Известный американский историк Ричард Пайпс в своем ставшем классическим труде "Русская революция" называет одной из причин Февральской революции плохую погоду.

Первые три месяца 1917 года средняя температура в Петрограде была почти на 30 градусов ниже нуля. Холода стояли такие, пишет историк, что крестьянки не решались пускаться в путь на городские рынки. Железнодорожные пути заметало гигантскими сугробами, расчищать их было некому, и это привело к тому, что в Петроград перестало поставляться топливо. Пекарни остановились, и постепенно стали останавливаться заводы.

Погода действительно играет большую роль в политической жизни страны. Пример из новейшей истории, когда после массовых снегопадов с поста губернатора Санкт-Петербурга вынуждена была уйти Валентина Матвиенко, только подтверждает это заключение.

Но все-таки как начинаются революции? Об этом на примере Февральской революции мы будем говорить с доктором исторических наук, профессором факультета истории Европейского университета в Санкт-Петербурге Борисом Колоницким.

– Борис Иванович, что, действительно погодные условия сыграли такую решающую роль в наступлении Февральской революции?

– Я бы не сводил к погоде все условия, необходимые для революции. Про причины здесь говорить сложно, ведь мы историки, а не представители естественных наук, и мы не можем точно доказать причины. Но то, что произошло в феврале по старому стилю в Петрограде, – это ведь не первые продовольственные выступления в России. Они происходили в разных городах, начиная с 1915 года.

Погодные условия – это лишь один из факторов. Повлияла и погода, и особенности транспортной системы. В данном случае погодные условия только усугубляли проблемы, связанные с перевозкой продовольствия. На это есть объективные причины.

Россия в годы Первой мировой войны смогла создать самую большую армию в мире. Ее нужно было одеть, вооружить, накормить. Нужно было организовать фронт, а это гигантское экономическое мероприятие. Всю эту десятимиллионную армию надо было снабжать. И русские железнодорожники, несмотря на объективные сложности, например, на недостатки в ежегодном производстве вагонов, смогли как-то улучшить показатели. И это заслуга инженеров, управленцев-железнодорожников. Но проблем становилось все больше и больше. И погода добавляла сложностей.

– С каких событий у историков принято отсчитывать начало Февральской революции?

– У историков нет единства по этому вопросу. Есть господствующие мнения. Одна версия, которая была тогда и есть сейчас, датирует революцию 1 ноября 1916 года – выступлением в Госдуме Павла Милюкова, то есть известной атакой оппозиции на власть. В этом есть некоторые резоны, потому что был кризис политической элиты, а без этого трудно представить какую-либо революцию.

Другие историки говорят о 18 февраля по старому стилю, когда была объявлена забастовка, а потом возник частичный локаут на Путиловском заводе в Петрограде. Действительно, это гигантское промышленное предприятие, забастовка на котором не могла не повлиять на ход событий.

Но большая часть историков все-таки называют другую дату – 23 февраля по старому стилю (8 марта – по новому). Этот день – начало забастовок на Выборгской стороне Петрограда, которые инициировали женщины-забастовщицы на текстильных предприятиях. Почему я считаю эту дату важной? Забастовка на Путиловском заводе – конечно, большое событие, но сам завод находится далеко от центра города. На рабочих окраинах что-то такое бурлит… А 23 февраля все перехлестнулось в центр города, в том числе на Невский проспект, то есть то, что потом оказалось революцией, стало городским событием, начиная с 23 февраля.

– После того как Николай II направил письмо министру внутренних дел Александру Протопопову с требованием использовать оружие для наведения порядка в Петрограде и об этом стало известно общественности, 27 февраля восстал Петроградский гарнизон. Насколько повлиял на ход событий отказ солдат применить оружие против населения?

– Поведение солдат было решающим. Первые случаи неповиновения имели место 26 февраля, когда восстала четвертая рота запасного батальона Павловского полка. Это движение было локализовано и подавлено, однако в городе об этом знали. Люди перезванивались, сообщали об этом друг другу – был поднят какой-то градус напряженности. А большое восстание действительно началось 27 февраля.

Это была такая маленькая гражданская война на улицах города: на протяжении нескольких дней происходили столкновения, обстрелы, и это имело решающее значение. Во-первых, события на улице приобрели иное качество. А во-вторых, Государственная дума вынуждена была действовать более резко и жестко. Официально она была распущена указом императора, ее работа была прервана. Но депутаты собрались на неофициальное заседание. Потом под влиянием радикальных депутатов собравшиеся становились все более решительными, и в конце концов вечером того же дня был создан Временный комитет Государственной думы. Они его, конечно, так не называли, но это была такая заявка на власть.

Депутаты формулировали свои задачи осторожно: "как бы чего не вышло", но для очень многих людей Дума была большим авторитетом, и даже те же самые восставшие солдаты могли теперь представлять свои действия как законные: их поддерживала Государственная дума.

– Многие участники событий и приближенные к царю потом, чаще всего уже в эмиграции вспоминали о той нерешительности, с которой действовали, точнее сказать, бездействовали чиновники, имевшие возможность изменить ситуацию в Петрограде. Чем это объясняется?

– Да, многие действовали не очень решительно, и для этого было много причин – в частности, может быть, неверный подбор людей на должности. Но тут и не подействуешь решительно, потому что войска, находившиеся в Петрограде, были ненадежны. Это была не императорская гвардия довоенного образца, а запасные батальоны – люди, только призванные, которых через какое-то время должны были послать на фронт. Их было очень много, и они очень плохо контролировались. Офицеров и унтер-офицеров было недостаточно, а хороших – вообще мало. Попробуй двинь такую массу на улицу – еще неизвестно, против кого они подымут оружие! В конце концов, выяснилось, против кого…

Очень важная вещь – страшная изоляция царской семьи, в том числе и среди императорского дома. Оппозиция многих великокняжеских кланов накануне Февральской революции – это реальный факт. И то, что великий князь Кирилл Владимирович перевел в подчинение Государственной думе гвардейский экипаж, командиром которого он был, – тоже реальный факт. Много было споров о том, был у него на груди красный бант или нет. Я лично думаю, что был. Но это не очень и важно.

Крайняя изоляция… Часто цитируют слова из дневника Николая II: "Кругом измена, трусость и обман…" А ведь царь был очень сдержанный, очень контролирующий себя человек, который вырабатывал в себе это качество, и он ничего такого себе не позволял. Но тут его прорвало, он не мог не написать это... Видимо, было очень большое напряжение. Ведь большая часть страны подозревала его в измене...

– Предпоследний министр земледелия царского правительства Александр Наумов вспоминает, как неохотно шли на контакт с Госдумой члены Государственного совета. Эти высокопоставленные чиновники тоже содействовали установлению предреволюционной ситуации в стране?

– Депутаты Государственной думы выступали с речами явно оппозиционного характера. Наверное, особый и новый тон задала речь Павла Милюкова 1 ноября 1916 года, в которой рефреном шли слова: "Что это, глупость или измена?" И хотя он в своих воспоминаниях говорит, что оставлял этот вопрос открытым, вместе с тем он признает, что аудитория читала второй ответ: это измена. И, в общем, намек в этой речи был на то, что измена – на самом верху.

Речь Милюкова затмила другие выступления, которые тоже были весьма яркими. Керенский, например, назвал существующий режим оккупационным, то есть никакого диалога, борьба насмерть... Но были и иные очень резонансные выступления. Например, крайне правый депутат Владимир Пуришкевич, монархист с репутацией "чрезвычайно задиристого монархиста", тоже выступает с критикой правительства. Тут, знаете ли, даже очень хорошему политику было бы сложно находить общий язык с Государственной думой. А многие министры не были хорошими политиками.

– В каком состоянии находилась Госдума накануне Февральской революции?

– Существовал "прогрессивный блок", объединявший значительную часть депутатов. Их лозунг был – "Министерство доверия!", то есть создание правительства, состоящего из министров, которые не назначались бы Государственной думой, но которым Дума могла бы доверять. В общем, достаточно умеренное требование. Говорят, что Дума этим не удовлетворилась бы, но утверждать это сложно, потому что это и не попробовали. Но лично император совершил несколько шагов, с помощью которых он не только шел навстречу Государственной думе, но и еще больше раззадорил ее.

Обострение отношений между монархией, назначенными монархом министрами и представительством росло, что было чрезвычайно опасно для режима. Режим не чувствовал растущей популярности Думы в стране, а авторитет правительства падал. Это объясняет многое из того, что кажется нам непонятным.

Не стоит забывать, что многие люди тогда искренне подозревали царя и даже царицу в желании заключить сепаратный мир с Германией, в симпатиях царицы к Германии. Никто и никогда этого не доказал. Более того, мы можем говорить о том, что царица по-своему была патриоткой России. Но, как мы знаем, в жизни очень важным является часто не то, что есть на самом деле, а то, во что верят миллионы людей. Миллионы людей верили в то, что мы сегодня называем слухами.

– Имела ли влияние большевистская фракция в Госдуме в феврале 1917-го?

– В Государственной думе этой фракции уже не было, потому что депутаты большевистской фракции были арестованы, лишены депутатской неприкосновенности и сосланы в Сибирь. Кстати говоря, одним из защитников этой большевистской фракции был Керенский. Он и другие левые депутаты постоянно выступали с требованием вернуть большевистских депутатов из ссылки, но этого не произошло до Февральской революции.

У большевиков была подпольная структура. Было русское бюро ЦК, в котором самым важным человеком являлся Александр Шляпников. Кроме того, существовал Петербургский комитет большевиков. Название у него было именно такое, потому что и большевики, и некоторые другие левые считали переименование города в Петроград в 1914 году "уступкой шовинизму". Вплоть до двадцатых годов они (и не только большевики) называли свои организации петербургскими.

Были также некоторые районные большевистские организации, в первую очередь, в Выборгском районе. Но не следует преувеличивать значение этих организаций. К тому же в этих организациях постоянно находились несколько провокаторов, и иногда их присутствие было очень значительно. В принципе, и о большевиках, и о других подпольных группах полиция знала очень многое.

Если собрать все, что делали большевики во время Февральской революции, то получится книга. И в советское время роль большевиков в этой революции всячески возвеличивалась. Но для определения масштабов деятельности какой-то политической группы недостаточно изучить деятельность только этой группы, важно сопоставить ее с другими. Были и эсэровские, и меньшевистские организации. И у меньшевиков было больше возможностей, потому что у них существовали полулегальные и легальные структуры, то есть ресурс был другой.

Были социал-демократы совершенно другого толка. И одной из таких организаций, неплохо структурированной, были большевики, причем они являлись далеко не самыми известными, что и продемонстрировала Февральская революция, после которой они не были большинством. Вначале они были небольшой политической партией.

– А вас, как историка, который профессионально занимается изучением революции 1917 года, не удивляет то, как большевикам удалось осуществить октябрьский переворот и затем удержать власть?

– Вопрос неточно сформулирован: то, что вы называете октябрьским переворотом, я бы назвал каким-то этапом развития российской революции. И он не сводится только к захвату власти большевиками.

Февральскую революцию очень грубо мы можем описать так: события в Петрограде и реакция на эти события в стране, потому что и действия, например, императора – это тоже реакция на события в Петрограде. И события в других городах зависели от того, как, когда и при каких обстоятельствах была передана информация о событиях в Петрограде.

Один грузинский социал-демократ говорил: "Революцию мы получили по почте". И там, где, допустим, задерживали информацию и появлялись какие-то слухи о том, что задержка вызвана какими-то контрреволюционными событиями, происходили трагические события, как это было в Гельсингфорсе и Кронштадте, где погибло немало офицеров. В конце концов, скрыть эту информацию было невозможно, а задержка воспринималась как акция контрреволюции.

Октябрь же – гораздо более сложное явление, потому что в разных частях страны было очень много разных "октябрей". И то, что произошло в Петрограде, конечно, очень важно, но некоторые важные события произошли и в других местах, например, в Финляндии. С одной стороны, финское правительство все более дистанцировалось от империи и бросало вызов Временному правительству. А с другой стороны, мощнейшие российские гарнизоны, расположенные в Финляндии, вышли из подчинения Временному правительству еще до того, как большевики взяли власть. А это, между прочим, четыре дредноута Русского флота, его гордость и некий костяк.

И в других городах происходили важные события. Например, невозможно представить себе осень 1917 года без событий в Киеве. Там была очень сложная комбинация. С одной стороны, там существовало представительство Временного правительства, военные и гражданские структуры. Вторым центром власти был Киевский Совет, в котором заседали большевики и их союзники, левые эсэры. Третий центр власти – Центральная Рада, которая претендовала на власть над всей Украиной. Такой треугольный конфликт… И какое-то короткое время Киевский Совет и Центральная Рада действовали как союзники, противостоящие Временному правительству. Кроме того, по всей стране в разных местах шла волна погромов, а власти Временного правительства как бы и не было.

Если говорить о большевиках и их союзниках, то иногда они пытаются оседлать это стихийное движение, как-то оформить его и перенаправить в своих целях. А иногда, как мы видим по документам, заявляют о том, что они пришли к власти именно для того, чтобы остановить это безвластие: "Мы приходим как твердая власть!"

Так что "октябрей" было очень много – некоторые из них начались еще в сентябре. А кое-где они продолжались и в начале 1918 года.

Многие были уверены в том, что большевики долго не продержатся. "Такая опереточная власть" – многие строили расчет на этом. "С Керенским никакой каши не сваришь, пусть большевики свергнут Керенского, долго они не протянут, технически это невозможно, зато потом установится нормальная военная диктатура!", – делались такие безответственные заявления. Многие считали, что хуже Керенского быть не может. Многие большевики (а об их единстве говорить нельзя) испытывали достаточно жертвенные настроения. "Да, наш эксперимент обречен на неудачу, но мы должны выполнить свой долг, чтобы подтолкнуть мировую революцию!" – считали многие из них.

Рассказывают, что однажды Ленин пришел на какое-то заседание необычайно довольный, хотя общая политическая атмосфера не внушала оптимизма. Когда его спросили, в чем дело, он ответил: "Мы продержались на один день дольше, чем Парижская коммуна", – то есть был побит мировой рекорд по удержанию диктатуры пролетариата.

– Василий Розанов писал, что "Россия слиняла в два дня". Для этого действительно существовали все предпосылки?

– Раз это произошло, значит, это было естественно. Но было ли все это неизбежно? Мне сложно сказать. Я думаю, что какое-то большое потрясение ожидало бы Россию во время или после войны.

Английский историк Джонатан Смил написал книгу "Гражданская война в России. 1916-1926 годы". Он расширяет хронологические рамки события. Я не хочу говорить о том, прав он или не прав, но он находит аргументы. Ведь действительно в 1916 году произошло большое восстание в Средней Азии, во время которого погибли десятки тысяч человек, то есть для многих людей Гражданская война началась уже в 1916 году.

Первая мировая война была колоссальным напряжением для всех стран, и страны с гораздо меньшим ресурсом, чем Россия, иногда тянули ее из последних сил. И в Германии, и во Франции было непросто.

Если посмотреть какие были трудовые конфликты во Франции, например, и как осторожно, грамотно они разруливались, то видишь, что в России иногда действовали не скальпелем, а топором. Например, во время Первой мировой войны в 1915 году использовали оружие против забастовщиков. Использовали оружие во время события, которое мы очень часто недооценивали – во время майского антинемецкого погрома в Москве, который современники воспринимали как революцию.

Россию уже несколько раз крепко тряхнуло и до февраля 1917 года, так что я бы не назвал большой неожиданностью события Февральской революции. Было очень большое напряжение. Была объективно сложная ситуация, которой занимались не всегда умелые политики.

Когда мы говорим о революции, это всегда о политической элите, которая расколота, дезорганизована, непрофессиональна, часто безответственна. Конечно, революцию сложно представить без революционеров. Но очень часто огромный вклад в развитие революции вносят те люди, которые любой ценой хотят ее предотвратить.

– Если говорить о сегодняшнем дне, можно ли провести какие-то параллели с ситуацией в России накануне Февральской революции? Усвоены ли ее уроки и какие это уроки?

– Я думаю, что уроки Февраля учитывались и учитываются. В выступлении президента Путина перед Федеральным собранием говорилось о 2017 годе как о юбилейном годе, и прозвучал призыв к национальному единству. Я думаю, что этот призыв находит некоторый не политический, а психологический отклик у людей разных взглядов. Ведь если смотреть результаты опросов, то большая часть жителей России категорически настроены против революции как средства решения национальных проблем и даже считают, что революцию нужно предотвратить любой ценой. И это понятно. Политическая культура России сейчас, как мне кажется, очень сильно отличается от политической культуры Украины, где и в 2014 году, и ранее существовал романтический культ революции, отчасти связанный с советской политической культурой. В России он тоже существовал, но само психологическое неприятие революции не обязательно гарантирует нас от самой революции.

Тут важны несколько вещей. Во-первых, нужно сохранять легитимность власти, проводя необходимые реформы. Было бы небольшим упрощением утверждать, что надо делать реформы, чтобы не было революции, ведь мы знаем, что исторически реформы иногда приводили к революциям. С другой стороны, в большой перспективе, если ничего не делать, соблюдая такой жестко консервативный курс без какого-либо развития (а совместить консерватизм и развитие довольно сложно), то это очень часто приводит к революции.

Во-вторых, очень важно отчуждение людей от политики. Это большая проблема. Иногда культивируется аполитичность, и решение вопросов откладывается.

Для меня очень важной характеристикой революции являются судьбы людей, которые жили тогда. Вспомним биографии нескольких советских военачальников времен Великой отечественной войны. Жуков, Рокоссовский, Конев и некоторые другие: все они – члены полковых комитетов в 1917 году, то есть люди, которые начали политически созревать и одновременно в какой-то степени входили в политическую элиту еще до Октября. Если бы они были включены в политическую элиту ранее, может быть, у них и взгляды были бы не такими радикальными…

Аполитичность какое-то время может быть удобна властям, но, в конце концов, это может привести к непрофессиональной политике и радикализации политического процесса.