроуз, и их знаменитую dreamachine стали называть "идеальным наркотиком". Чтобы постичь ее действие, нужно зажмуриваться, а археоскоп, использующий тот же принцип, следует тестировать с широко раскрытыми глазами. Наркотического эффекта я не почувствовал, галлюцинаций не было, но смотреть на стремительно набухающее световое тесто приятно.

Архивное кино вполне самодостаточно, и это продемонстрировал Пит Гелдерблум в своем фильме, смонтированном исключительно из фрагментов старых пленок, хранящихся в амстердамском киноинституте EYE. Герои и героини безвестных и знаменитых картин разыгрывают по воле Гелдерблума драму о вечной войне полов. Затея довольно рискованная: не очень легко привыкнуть к тому, что персонажи Дрейера или Бунюэля, перемешавшись, против своей воли сочиняют новые истории.

В прошлом году фестиваль в Болонье из-за локдаунов сдвинули на целых два месяца, в этом – по тем же причинам – на месяц. В 2022-м, будем надеяться, всё вернется в свою колею, ведь это год столетия со дня рождения Пьера Паоло Пазолини. Его киноархив хранится в Болонье, и синематека уже начала готовиться к юбилейным торжествам.