Раушан Валиуллин начал работать учителем сразу после окончания университета. Больше восьми лет он преподавал детям историю в средней школе Набережных Челнов. Педагогу удавалось совмещать оппозиционные политические взгляды и работу в системе образования. Для того, чтобы сохранить возможность заниматься делом, которое Раушан считает своим призванием, и публично, но вне стен школы, критиковать власть, учителю приходилось противостоять давлению со стороны чиновников и силовиков. В начале нового учебного года Раушан рассказал, что его преследуют за антивоенные взгляды. Накануне Дня знаний зарплату учителя сократили до 15 тысяч рублей, кабинет истории оборудовали камерами видеонаблюдения, а от педагогов потребовали проводить с детьми воспитательную идеологическую работу. 1 сентября Раушана Валуллина уволили. Учитель уверен, что с ним так поступили из-за политической активности, а формальную причину – несогласие с новыми условиями трудового договора – он назвал лишь предлогом. В интервью Радио Свобода Раушан Валиуллин рассказал, что ждет российскую школу, детей и педагогов во времена войны с Украиной и репрессий.

– Как вы узнали, что кабинет, где вы проводите занятия, будет оборудован камерами видеонаблюдения?

– В письме, подписанном директором школы, 13 августа педагогам сообщили, что в некоторых кабинетах, в том числе моем кабинете истории №218, будет установлено видеонаблюдение. Директор объяснил это необходимостью обеспечить безопасность сотрудников школы и имущества. Он сказал, что камеры нужны для документальной фиксации возможных противоправных действий. Я считаю, что он собирается отслеживать, чем я занимаюсь на уроках, не рассказываю ли я детям о каких-нибудь крамольных идеях. В прошлом и позапрошлом годах директор говорил мне после того, как я был задержан на митинге в поддержку Алексея Навального, мол, хорошо бы в кабинете истории, где я работаю, поставить камеру видеонаблюдения. Я участвовал в антикоррупционных митингах и организовывал их, но никогда на своих уроках я не занимался политической агитацией, которая запрещена законами “Об образовании” и “О политических партиях”. Тогда дальше слов дело не пошло, но после начала войны, видимо, руководство школы решило отслеживать каждый мой шаг. Еще решение оборудовать видеокамерами кабинеты, я думаю, связано вот с каким фактом. В понедельник у нас был первый в этом году педагогический совет. Он назывался “Особенности внедрения федеральных государственных образовательных стандартов и идеологическая воспитательная работа с детьми и педагогами”. Наша школа собирается заниматься тем, что напрямую запрещено Конституцией РФ, и будет фиксировать это на видео.

– Как ваши коллеги восприняли такую новость?

– Директор сказал, что наступающий учебный год будет непростым с воспитательной точки зрения, прозвучали такие словосочетания, как “Россия в кольце врагов”, “западные санкции”, “конфликт в Украине”, “рост безработицы в связи с экономическими проблемами”. Отдельное совещание будет посвящено “разговорам о важном”. Первый "разговор о важном" будет о том, что я называю агрессивной войной, которую ведет Россия против Украины, а руководство школы по методичке – специальной военной операцией и братской помощью народу Украины. Педагоги должны будут формировать у учеников патриотизм, любовь к Родине и готовность умереть за нее. Никто решение директора не обсуждал, вопросы ему не задавал. На педагогическом совете у меня от новостей волосы встали дыбом, а у коллег даже удивление на лице не появилось.

– Что вы, учитель, известный оппозиционным взглядами и поддержкой политзаключенного Алексея Навального, решили делать в такой ситуации до того, как стало известно о вашем увольнении?

– Ко мне эти требования агитации и пропаганды никакого отношения не имеют. В первую очередь, требования проводить "разговоры о важном" возложили на классных руководителей во время классных часов в понедельник на первом уроке. Директор с нового учебного года снял с меня обязанности классного руководителя вопреки заключенному между мной и школой трудовому договору. Я был рад, что останусь в стороне от неприятной пропагандистской работы, но я подал жалобу в трудовую инспекцию о нарушении директором процедуры изменений условий договора.

– Как раньше до войны с Украиной проходили классные часы?

– Раньше тематику классных часов составляла сама школа. Теперь есть методическая разработка на год. Директор сказал, что школе так даже проще будет работать.

– Как вы думаете, удастся ли на современных школьников повлиять подобными методами?

– Мне хочется думать, что такие разнарядки свыше не только не достигнут своей цели, но будут иметь ровно противоположный эффект. У подростков десятилетия назад слова о направляющей роли КПСС и Ленине, который живой и будет жить, не вызывали часто ничего, кроме раздражения и насмешек. Коллеги, которые недавно вышли на работу после отпуска, совершенно равнодушно восприняли новость об идеологической работе на классных часах. У меня создалось впечатление, что педагоги погрузились в апатию. Я уверен, что большинство коллег будут проводить идеологическую работу без особого фанатизма. Красивую картинку для Министерства образования, конечно, изобразят, но я надеюсь, что учителя будут основное внимание уделять не пропаганде и агитации, а своим основным предметам.

– Что вы чувствовали в начале нового учебного года?

– Меня не радовало в этом году 1 сентября. Во-первых, мне очень не нравятся изменения, которые в этом году произошли со школой. Во-вторых, очерченный мне круг обязанностей был урезан до минимума, до одной ставки. Раньше у меня была достойная нагрузка: полторы ставки, классное руководство и заведование школьным музеем. Все это у меня получалось, о чем свидетельствуют множество дипломов, наград и выступлений на конференциях. Но сейчас меня от этой занятости освободили против моей воли. Раньше моя зарплата равнялась средней по региону, я добился выполнения майских указов для себя и других педагогов. Я предполагал, что в следующем учебном году я буду получать около 15 тысяч рублей, доход, на который невозможно содержать троих детей. Я решил, что такие унизительные условия труда меня не устраивают, подписывать новый трудовой договор я не стал. По моему мнению, администрация школы создает мне невыносимые условия труда, вынуждало меня уволиться из-за моих антивоенных взглядов. В конце концов, меня уволили по надуманному предлогу. Не знаю, смогу ли я работать дальше в российской системе среднего образования. Я буду оспаривать решение директора в суде. Директор меня уже увольнял в 2020 году из-за якобы прогула, тогда суд встал на мою сторону. Но времена изменились и если сейчас с моей школой мне придется распрощаться, то вряд ли я смогу устроиться в какую-либо другую в нашем регионе и, может быть, во всей России. Да и совесть мне не позволяет работать в современной школе с еë "Разговорами о важном" и необходимостью оправдывать недопустимые решения российской власти.

Если я смогу оспорить увольнение, то я в первый рабочий день напишу увольнение по собственному желанию.

– Как долго вы работаете учителем?

– В школе я с перерывами работаю с 2006 года. После окончания университета я устроился учителем в сельскую школу под Казанью. Чиновники обещали поддержать молодого специалиста и предоставить мне жильё, но обманули меня. Два года я обивал пороги и в результате попрощался с этой замечательной сельской школой. Некоторое время я работал в высшей школе, но 9 лет назад вернулся в школу Набережных Челнов, где работаю сейчас. Мои родители – педагоги, среди бабушек и дедушек есть учителя, я продолжатель педагогической династии с царских времен. Я не теряю надежды вернуться в российскую систему образования, когда в ней будут востребованы люди с критическим мышлением. Но, скорее всего, на мне педагогическая династия моего рода закончится.

– После начала войны у вас прошел обыск. Как вы его пережили?

– 29 апреля перепуганная супруга разбудила меня, сказав, что под дверью нашего дома стоит толпа мужчин. Я сразу понял, что пришли с обыском. Связан он был с ложным сообщением о минировании зданий. Человек, по словам силовиков, якобы отправивший это сообщение, объяснил свой поступок местью за Украину. В этот день несколько человек, в том числе мои друзья, были подвергнуты обыску. Я в дни, когда, как утверждали силовики, были отправлены эти сообщения, лежал с ребенком в больнице. По моему мнению, дело это было сфальсифицировано для того, чтобы получить возможность вломиться в дома активистов нашего города, которые могут заявить об антивоенной позиции. Я был готов, что к любому гражданскому активисту в любой момент могут прийти с обыском. Так что я не слишком переживал, лишь думал: "Вот пришли и ко мне". У нас отняли всю технику, но за считаные дни знакомые и незнакомые люди, которым я очень благодарен, перечислили нам деньги на покупку новых ноутбуков и смартфонов. Адвокат уже отправил по делу о незаконном обыске моего дома жалобу в ЕСПЧ.

– Каким для вас стал день 24 февраля?

– 24 февраля я испытал шок, удивление и неприятие. Несмотря на информацию о скоплении военных на границе и предупреждения разведок, я не хотел верить в войну с Украиной, она казалась чем-то немыслимым. В феврале и марте я постоянно читал ленты в социальной сети. Мне казалось, что мы все скоро очнемся от дурного сна и увидим, что войны нет. Чувство беспомощности от невозможности повлиять на происходящее угнетало меня очень сильно.

– Что вы думаете о приговоре учительнице из Пензы Ирине Ген? Ее осудили условно на 5 лет и запретили на несколько лет заниматься педагогической деятельностью.

– Военная цензура, которую ввели в стране после 24 февраля, прямо противоречит основному закону России, Декларации прав человека и Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Ирину Ген осудили на 5 лет условно и отстранили от работы в качестве показательной порки. Педагогам, которых привлекли к ответственности за высказывание собственной позиции, я сочувствую и выражаю свое уважение.

– Что дальше, на ваш взгляд, будет происходить с российским средним образованием?

– Педагоги поставили себя добровольно в очень зависимое положение от воли чиновников. Нужно фальсифицировать выборы – фальсифицируют, приказали устроить показательное мероприятие – учителя это безропотно делают, кладут детей в форме Z, например или маршируют. Дальше будет так же: куда власть прикажет двигаться, туда школа и пойдет. Если репрессии будут усиливать, то мы увидим отражение этого в системе образования.

– Что вас так много лет побуждало работать в школе, несмотря на все трудности и репрессии?

– До недавнего времени я думал, что в школе должен быть спасен хотя бы один человек. Для этого в системе образования должен работать хотя бы один учитель, не боящийся задавать власти острые вопросы. Я считал себя тем, кто дает другим учителям, детям и родителям надежду, показывает, как можно бороться, поэтому я оставался педагогом и человеком оппозиционных взглядов. Но сейчас настало время задуматься о другом выборе.

– Как вы думаете, почему произошла война с Украиной?

– Причина – амбиции одного-единственного человека, имя которого всем известно, его стремление к неограниченной власти: и по срокам, и по полномочиям. Накануне войны с Украиной этот человек стал мировым посмешищем из-за провалов спецслужб и безвкусной роскоши, которой он себя окружил. Видимо, этот человек стал военным преступником, чтобы войти в историю как Герострат, а не как неудачник.

– Что вы думаете о коллективной ответственности россиян за войну с Украиной?

– Я считаю, что коллективная ответственность существует. Мне неприятно от ощущения, что я тоже, видимо, ответственен, хотя я работал как наблюдатель почти на всех выборах последних лет, устраивал акции протеста, проводил региональные расследования.

– Почему у гражданского общества не получилось добиться существенных перемен?

– Я не думаю, что у нас не получилось. Придет момент, когда преступный режим рухнет под тяжестью проблем, которые он сам для себя создал и мы создали для него.

Установите Мобильное приложение Радио Свобода

Установить

Читайте Свободу в Телеграме

Войти

Подпишитесь на Свободу в Google новостях

Подписаться