К 80-й годовщине начала одной из крупнейших "национальных операций", проводившихся в СССР в годы Большого террора, – "польской операции" НКВД – в польском консульстве в Петербурге открылась выставка, посвященная репрессированным полякам.

Центр польско-российского диалога и согласия совместно с Институтом национальной памяти подготовил образовательный портал www.operacja-polska.pl и двуязычную польско-российскую базу данных "Жертвы антипольского политического террора в СССР в 1934–1938 гг.", где собраны более 25 тысяч биографий поляков – жертв Большого террора.

"Польская операция" НКВД началась 11 августа 1937 года приказом №00485 наркома внутренних дел Ежова. В ходе этой операции по фальшивым обвинениям в принадлежности к польской военной организации и шпионско-диверсионной деятельности в 1937–1938 годах были репрессированы, по крайней мере, 139 835 человек, 111 091 из которых были расстреляны.

О причинах и характере "польской операции" НКВД мы говорим с доктором исторических наук, ведущим научным сотрудником Петербургского института истории Российской академии наук Александром Рупасовым, польским историком из города Вроцлава профессором Николаем Ивановым, автором книг о Большом терроре, о Сталине, о "польской операции", профессором Института истории университета имени Адама Мицкевича в Познани Якубом Войтковяком и составителем "Ленинградского мартиролога" Анатолием Разумовым. Разговор проходил в рамках встречи историков в польском консульстве в Петербурге.

– Вопрос к Николаю Иванову: является ли трагедия репрессированных поляков чем-то исключительным, единственным в своем роде во время Большого террора?

– Как сказала одна из моих украинских знакомых, во время Большого террора быть поляком в СССР – это было примерно то же самое, что быть евреем в гитлеровской Германии. В 1937 году мужчине-поляку было чрезвычайно трудно не быть расстрелянным или не попасть в лагерь. Недавно в Белоруссии опубликовали документы, рассказывающие о том, что если к польским деревням в Белоруссии подъезжала машина НКВД, то все население пряталось в лесу, зная, что едут их убивать. Каждый шестой расстрелянный в 1937–38 годах имел в паспорте запись "поляк".

Тогда погибло почти 20% польского населения СССР. Да, пострадали немцы, ингерманландцы, финны, но нигде нет такого количества расстрелянных. В Белоруссии, например, расстреляли 90% арестованных поляков. Из 140 000 арестованных оправдали 40 человек.

Почему именно поляки? Потому что Сталину во время Большого террора нужно было пугало, а кто годился на эту роль? Германия, с которой у СССР нет совместной границы, маленькая Финляндия, Литва? Нет, Польша, которой проиграли войну 1920 года. Эта рана у Сталина не заживала никогда. В Москве проживало около 3000 польских коммунистов – осталось 80, остальных расстреляли. Сталин был убежден, что поляк-коммунист – это троцкист. Ни одну компартию не запретили, не уничтожили окончательно, только польскую.

– Тот же вопрос – о причине и характере "польской операции" НКВД – к Анатолию Разумову.

– Репрессии были всегда, но Большой террор состоял из двух разных параллельных операций: одна по приказу 00447 – по крестьянам, по бывшим кулакам, бывшим партиям, священникам, верующим и так далее, вторая – по так называемым национальным линиям. По количеству расстрелянных первая составляет две трети по отношению ко второй. А среди национальных операций польская – самая кровопролитная. Следователь получал 50 рублей за каждого расколовшегося "шпиона".

– Александр Рупасов, вы тоже считаете, что время перед "польской операцией" было сложным и тревожным?

– В 1930–31 году ждали быстрой войны, но две страны, раньше всех начавшие гонку вооружений, к началу Второй мировой оказались в проигрышном положении – это Россия и Италия. Они начали гонку на рубеже 20–30-х годов и вбухали в нее гигантские средства – а война-то не началась, и в 1936 году стало ясно, что до нее остается еще несколько лет.

Почему возникает дело Тухачевского? Потому что он был инициатором массовой коллективизации – ради экстренной индустриализации и наращивания военного потенциала. Это был политический просчет. А средств катастрофически не хватает, надо снять социальный накал, в 1936 году принимается сталинская Конституция, и одновременно появляется знаменитый приказ 00447. 1936 год – это прежде всего переход к автаркии, внешняя торговля сворачивается, накаляется ситуация в верхах, так что дело Тухачевского возникает не просто так.

– Если подойти к "польской операции" вплотную, то с чего все начиналось, Анатолий Яковлевич?

– 1937 год – это год завершения второй пятилетки механистического построения социализма, и было запланировано, что к этому времени страна освободится от остатков старых классов, их просто не будет. Так и вышло. Через год после принятия Конституции были объявлены впервые – не только в СССР, но, наверное, и в мире – всеобщие тайные равные выборы, и надо было показать всему миру достижения – со всеми перелетами и прочими победами. И в это время – какие там трения! – показательно уничтожили всю верхушку партии и государства. К выборам хотели уничтожить в стране всех неблагонадежных, состоящих на учете в НКВД. Первый национальный приказ – "немецкий" приказ НКВД – вышел 25 июля 1937 года, он был еще упрощенным, а вот "польский" приказ был принят 15 августа уже с полным развитием процедуры, и 20 августа должна была начаться национальная операция – по образцу ее польской линии.

– Вопрос к Якубу Войтковяку: вы согласны с профессором Николаем Ивановым, что у советских карательных органов были все-таки особые счеты с поляками?

– Большинство польских историков видят в Большом терроре антипольскую черту, а некоторые – и я в их числе – антиинородческую. Процент арестованных и расстрелянных эстонцев, финнов и греков был выше, чем арестованных и расстрелянных поляков. Но статистика – не всегда надежный критерий, и я подчеркиваю, что среди арестованных поляков было расстреляно 80%, и с этой точки зрения поляки пострадали больше других наций. Если каждый шестой из расстрелянных во время Большого террора – поляк, то очевидна антипольская черта, но и антиинородческая тоже.

Среди членов и кандидатов политбюро расстреляли палача Ежова, но избавились и от всех инородцев. Исполнитель принудительной коллективизации на Украине – Станислав Косиор, полный член политбюро, поляк, были там и латыши. Американский исследователь Тимоти Снайдер в своей книге "Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным" написал очень важную вещь – что в СССР во время Большого террора было в 40 раз опаснее быть поляком, чем любым другим гражданином страны. Да, конечно, больше всего, 60% жертв сталинского террора – это русские, но если сравнить численность – сколько тех и других проживало на территории страны, то картина будет совсем другая.

– Вопросу Николаю Иванову: как бы вы определили, что же это такое – "польская операция"?

– Для меня это геноцид. Вообще, сначала была нормальная советская национальная политика. Ленин 20 лет жил в Швейцарии и был очарован тамошним устройствам – все национальные кантоны имеют автономию. Идея была простая – каждый народ советизировать, и вот на какую-нибудь кавказскую гору отправляли умного еврея, который переписывал язык, создавал им письменность и эпос, находил самого умного мальчика и делал его первым национальным поэтом. Все это происходило в 20-е годы, и поляки тут играли более важную роль – работу возглавляли польские коммунисты. Дзержинский очень активно в нее включился, лично объяснял крестьянам, никогда не говорившим по-польски, что научиться польскому языку – это их обязанность.

Более 125 лет любая русская власть приходила и русифицировала поляков, и тут вдруг приходит советская власть – и заставляет их говорить по-польски! Перед войной в документах польских коммунистов эти маленькие республики называли "пьемонтами" – зародышами будущей Польши. Представьте, первый секретарь на Украине – поляк! Можно сказать, что поляки какое-то время играли такую же роль, как и латыши – своеобразной гвардии Ленина. И ни те, ни другие не имели поддержки среди своего народа; свой народ убедить на удается – значит, будем экспериментировать на теле многострадального русского народа.

Наверное, тут можно согласиться с Солженицыным в том, что 1917 год – это смертельный, как он пишет, перелом позвоночника русскому народу со стороны национальных меньшинств. А потом началась коллективизация, и после нее случилось что-то страшное – поляки исчезли. Еще в 1937 году пять генералов ГКБ – поляки, в 1938-м – ни одного. Известный актер Янковский описывает, как его отца, тоже генерала, выгнали, посадили, но по счастью не расстреляли.

Так вот, когда Косиор докладывал Сталину о результатах коллективизации, тот спросил: а что это за белое пятно? И оказалось, что, несмотря на советизацию, на то, что туда давали гораздо больше денег, чем в соседние украинские районы, там суды и даже НКВД вели дела на польском языке, там была своя литература, кино, три польских театра, радиостанции, – а поляки все равно не шли в колхозы. А ведь для чего они получили столько культурной свободы – чтобы тут создать ядро для будущей коммунизации Польши.

– Анатолий Яковлевич, действительно "польская операция" выделяется среди других национальных операций?

– Да, она оказалась страшнейшей. В Ленинградской области было составлено для Москвы 82 списка поляков – по 100 человек в каждом. К ним предлагалось применить высшую меру – как к террористам, шпионам, диверсантам и вредителям. За ними шли эстонцы – 61 список, финны – 39. Понятно, что "польская линия" резко выделяется.

– Якуб Войтковяк, в чем же причина такого особого отношения к полякам у советского руководства?

– Польская историография выделяет два мотива, самый распространенный – это злоба Сталина после поражения 1920 года. Но присутствует и параноидальный момент – тогда все время говорили о возможных коалициях для нападения на СССР, но, какие бы варианты ни рассматривали, хоть во главе с японцами, бессменным элементом оставалась Польша. Она была опасна не своей силой, а тем, что являлась плацдармом, с которого может начаться война. Это был ключ для потенциальной агрессии против СССР, вот поляки и были признаны самым опасным национальным меньшинством.

– Александр Рупасов, вы согласны с таким мнением о причинах ненависти к полякам?

– Известный советский полпред Раскольников еще в 1931 году писал про поляков, что "эти сволочи готовы высадить десант на берегу Финского залива и блокировать Ленинград". Он повторил это в 1933 году в своем донесении из Копенгагена.

– Вопрос снова к Николаю Иванову: как же все это происходило?

– Первые массовые репрессии – это не 1937-й, а 1932 год, когда началась история польской военной организации. Сталин задумался: если поляки не идут в колхозы, что же будет, когда начнется война? Первые выселения поляков в 1934 году были по советским меркам настолько либеральными, что им давали неделю на сборы, можно было взять семена, корову, даже давали материальную помощь. А в 1937-м их записали в нелояльные и не призывали в армию, поэтому они все и уцелели.

Польская операция началась, когда Сталин понял, что с советизацией поляков что-то не то. И это была образцовая операция, потом все делались по ее образцу. Рекордсменом оказалась Оренбургская область – там было репрессировано 98% поляков, на Украине – около 80%, в Ленинградской области операция проходила очень жестоко. Причем люди даже не знали, за что их арестовывали, почти никого не вызывали, рассматривали дела в закрытом режиме, а потом вели людей по коридору и вдруг стреляли в голову. Семьям сообщалось о "10 годах без права переписки", только в 1939 году начали сообщать правду, и то не всегда.

Пострадали не только мужчины, но и женщины, и дети, и старики. В рассказе Галины Ехануровой, матери бывшего премьер-министра Украины, польки, есть такой страшный эпизод, когда отец приходит с работы и говорит: дети, запомните, мы больше не поляки, быть поляком – это преступление.

– Последний вопрос – к Анатолию Разумову: скажите, трагедия Катыни как-то связана с "польской операцией?

– Не только Советский Союз боялся Польши, но и Польша боялась Советского Союза – и, как оказалось, не напрасно. А почему в 1940 году случилась Катынь – даже не потому, что "польская операция" снимала барьер цивилизованного отношения к военнопленным, весь тотальный террор к этому привел. Были проведены подобные Катынской операции депортации заключенных лагерей и тюрем под видом перевода в другие лагеря, без сообщения конвою, – все были тайно расстреляны, и места расстрелов мы до сих пор не нашли. Такова и Катынь, – сказал в интервью Радио Свобода составитель "Ленинградского мартиролога" Анатолий Разумов.