25-летний педагог Константин Ларионов был уволен из "Детско-юношеского центра космического образования "Галактика" в Калуге из-за того, что обучал детей защищать свои права и задавал администрации вопросы о "майских указах" Путина. Так утверждает педагог, а администрация “Галактики” в письме Радио Свобода назвала причиной увольнения однократное грубое нарушение работником трудовых обязанностей – прогул. В декабре, через два года после увольнения, суд обязал восстановить Константина на работе и выплатить ему 285 тысяч рублей. Учитель рассказал Радио Свобода, как ему удалось победить.

– Почему вы выбрали профессию педагога?

– Я осознанно поступил на исторический факультет педагогического вуза и собирался работать именно школьным учителем. Мне хотелось привнести что-то новое в образовательный процесс. Школьные программы, на мой взгляд, устарели. Школа в целом мало изменилась со времен моих родителей. Больше всего в работе учителя мне нравилось актуализировать исторические знания, но для этого мне приходилось искать дополнительные источники. И если речь идет о новейшей истории, то как с детьми не изучать на уроке Конституцию и не говорить, как функционирует политика сегодня?! Я целый год после окончания учебы в вузе искал вакансию в школе, но мне говорили, что в Калуге перевыпуск учителей истории. Мне это надоело, и я записался на прием к министру образования Калужской области, чтобы спросить, неужели стране не нужны учителя. Он помог мне найти работу в центре “Галактика”. Там я работал по программе "Клуб лидер”, дети должны были на моих уроках выступать в качестве уполномоченных по защите прав участников образовательного процесса. В методичке в общих словах было описано, как педагог должен организовывать свою деятельность. Я обязан был сам вкладывать содержание в программу и учить правоведению. Дети часто сталкиваются с нарушением их прав. В некоторых школах нарушение прав ребенка – это норма. Например, педагоги нередко забирают у детей телефоны во время урока или запрещают им в школе делать видеосъемку. Я учил детей урегулировать такие конфликты, но и не давать себя в обиду. Например, ученица рассказала, как ее одноклассника завуч заставила в коридоре отжиматься. Это было нарушением прав ребенка, этики учителя и просто унижением. Я говорил на уроках, что видеосъемка в школе поможет запечатлеть правонарушение и позволит защитить свои права. Мы говорили, что такое нарушение прав педагога, в частности, обсуждали “майские указы" Путина. В целом, мы пришли к выводу, что школа должна быть институтом, более открытым для общества.

– Почему вы решили детям рассказать о "майских указах" Путина?

– Так как дети на уроке являлись "уполномоченными по правам участников образовательного процесса", то формально они должны были уметь защищать как свои права, так и права, например, родителя и педагога. Учитель в регионе не всегда может рассчитывать на зарплату, обещанную президентом. Это и есть нарушение прав участников образовательного процесса. Поэтому каждый ученик должен знать юридическую норму, которую он защищает, уметь отстаивать ее, даже если директор и чиновник или сам президент не следят за ее соблюдением. Мы на уроках обсуждали разные проблемы школы. Например, одна из моих учениц рассказала, в каком плачевном состоянии находится детская площадка в одной из школ. Мы обдумывали, как эту проблему можно решить. Дети предлагали свои варианты. Например, сфотографировать площадку и отправить обращение уполномоченному по правам ребенка. Я учил детей, как писать заявления и жалобы, рассказал, где находятся аппарат уполномоченного по правам человека, суд и прокуратура.

– Администрация “Галактики” написала Радио Свобода, что "учащиеся не проявляли интерес к занятиям Ларионова К. В. и со временем перестали их посещать". Еще администрация сообщила, что на вас жаловались родители учеников, якобы вы не сдавали вовремя документацию, регулярно опаздывали на уроки, распространяли среди учащихся листовки и пытались обучать детей по дополнительной общеобразовательной программе "Социальная справедливость". Это правда?

– Это было в суде сообщено с их стороны. Им не удалось доказать, что я работал по некой программе "Социальная справедливость". Этот аргумент они использовали, чтобы подтвердить свои доводы, изложенные в дисциплинарном взыскании, обжалованном мной. Они хотели сказать, что моя работа не соответствовала программе "Клуб лидер", а я работал якобы по какой-то другой программе. Я по такой программе никогда не работал. Их ответ в такой форме – не более чем их собственная выдумка, что было подтверждено выигранным мной судом и отмененным дисциплинарным взысканием. Что касается некоего заявления от родителя, тут я не был знаком с этим заявлением. С материалами проверок по данному вопросу я также не был знаком. У меня есть заявление от другого родителя. Там написано, что она ознакомлена с рабочей программой, по которой я работал, и просит зачислить дочь на обучение. Что впоследствии было сделано. На этот вопрос я смогу лучше ответить, когда подам иск об оспаривании последнего дисциплинарного взыскания.

– Детям нравились ваши занятия?

– На самом деле ко мне ходило не так много детей. Но они приезжали на мои уроки с другого конца города. Общение у нас очень хорошо складывалось. Они мне доверяли и рассказывали о сомнительных с точки зрения права ситуациях, которые происходили в школах. Мы обсуждали, что с этим можно сделать и какими методами можно защитить свои права: бюрократический метод, уличный протест и публичная огласка. Я работал в соответствии с этическими принципами учителя. Например, я ничего о своих политических взглядах детям не рассказывал. Да и какая разница, какие политические взгляды у человека, чьи права нарушены.

– В чем тогда была суть претензий к вам со стороны школы?

– Для завуча сам факт, что я говорил на уроке о существовании 31-й статьи Конституции, был как экстремизм. Словосочетание “сменяемость власти” она трактовала совершенно неверно.

– В каком контексте вы говорили о 31-й статье Конституции?

– В разговоре о разных способах борьбы за свои права. Завуч центра писала докладные, что мои занятия не соответствуют рабочей программе. У меня создалось впечатление, что им не нравилось, что я учу детей бороться за свои права. Мне так и говорили: “Константин, ты чему их учишь? Ты не имеешь права их этому учить”. Но не только это привело к увольнению. Не успел я начать работать, как мне принесли на подпись заявление, что моя нагрузка может меняться. Я не стал подписывать, потому что с уменьшением нагрузки может уменьшиться и моя заработная плата. После этого поднялся скандал. Мой поступок выглядел в глазах администрации как нечто удивительное: педагоги обычно подписывают все, что им приносит администрация. После этого я написал заявление на имя директора о несогласии с изменением нагрузки. Потом я написал заявление в трудовую инспекцию, что у меня нет компьютера и рабочего стола. К урокам я готовился на своем ноутбуке. Отчетность же от меня требовали в бумажном и электронном видах. В трудовую инспекцию я пришел лично и добивался, чтобы мои требования были выполнены. После ответа трудовой инспекции за мной закрепили несколько кабинетов. В понедельник – один, во вторник другой, но хоть так. После этого мне стали выносить дисциплинарные взыскания. Меня обвинили в том, что я якобы не набирал учеников на курс и не преподавал по своей программе. Завуч приходила на мои занятия и писала докладные, мол, она считает, что я не преподаю по программе. Я попросил показать мне, что именно в содержании моих уроков не совпадает с рабочей программой. Они мне написали, что моя программа не соответствует программе центра. Там несовпадения были на уровне пробелов и цифр. Например, в основной программе урок назывался “Воображение”, а в моей “Воображение 1” и “Воображение 2”. Кроме того, программа была весьма условной, там, кроме названия дисциплин, ничего не было. Но они не знали, что у меня есть видеозапись, как я провел анонсирующие мои занятия лекцию. Там я говорил: "Ребята, записывайтесь на мои занятия”. Поэтому их "дисциплинарка" в суде рассыпалась в пух и прах. Мы приобщили к материалам видеозаписи конфликта с администрацией центра. Например, как я прихожу к директору с заявлением, что моя зарплата не соответствует "майским указам" президента. Во время разговора директор стала обзывать меня “цыпленком”, она постоянно пренебрегала мной как педагогом. И при других педагогах меня критиковали, мол, к тебе на занятия никто не ходит и преподаешь ты какие-то аморальные вещи. Они видимо, думали, что, когда я учу детей защищать свои права, я даю им инструменты воздействия на тех же завучей и директоров. Директор, когда я пришел с вопросом о "майских указах" Путина, сказала мне прямым текстом: "Константин, я вижу в тебе экстремистские наклонности”. Разговор с директором я записал и выложил в интернете. После этого мне вынесли еще одно дисциплинарное взыскание. Мне долго не утверждали рабочую программу. Просто не хотели ее утверждать. 26 декабря я предоставил программу завучу, в частности, 30 и 31 декабря я планировал работать из дома, готовиться к урокам, которые начнутся после каникул. Завуч ее одобрила и в тот же день заявила: "Константин Вячеславович, я изучила вашу рабочую программу, вы 30 и 31 декабря не приходите в школу". Именно этот момент я не записал на камеру и жалел об этом. После каникул мне позвонила завуч и кричала, что я прогулял 30 и 31 декабря. Я сразу понял, в чем дело, и включил запись. На запись попал наш разговор, где я спрашиваю: "Вы же сами разрешили мне не приходить". И ее ответ: "Потому что мне надоело с вами бодаться и объяснять, как правильно надо себя вести". В этот момент я понял – мне теперь есть что приобщить к материалам дела. Я уже понимал, что наша история закончится судом. Мне вручили дисциплинарное взыскание, которое они составили 30 декабря, не позвонив мне. Особенно хочется отметить, что все мои "дисциплинарки" без лишних вопросов подписывал профсоюзный работник.

Судился я почти два года, помогли мне видеозаписи. Я обжаловал сначала дисциплинарное взыскание в районном суде. Я проиграл районный суд, подал апелляцию в областной, тоже проиграл, в кассационную инстанцию. Кассационный суд отменил решение районного суда. И мы выиграли. Помимо сути дела на суде активно обсуждали характеристику на меня. Например, администрация центра говорила, что я не закончил курсы повышения квалификации.

Я ходил на курсы повышения квалификации, там постоянно рассказывали о нацпроектах. Я спрашивал, предусмотрено ли там повышение зарплаты для педагогов. Мне ответили: нет. Я вспомнил "майские указы" и спрашивал коллег, у кого зарплаты 35 тысяч и больше. Курсы я эти не закончил. Мой проект, который я должен был написать в качестве зачета по курсам, просто не приняли. В любом случае это не важно: у меня есть диплом о высшем педагогическим образовании, который дает мне право работать учителем. В качестве доказательств ответчик попросил судью приобщить информацию о моем участии в митинге в поддержку Навального 23 января прошлого года, который был через год после моего увольнения.

– Вы хотите продолжить работу в центре “Галактика”?

– Я не собираюсь больше работать в школе. Это работа за 12 тысяч рублей по 8 часов каждый день. Хорошие педагоги готовятся к занятию дольше, чем проводят само занятие. Сейчас я работаю в сфере, далекой от образования, у меня есть время заниматься политической деятельностью (я состою в КПРФ) и правозащитой. Я решил, что таким образом могу помочь большему количеству людей. Например, мы добились строительства новой спортивной площадки вместо старой, о которой мне рассказала на уроке в "Галактике" ученица. Под новую площадку уже выделили финансирование.

– Ученики поддерживали вас во время суда?

– Дети были в курсе моих действий вплоть до суда. Теперь они знают, как можно победить. Можно сказать, что я на их глазах подтвердил теорию действиями и результатом. И я опроверг некую выученную беспомощность, то, в чем действующая власть пытается убедить всех и каждого. Это установка, мол, от нас ничего не зависит, мы ничего не можем, не соответствует действительности.

– А коллеги вас поддержали?

– В широком смысле нет. Многие воспринимали слова завуча и директора как истину в последней инстанции. Но два педагога тихо поддерживали меня и помогали.

– Почему, на ваш взгляд, педагоги так редко пытаются отстаивать свои права?

– Это тяжело. Надо нанять юриста, придется совмещать новую работу и суды. Морально сложно продолжать бороться, несмотря на проигрыши. Я понимаю педагогов, которые боятся лишиться последнего. У школьных учителей нет знаний и нет представительства во власти. Педагоги – одни против системы и беззащитны перед ней. Я был готов биться до ЕСПЧ. Но у меня принципиально другая позиция: работающий человек должен быть защищен с правовой точки зрения.