Радио Свобода продолжает серию очерков о россиянах, которые делают жизнь своих соотечественников хотя бы немного лучше. Елена Виленская – руководитель правозащитной организации "Дом мира и ненасилия". Уже много лет она налаживает отношения между людьми, которые были по разные стороны линии фронта во время чеченских войн.

Елена Виленская, по ее собственному признанию, живет ради того, чтобы простые люди "не давали себя втягивать в эту вражду", затеваемую безответственными российскими верхами. Она организует поездки в Петербург для детей из чеченского села Алды, где во время войны зверствовал петербургский ОМОН. Она объясняет детям, что в ее родном городе живут не жестокие убийцы, вроде тех омоновцев.

Солженицын на антресолях

Родители Елены Виленской – ленинградцы. Но так случилось, что маму после окончания института киноинженеров распределили на Украину, там же оказался и отец, военный, ветеран Великой Отечественной. На Украине они встретились, там родилась Лена, там прошла ее юность. По словам Елены, ее семья была вполне диссидентской: в доме постоянно была запрещенная литература, звучал Галич, раздавались те самые запрещенные "голоса".

– У папы был очень близкий школьный друг, дядя Марк, а у него была племянница Ирина, для которой он по сути был отцом, – рассказывает Елена Виленская. – И вот она была в группе Якира, вернее, сына Якира. Это были молодые люди, написавшие некое воззвание по поводу ввода советских войск в Чехословакию. С ними расправились: кого-то по психушкам распихали, Иру выгнали из Московского университета, она кибернетикой занималась, очень перспективная была. В 1980 году всех диссидентов выгоняли из Москвы, и они все с детьми уехали в Литву, и там им устроили автокатастрофу, так что погибли все, из пяти человек не выжил никто. Дядя Марк потом рассказывал, что когда он туда поехал, кагэбэшники даже не скрывали ничего. Такая вот трагедия. Мне тогда было 14 лет, и я помню все эти разговоры. Помню то, как еще до этой трагедии к нам приезжали отсидевшие люди, и мама окна занавешивала, форточки закрывала, на телефон клала подушку. Все у нас было: и Солженицын на антресолях, и "вражеские голоса", но это не уникально, так было во многих семьях.

Елена Виленская окончила факультет иностранных языков в Педагогическом институте имени Герцена в Ленинграде. А после выпуска у нее возникли большие сложности с работой: пресловутый "пятый пункт", а проще говоря, негласный государственный антисемитизм закрывал возможности достойной преподавательской работы. Блестящие знания языков пришлось применять в детском саду, в школе, корпеть над техническими переводами. А потом наступила перестройка, и технические переводы стали невостребованы. Пришлось заняться перевозкой продуктов в некой литовской фирме. "Мои университеты", – усмехается Елена. Вскоре она познакомилась с Эллой Поляковой, к тому времени как раз вставшей во главе "Солдатских матерей Петербурга", и влилась в организацию, где проработала 13 лет.

"Вы такие помогательные!"

К "Солдатским матерям Петербурга" Елену Виленскую привели трагические события в Тбилиси, произошедшие в начале 1990-х годов. Знание языков и трудоголизм пригодились, чтобы помогать призывникам и военнослужащим, страдающим от армейской "дедовщины". "Про нас говорили: "вы такие помогательные", – смеется Елена и объясняет, что было в ее работе тогда самым трудным, и это не распутывание конкретных дел и не общение с военным начальством:

– Чем дольше я там работала, тем труднее мне становилось от того, что ведь вроде все известно, все понятно, открытой информации в те годы было много, но все равно матери призывников не понимают, что в такую армию сыновей отдавать нельзя. Очень часто они не следовали нашим советам, не хотели бороться, а потом снова прибегали к нам, когда их сыновья уже лежали в коме или были убиты. Вот это было трудно перенести. Почему они не понимают? Что же еще должно случиться, чтобы они поняли?.. Я уже надоела всем своим друзьям, объясняла всем знакомым родителям мальчиков, с какими проблемами можно столкнуться в армии. Некоторых это раздражало: мол, куда она лезет, мы сами как-нибудь решим. Когда что-то знаешь, всегда хочется передать свой опыт, а людям не хочется верить в плохое, хочется думать, что их не коснется, – и это тоже естественно.

И все же Елена уверена, что спасти даже одну жизнь – это уже много. Организация "Дом мира и ненасилия" появилась еще тогда, когда Елена работала с "Солдатскими матерями".

– У нас тогда сложились очень хорошие отношения с бельгийской организацией Pax Christi Flandria, они были нашими партнерами. И они очень много занимались методиками ненасилия, работой в школах, причем не только в Бельгии, а в тех странах, где были внутренние войны и конфликты. Работали в Израиле, в Конго, в странах бывшей Югославии. Они тогда предложили нам организовать стажировку для нескольких петербургских учителей.

Все это время Елену Виленскую не оставляли мысли о войне в Чечне, потому что приходилось жить среди тех граждан России, которые позволили себе переступить грань:

– Эти войны были разные, многие из тех, кто прошел через первую чеченскую, на вторую уже не пошли, потому что кое-что поняли. Но все равно, сколько преступлений там было совершено против мирных жителей! Националисты любят ругать чеченцев, но они не знают, что русские там пострадали едва ли не больше – бомбы не разбирали, на кого падать.

Задача, которую взял на себя "Дом мира и ненасилия", оказалась куда более деликатной, чем те, которые приходилось решать "Солдатским матерям". Правозащитники приходили в школы и учили преодолению конфликтов без насилия. Учителя подтверждали: после таких занятий уровень агрессии в школе существенно снижался. Этим же "Дом мира и ненасилия" занимался в Чечне:

– Наша главная задача – сводить людей. Войны-то затеваются сверху, а расплачиваются простые люди. Мне кажется, главное, чтобы люди не давали себя втягивать в эту вражду. Тогда еще есть надежда выбраться из этой ситуации.

Политковская, Эстемирова и еще 58

В то время Елена узнала из статей Анны Политковской в "Новой газете" о трагедии в чеченском селе Алды под Грозным. Там российские федеральные войска устроили "зачистку", убив несколько десятков мирных жителей, включая беременную женщину, стариков и детей:

– Очень трудно точно установить, сколько было убито во время той зачистки, "Мемориал" это тщательно исследовал, и у них получилось не менее 58 человек. Но там еще были артобстрелы, во время них тоже люди погибли, и уже почти невозможно было установить, кто и когда. И еще потом несколько раз приезжали и увозили мужчин из этого села, и никто назад не вернулся. А во время зачистки известно, что федералы шли и просто стреляли в людей. Требовали денег. Если им приносили мало, убивали, да и просто так убивали. И отличился там наш петербургский ОМОН. И с тех пор Петербург у жителей Алдов ассоциируется исключительно с этой кровавой баней. И мне было так тягостно, так стыдно это осознавать! Мы решили: надо с этим что-то делать.

​

Так в организации "Дом мира и ненасилия" родился проект, который касался этого чеченского села Алды. По словам Елены Виленской, власти сделали все, чтобы это преступление осталось безнаказанным. На запросы правозащитников отвечали, что они не являются пострадавшими, значит, им никто не обязан отвечать. Елене трагедия Алдов не давала покоя потому, что для жителей этого села Петербург стал символом зверств. Государство требовало забыть, виновные не найдены, но об ужасе в Алдах помнят в Чечне. А среди молодых людей, детей, которые не застали Советского Союза, не ездили по стране, а видели одну лишь войну, только кошмары с Россией и были связаны. Елена была дружна с чеченской правозащитницей Натальей Эстемировой, они вместе обсуждали эту проблему. Когда "Мемориал" выпустил книгу о трагедии Алдов, Наталья получила разрешение в департаменте образования и представила ее в Чечне.

– В Новых Алдах одна школа №39, мы туда приехали. Собрались старшеклассники, учителя, и Наташа мне говорит: "Лена, я тебя знаю, только, пожалуйста, не плачь". Первое, что сделала Лена, принеся свое покаяние, – разревелась. Это было ужасно. Дети смотрели с недоверием – естественно, стоишь перед ними и не знаешь, что и как сказать, чтобы не обидеть никого и чтобы пошлости не получилось. А потом к нам подошла одна учительница, она преподавала рисование и историю искусств. Она так плакала, рассказывала, что она безумно любит Петербург, знает, где в Эрмитаже какая картина висит. Первое, что она сделала после трагедии, – отправила своего сына в Петербург, чтобы у него не было этой ненависти. Мы подружились, и директор школы там был дивный, жаль, что потом ему пришлось уйти.

Елена выяснила, в чем нуждается школа, чем можно помочь – оказалось, там нет русских книг. Дети плохо знали русский язык, нужны были и детские книги, и классика. Вернувшись в Петербург, Елена кинула клич. Люди несли очень хорошие книги, целые библиотеки. В результате в Алды отправились два контейнера книг.

– У нас возникла такая троица – мы с Катей Сокирянской и Николаем Рыбаковым решили, что нужно изменить отношение молодых жителей Алдов к Петербургу. Николай Рыбаков теперь второе лицо в "Яблоке", а Катя Сокирянская – из "Мемориала" . Сейчас она работает в Международной кризисной группе. Мы решили пригласить детей из Алдов в Петербург и познакомить не только с городом, не только с музеями, а с людьми, чтобы они поняли, что здесь живут не убийцы и маньяки, а нормальные люди.

– Когда родился этот проект, – продолжает Елена, – появилось много волонтеров, была составлена прекрасная программа с бесплатным посещением музеев, деньги на этот проект дал фонд Сороса. Многие семьи захотели принять чеченских детей у себя дома, многие пожертвовали деньги. Решили, что нужно организовать встречу юных чеченцев с каким-то знаковым для Петербурга человеком, им стал Олег Басилашвили, который сказал, что хотя у него каждый час расписан, но для такой встречи он обязательно выделит время. И "Литературное кафе" предложило скидку, узнав, откуда приехали дети. Был устроен вечер в Музее истории религии, на котором выступали дети из Лицея искусств, потом все дети перемешались, подружились и вместе танцевали лезгинку. Параллельно шли тренинги для петербургских и чеченских учителей. Я до сих пор храню эсэмэски, которые были присланы с дороги – "мы вас любим" и все такое – дети очень подружились и еще некоторое время переписывались. Потом была еще вторая группа, этот проект был гораздо шире, встреча детей была только его частью. На этот раз с чеченскими детьми встретился композитор Сергей Слонимский. А два года назад в Чечню поехали петербургские дети, и это было очень здорово, но, конечно, атмосфера в Чечне за последние годы сильно изменилась.

Елена Виленская и сейчас продолжает дружить с чеченцами, детьми и взрослыми – уже не в рамках проектов, а на уровне личных связей. На вопрос, удалось ли сделать то, ради чего затевались проекты в Алдах, она вздыхает: только отчасти. Елене не дает покоя, что одна жительница Алдов, бабушка четырех детей, так и не согласилась отпустить своих внуков в Петербург, хотя перед второй поездкой для них уже были куплены билеты. У этой женщины в зачистке были убиты два сына и муж, который, защищая детей, закрыл их своим телом. И бабушка сказала: "Нет, я боюсь, эти дети – единственное, что у меня осталось от моих сыновей, и мне страшно их отпускать".

У Елены было много планов – поддерживать отношения со школой в Алдах, устраивать в Петербурге стажировки для одаренных детей, но теперь все изменилось:

– Сейчас там у людей накопилась усталость от постоянного страха. Там даже день депортации чеченского народа запретили отмечать 23 февраля, перенесли его на 10 мая. У людей апатия и усталость от этих двух войн, от несправедливости, от бесконечного страха, и прежнего энтузиазма уже нет.

Неполная радость от жизни в режиме

Алды – не единственный чеченский проект Елены Виленской. "Дом мира и ненасилия" дважды устраивал конкурсы "Война в моей жизни": дети из Чечни и из других российских регионов описывали войну. По словам Елены, чеченские дети писали о невыразимой боли, о близких, убитых или пропавших без вести после "зачисток", производимых федеральными войсками. Дети из других регионов в основном присылали военно-патриотические сочинения, прославлявшие военные подвиги. Но было несколько сочинений и рисунков, где война была воспринята как личная боль, как будто детям удалось посмотреть на нее изнутри.

– Идея была, чтобы эти дети встретились со взрослыми, помогавшими писать работы – с родителями или учителями. И вот однажды приехал молодой человек со своим отцом-учителем, мы даже эту встречу сделали закрытой, все это требовало большой деликатности, потому что у одного мальчика родители погибли, подорвались на мине. Там было очень много таких историй. Потом уже была открытая встреча, где все читали свои сочинения. А на вторую встречу приехала ученица этого самого учителя, она написала работу в виде дневника чеченской девочки. Потом я дала ее почитать одной чеченке, она плакала – все правда. Как смогла девочка все это узнать и почувствовать? Это учитель сумел детям все так хорошо объяснить.​

Елена говорит, что не может отстраниться от сегодняшней российской ситуации и быть счастливой:

– Радость от жизни неполная. Особенно после того как мы испытали время надежд: режим рухнул, мы освободились, стали всюду ездить свободно, и в какой-то момент было не стыдно за свою страну – и вот опять! Может, это звучит цинично, но я иногда думаю: какое счастье, что мои родители не дожили до войны с Украиной! Они бы этого просто не пережили – они там познакомились, это моя родина. У меня очень много знакомых на Украине, они все понимают, а вот их дети относятся к нам совсем иначе.

Что же касается организации "Дом мира и ненасилия", то она сейчас выживает с трудом – иностранные гранты брать страшно, объявят "иностранным агентом", денег почти нет. Но Елена Виленская не сдается. Сейчас она занимается чечено-ингушским конфликтом, о котором в России знают очень мало, проводит вечера, посвященные депортации репрессированных народов. Она говорит, что просто не может пройти мимо несправедливости.