Совершенно обычное дело, никого не удивляющее: в телесюжетах российских телеканалов, обличающих оппозицию, используются фрагменты записей телефонных разговоров, частной переписки в интернете. Сколько россиян прослушивают таким образом? За 2015 год российские суды выдали почти миллион разрешений на прослушивания. Федеральные судьи США в том же году суммарно выдали 4148 разрешений. В России – в 204 раза больше. А сколько россиян прослушивают спецслужбы без всякого решения суда? По подсчетам Леонида Волкова, несколько десятков миллионов человек были участником хотя бы одного прослушиваемого телефонного разговора. "Если у вас есть хоть малейшая причина подозревать власти в прослушке вашего телефона, то не сомневайтесь – он прослушивается", – говорил Алексей Навальный.

В том же 2015 году Страсбургский суд признал, что массовая и бесконтрольная прослушка разговоров россиян с помощью полицейской системы СОРМ нарушает Европейскую конвенцию по правам человека и заложенное в ней право на уважение частной жизни. Такое решение было вынесено по делу "Роман Захаров против России".

Сотрудник Фонда защиты гласности петербуржец Роман Захаров решил сразиться с, как он говорит, "гидрой СОРМа" еще 13 лет назад. Тогда он не понимал, насколько опасно идти на конфликт со спецслужбами. На Романа было совершено нападение, с должности главного редактора журнала "Линия полета" ему пришлось уйти, и теперь, когда спецслужбы стали требовать от него согласия на сотрудничество, он покинул Россию и находится в одной из европейских стран.

Роман Захаров рассказал Радио Свобода о своей борьбе против незаконной прослушки и о том, почему он решил уехать из России:

– Рассмотрение вашего дела продолжалась много лет. С чего все началось?

– Я надеялся победить эту гидру, называемую СОРМ. Сами операторы связи, провайдеры отдавали эту кнопку в руки спецслужб – ФСО и ФСБ. В 2004 году был подан иск против операторов мобильной связи, клиентом которых я являлся. Он был благополучно проигран в российских судах и в 2006 году был передан в ЕСПЧ. Прошло много лет, и 4 декабря 2015 года было вынесено решение в мою пользу, это решение считается одним из десяти значимых юридических решений в мире за 2015 год. Конечно, оно касается не только России, это угроза существует для всех. Государственный механизм всегда хочет обладать определенной степенью контроля над частной жизнью граждан.

– Почему вы изначально подавали иск против операторов?

– Они позволяют осуществлять прослушку, хотя по конституции и по закону о связи должны немедленно отключить людей от СОРМа, потому что они несут ответственность за сохранение тайны связи. Они знают, что существующая система позволяет прослушивать без их разрешения. Соответственно, они такие же преступники, как и те, кто это делает, если это происходит без судебного решения.

– Почему вы заинтересовались этой темой? Вы считали, что вас прослушивают?

– Да, мне казалось, что есть вероятность того, что меня прослушивают. Были подозрения, связанные с конкретными ситуациями, когда люди знали, где я нахожусь, когда были засвечены контакты. Я задавал совершенно глупый детский вопрос: как такое возможно? На дворе 2004 год, мы разумные люди, живем в демократической стране... Да, были уже перекосы, но все-таки у меня было такое ощущение. И почему мне, нормальному гражданину, которого никто не подозревает в экстремизме, вдруг отказывают в праве хотя бы знать, совершается прослушка или нет? Почему я не могу получить доказательства официальным путем? Мне показалось, что это недоразумение. Я серьезно так считал. Когда я стал разбираться, оказалось, что это сидящий в спецслужбах вечный страх перед обычными гражданами. Они отказывались говорить, отказывались обсуждать, и не было никаких возможности вообще потребовать ответа.

– Кто-то, кроме вас, тогда занимался этой темой?

– Организация "Гражданский контроль" в 1990-е и начале 2000-х единственная всерьез поднимала эту проблему. Они собирали на эту тему конференции, проводили исследования, публиковали сборники. ЕСПЧ определило, что в России не существует ни одного правового механизма для того, чтобы гражданин мог доказать прослушку, если только не захочет сама спецслужба. И это самое ужасное, потому что такого нет ни в одной стране мира. Да, существуют ограничения, но в целом суд может обязать выдать информацию. У нас нет такого механизма. В России политическая воля не нацелена на охрану частной жизни и вообще личности. Второй фактор – это безгласность народа. И третий, как ни странно, талантливость наших людей. Систему блэк-бокса и ту систему правового нигилизма, которую применили в СОРМе, надо ухитриться еще придумать. Эта система создавалась в 90-е и реформируется по сей день. Вы представляете, что в демократической России уже тогда Минсвязи вместе с органами умудрились при негласной поддержке Минюста принять закон, в котором есть технические нормативы, предусматривающие блэк-бокс! Этот закон позволяет требовать от всех операторов подключения к системе СОРМа, без него просто лицензию не дадут, а сам СОРМ отдает в руки ФСБ и ФСО. Во всех других странах по-другому происходит. Спецслужба обязана обратиться к оператору связи, и только он нажимает на кнопочку, чтобы включить прослушку.

– А как действует блэк-бокс?

– Это как бы выносной пункт, на котором предусмотрена возможность записи: ты выключаешь, выключаешь, или она постоянно подключена. Сущность этого выносного пульта в том, что о прослушке не знает никто, даже оператор. Во всех других странах операторы знают. Да, спецслужбы могут подключиться тайно, а здесь не надо тайно подключаться. Блэк-бокса не было даже в Советском Союзе.

– И он у каждого оператора мобильной связи, каждого провайдера?

– Общество защиты интернета во главе с Волковым выяснило, что до сих пор есть маленькие провайдеры, которые на самом деле не подсоединены. Это в провинции, в основном. Но по правилам невозможно не подсоединиться, потому что основа получения лицензии – это согласование в ФСБ. Представляете, какой это громадный бизнес! В начале 2000-х, когда этот сегмент рынка начал стремительно расти, некоторые провайдеры пытались отказаться от присоединения, но в итоге были вынуждены подчиниться. Оборудование для СОРМа стоит громадных денег, и оператор покупает его за свой счет, хотя в законодательстве говорится совсем иное. А производят оборудование фирмы, которые аффилированы с ФСБ и властями в целом, хотя это и частный бизнес. Именно поэтому они "закон Яровой" так стремились принять – это же громадные фонды хранилищ, кто-то должен это делать.

– Как реагировали спецслужбы на ваш иск?

– За день до того, как состоялись первые слушания в Страсбурге, в сентябре 2014 года моему адвокату Борису Грузду позвонил помощник полномочного представителя президента в Северо-Западном федеральном округе. В то время представителем был генерал-полковник ФСБ Булавин. Он спросил: зачем Роману это нужно? Естественно, адвокат не понял смысла этого звонка, какое отношение полпредство президента имеет к нашему иску? Мне кажется, они пропустили это дело, им показалось оно незначительным. Но Европейский суд по правам человека глубоко вник в проблему и уловил ее актуальность в свете тенденции властей по всему миру – прикрываясь борьбой с терроризмом, ограничивать права граждан на уважение частной жизни. Кроме того, ходили ложные участковые, собирали сведения обо мне – это еще в 2014 году. А потом на меня было совершено нападение.

– На улице?

– Да, на улице вечером, недалеко от дома. Даже если оно не было совершено и инспирировано спецслужбами или стоящими за ними кругами, то им явно воспользовались для того, чтобы украсть телефоны с контактами. Были попытки разблокировать эти телефоны. Телефоны мне слишком долго возвращали, хотя как бы преступники были задержаны. Почему "как бы"? Я их потом не видел, не было ни очной ставки, ничего. Это вообще мутная история. Например, там появились якобы сотрудники полицейского главка (то есть главного управления по городу), которые настойчиво требовали встречи со мной, и я беседовал с ними. А потом оказалось, как сказали сами полицейские, что это вовсе не сотрудники МВД.

– А о чем они с вами беседовали?

– Разговор был очень странный, потому что они пытались получить информацию обо всем, кроме самого нападения. Интересовались всей моей жизнью от А до Я, где я, что я, где бываю. Потом мне полицейские сказали, что это просто не их люди, они сами удивились. Ну что же, я принял меры предосторожности, но продолжал действовать дальше, потому что был буквально окрылен решением ЕСПЧ.

– А решение ЕСПЧ обязательно к исполнению?

– Дело в том, что ЕСПЧ только указывает на то, какие пункты Европейской конвенции и соответственно права человека были нарушены государством-ответчиком. До сих пор миф ходит среди журналистов, что мне присудили большую сумму. Но ни одного евро сатисфакции я не получил, потому что судьи написали, что для господина Захарова достаточной компенсацией морального ущерба будет вынесенное решение. Действительно, я в восторге от решения и иной компенсации не требую. А вторая специальная мера более важная: я имею права добиваться, чтобы теперь в соответствии с российским законодательством неправосудные решения были отменены, и дело было рассмотрено заново. И мы это пытаемся делать. Так вот, отгадайте, что делает российское правосудие, судебная система? Нам отказывают, мы не можем добиться даже назначения рассмотрения этого дела. Я понимаю, что нет волшебной палочки. ЕСПЧ и Совет Европы – это точно не та институция, которую сейчас в России принимают с распростертыми объятиями.

– Какая ваша сверхцель? Вы хотите, чтобы системы СОРМ вообще не существовало?

– Сверхцель в том, чтобы привести систему СОРМ в соответствие с российским законодательством, конституцией и теми рекомендациями, которые высказал ЕСПЧ. Система неэффективна, поскольку у нее нет никакого внешнего контроля, даже Администрация президента не может контролировать прослушку, перлюстрацию почты, просмотр интернет-коммуникаций, электронных сетей в России. Спецслужба сама слушает и смотрит, как захочет. Раз в полгода генеральный прокурор должен делать доклад о том, каким образом эта система работает, есть ли нарушения, как они устраняются и так далее. Доклад секретный, то есть его никто, кроме правительства и ФСБ, не знает. Дайте мне статистику, хотя бы экспертную оценку, насколько вам помогла прослушка. Разводят руками, говорят: терроризма нет. Где же терроризма нет? Теракты существуют, экстремизм растет, ксенофобия пухнет на глазах, национализм ужасает, вы разыскиваемых людей не можете найти. В чем же помогает ваша тотальная прослушка? Эффективность где? Покажите уголовные дела, расскажите нам. Все молчат.

– А у вас есть представление о масштабах прослушки?

– По последней статистике, выдается без малого миллион судебных разрешений в год. Считайте, что в два-три раза больше от этой цифры – это внесудебная прослушка. И уже с начала 2000-х говорят о том, что де-факто можно прослушивать вообще всех без исключения. Другое дело, что объемов записи тогда точно не хватало, и сейчас "закон Яровой" вскрыл проблему хранилищ. "Закон Яровой", например, обязал самих операторов связи хранить 12 часов записи, а это означает, что они перекладывают денежные вопросы на операторов, а те на абонентов. Мы узнали, что были два российских оператора, которые судились за право не устанавливать оборудование. Это 2006 год, еще все хорошо. Это были маленькие провайдеры в провинции, которые прямо сказали: "Знаете, для нас это сумма большая, чего это мы должны ставить? Оплатите". Один даже вообще в суде заявил: "Я же не против, оплатите, просто принесите мне оборудование". А там практика такая, что ставить за свой счет, но потом это должны компенсировать. Никто не компенсирует. То есть это вообще идеальная схема заработка. Никто это не расследует, но экономическая подоплека в этом есть.

– Почему вы сейчас решили покинуть Россию?

– Дело в том, что меня банально начали спрашивать сотрудники ФСБ. Мне было сказано: "Вы переходите тонкую грань антироссийской деятельности". Простите, но с каких это пор отстаивание своих прав в судебном порядке называется антироссийской деятельностью? И в итоге завербовать пытались. Честно хочу сказать, что меня это напрягло даже больше, чем физическое воздействие. Я, во-первых, не ожидал. У меня все-таки публичная профессия, у меня есть профессиональные тайны, связанные с моими источниками. Я отказывался, но, тем не менее, эти разговоры продолжаются, мне звонят даже сейчас. Во-вторых, моего работодателя предупредили, что я нежелательная персона, работодатель сказал, что ему проблемы не нужны. И мне пришлось уйти. Все было буквально так: отказался от сотрудничества, а на следующий день – лишился работы. Кроме того, были попытки контролировать мою почту, ее пытались вскрывать, я уже не говорю про звонки и все прочее. Поэтому единственный выход, который я нашел для себя, – это временно покинуть Россию. Насколько временно – не знаю. Я пока что не планировал надолго. Я не политический диссидент. Я вообще надеялся, что все это прекратится, но вы будете смеяться, ровно сегодня раздался звонок.

– И что они хотели?

– Они, во-первых, поздравили меня с днем рождения. И предложили встретиться.

– Они не знали, что вы уехали?

– Я не сказал, что я уехал, я сказал, что я не в Петербурге. Я думаю, что они знают, где я, это не так сложно узнать. Не думаю, что сейчас что-то будет в плане укола зонтиком, все-таки я не враг номер один. Но психологическое давление продолжается, и оно меня очень сильно тревожит. В свое время Алексей Кириллович Симонов сказал: "Твое пространство свободы сворачивается очень резко. Тебе кажется, что у тебя впереди месяцы и годы, вдруг раз – и как щелчок, и ты никто". Я готов внутренне примириться, что у нас вообще никогда не будет счастливого завтра, но я не хочу, чтобы моя Россия становилась диктаторским государством. Все-таки я надеюсь, что этого не случится.