• Эпоха массовых армий и территориальной обороны миновала, но в России по-прежнему считают армию главной патриотической скрепой и школой жизни для молодежи.
• На военную службу в стране ежегодно призывают около 260 тысяч молодых людей.
• После сокращения срока службы в российской армии с двух лет до года там стало несколько меньше проблем с дедовщиной.
• В целом ситуация остается прежней: призывник – это раб, не имеющий никаких прав, а только одни обязанности.
• Правозащитники уверены: России нужна профессиональная армия, состоящая из свободных людей, выбравших военную службу делом своей жизни.

Сергей Медведев: Осень. Летят листья. Люди надевают перчатки и шарфы, а у военкоматов собираются молодые люди. Осенний призыв. И вечный, как осень, российский вопрос: нужна стране контрактная или призывная армия? И действительно эти 120 тысяч человек каждые полгода, что это - потеря человеческого капитала на два года или на год? Эти люди изымаются из плодотворного труда? Или, наоборот, возвращаются в экономику, в жизнь уже другие, изменившиеся люди?

У нас в гостях Иван Коновалов, директор Центра стратегической конъюнктуры, и Валентина Мельникова, председатель Комитета солдатских матерей России.

Иван Павлович, какое сейчас в России соотношение контрактников и призывников?

Иван Коновалов: Численность, которая положена по штату, - миллион с небольшим именно военнослужащих, не считая гражданских. А укомплектованность примерно 920 тысяч, то есть там еще немножко есть недобор. Что касается призыва, тут-то как раз все проще, потому что призывники идут по повестке. В последний, весенний призыв были призваны примерно 128 тысяч человек. Но год назад, в 2017 году, было тысяч на 12-15 больше. Снижение идет постоянно (здесь надо, конечно, учитывать и то, что у нас сейчас наступила демографическая яма). Офицерского состава и прапорщиков более 200 тысяч. Большую часть сейчас, конечно, уже занимают контрактники.

Сергей Медведев: Я слышал - 85 на 15%.

Иван Коновалов: Нет, контрактников уже намного больше 300 тысяч. А вообще изначально было установлено, что контрактников в армии будет 420 тысяч. Но теперь подход изменился: видят, что люди идут на контракт с большой охотой, и уже поставлена задача - до 500 тысяч контрактников. Ну, и считайте: 500 тысяч - контрактники, больше 200 тысяч - офицеры, а все остальное - призывники.

Сергей Медведев: Фактически получается где-то 80 на 20%.

Иван Коновалов: Движение к этому есть.

Сергей Медведев: А в последние годы есть такая динамика, что контрактники потихоньку вытесняют призывников?

Иван Коновалов: Да, конечно. Это связано с последними внешнеполитическими событиями: операция в Сирии резко подняла престиж армии. Там служат только по контракту. Призывники там не служат, не служат они ни в Южной Осетии, ни в Абхазии.

Валентина Мельникова: В Осетии служат.

Иван Коновалов: Возможно, есть такие нарушения, но задача так не ставится.

Сергей Медведев: Валентина Дмитриевна, молодые люди должны служить по призыву?

Валентина Мельникова: Откроем Конституцию РФ. 59-я статья предусматривает, что если убеждения или вероисповедание гражданина противоречат несению военной службы, он имеет право выбрать альтернативную гражданскую службу. Около тысячи человек каждый год подают заявление, и из них человек 300 уходят на альтернативную службу, потому что остальные признаются негодными к призыву. А вообще, в 1989 году Всесоюзный Комитет солдатских матерей одним из 26 требований к Верховному Совету и Горбачеву выставил как раз переход от призывной к профессиональной контрактной армии.

Призывник - это же раб. У него нет никаких прав. Недавно была история: у мальчика отец дома заболел раком. Мальчик попросил семь дней отпуска, чтобы отвезти его в республиканский онкоцентр, а его не пустили. И когда отец умер, его не захотели отпускать на похороны. Это призывник! Контрактник послал бы их на фиг: у него есть выходные дни, он имеет право взять отпуск.

В 2011 году посчитали, сколько стоит призыв, при том, что есть очень много расходов, связанных с браком призыва. Достаточно большое количество молодых людей признаются призывной комиссией годными, поступают в войска, их быстренько кладут в госпиталь по жалобе или потому, что командир видит: призывник никуда не годится. Лечат, лечат, потом увольняют, платят страховку - все супер! В 2011 году расходы по трем организациям, которые мы посчитали, составляли 60 миллионов рублей. И это только те случаи, с которыми мы работали за год. Сейчас это стоит намного дороже. Для иллюстрации: тогда, в 2011 году, месяц пребывания в госпитале без операции стоил 100 тысяч рублей, а сейчас это еще дороже. Кроме того, сейчас туда и попадают с более тяжелыми проблемами.

Сергей Медведев: А каково качество призывников - насколько они готовы к строевой службе?

Иван Коновалов: Все зависит от того, с какими группами молодых людей мы сталкиваемся. Я не раз видел, когда ребята уходили с большой бравадой, с таким желанием! Я уж не говорю про кавказцев - это отдельная история: там люди просто рвутся в армию.

Сергей Медведев: Сейчас служба проходит в основном по месту прописки?

Валентина Мельникова: Нет, исключительно экстерриториальная.

Сергей Медведев: Это такой принцип?

Валентина Мельникова: Он уже выродился. Но ведь что такое призыв? На самом деле это мобилизация. Как называется управление? Главное организационно-мобилизационное управление (ГОМУ). То есть организационно им наплевать, а мобилизационно - это для них главное: план выполнили, а куда отправили – не важно. Пусть даже у него жена и ребенок - вначале военком вроде распределял его куда-то близко, а его послали бог знает куда. Это не индивидуальный подход. На сборный пункт по-прежнему приезжают офицеры, берут личные дела: вот этого я заберу, а этого мне не надо.

Сергей Медведев: И человек отправляется в Магадан, в Хабаровск…

Валентина Мельникова: Эшелоны регулярно ходят от Калининграда до Владивостока. Наши тетки из уральских комитетов сопровождают призывников, начиная от Екатеринбурга, чтобы их там не убивали и не выбрасывали. Воинский эшелон с призывниками - это конец света!

Сергей Медведев: А зачем все это? Кто получает выгоду от того, что 100 тысяч 18-летних…

Валентина Мельникова: Это отрыжка советской системы. Кому-то из них это действительно полезно, и армии полезно - это тогда, когда человек уходит на свое место. Нас беспокоит то, что очень много больных. Помните историю, когда из Дагестана везли призывников, и самолет упал? По идее, это как с повешенными декабристами - по-хорошему, их надо было освободить, и все. Нет! Их потом все равно взяли, собрали, куда-то сунули. Это бесчеловечная, негуманная система. Пытаются из Калининграда отправить людей из Владивосток, а из Хабаровска в Мурманск вместо того, чтобы учесть эту логистику… Ну, нет в ГОМУ людей, которые понимают, как их надо транспортировать.

Иван Коновалов: У нас смешанный принцип комплектования: есть экстерриториальный, есть территориальный, а у нас смешанный, то есть бывают и такие, и такие случаи. Нет предпочтения - обязательно всех куда-то отослать, но, с другой стороны, и нет установки, что они должны служить недалеко от дома.

Сергей Медведев: Я все время провожу параллели с тюрьмой. Россия - гигантская страна. И вот есть такое понятие в отношении государства и гражданина, как наказание пространством. Что такое Сибирь, царская каторга, ГУЛАГ? Человека просто наказывают самим фактором пространства. Государственная логика в том, что человек поступил в наше распоряжение, а мы отгоним его за Можай.

Валентина Мельникова: На самом деле у солдата есть право служить по призыву вблизи семьи.

Сергей Медведев: А сейчас солдат часто используют как рабочую силу?

Иван Коновалов: Нет.

Валентина Мельникова: В 2006 году министр обороны Сергей Иванов издал 428-й приказ о запрете использовать солдат на работах, не связанных с военной службой. В течение года он сурово контролировал исполнение этого приказа. Как рукой сняло! Наверное, кто-нибудь таскает куда-то своих подчиненных, но у нас уже много лет нет жалоб на то, что солдат продавали и так далее.

Иван Коновалов: С приходом в Минобороны Сергея Шойгу у нас резко возросло количество и внезапных проверок, и постоянных учений. У нас вся армия постоянно тренируется и проводит учения… Недавно был "Восток-2018" – во всем этом участвовали 300 тысяч бойцов - это треть армии! И таких историй немало.

Сергей Медведев: Иногда слышишь аргументы за призывную армию: "У нас большая страна, у нас длинные границы, нам нужно их защищать".

Иван Коновалов: Вы правильно ставите вопрос.

Сергей Медведев: Но это же XIX век!

Иван Коновалов: Военнослужащие по призыву не предназначены для участия в боевых действиях. Была ошибка. Я как военный журналист прошел две чеченские кампании и насмотрелся, как призывали ребят. Что им там было делать?!

Сейчас понятно, что призывники - это основа для мобилизационного резерва. Люди прошли год службы, потом они возвращаются на гражданку. Они получили какую-то профессию, и уже в резерве могут обновлять свои знания, если восстановят эту систему.

Сергей Медведев: Это было раньше - ты стал механиком-водителем и пошел на гражданке работать трактористом. Сейчас все настолько быстро меняется, что, по-моему, нужна ежемесячная переподготовка.

Иван Коновалов: Во всяком случае, эти ребята должны получить навык обращения с оружием, умение стрелять - это нужно.

Сергей Медведев: Валентина Дмитриевна, а вообще мальчику нужно давать приучаться играть с оружием?

Валентина Мельникова: Я как пацифистка, конечно, считаю, что не нужно. Избежать их игр в танки и солдатиков невозможно. Но одевать детишек в эту дурацкую форму, специально покупать какие-то стреляющие игрушки совершенно не нужно. Дети жестокие, и, играя в жестокие игры, они привыкают, что это нормально, потому что их никто не останавливает. Когда они начинают играть в компьютерные игры, эта жестокость становиться еще более безответственной.

Иван Коновалов: Тут каждый решает за себя, и родитель - прежде всего.

Сергей Медведев: Понятно, что это извечный инстинкт - мужчина должен уметь выстрелить и так далее.

Валентина Мельникова: Недопустимо официально подчеркивать, что только военная служба полезна обществу.

Сергей Медведев: Делает мужчину.

Валентина Мельникова: Да. Я на каком-то ток-шоу сказала: "Хорошо, давайте каждую девушку отправлять в бордель - и будет нормальная женщина". Как они все бухтели! Вот это недопустимо, потому что на самом деле каждый человек по-своему приносит пользу и государству, и семье, и обществу. Стирание индивидуальности, которое сохранилось сейчас при призыве, - это нехорошо и абсолютно не нужно!

Мне звонят ребята, которые заканчивают ВУЗы. У них есть право выбрать два года по контракту. Если удается найти место по специальности, они с удовольствием уходят туда по контракту, хотя там тоже военная служба и все связанные с этим истории: поборы из зарплаты и вся эта бодяга.

Иван Коновалов: Режим.

Валентина Мельникова: С контрактниками проще. У человека есть мобильный, есть выход в интернет, он может по нашему наущению обратиться куда надо. Он может выйти, если надо, и даже подать в суд. У него есть право обратиться в медицинское учреждение, которого не имеет солдат-призывник.

Иван Коновалов: У него еще есть внутреннее понимание, что он может это сделать. Молодому человеку 18-лет трудно, а контрактник понимает, что он свободен.

Валентина Мельникова: Ну, не все, к сожалению, понимают, но если объяснишь, они очень многое делают сами. И жалоб-то немного: обычно - когда они начинают заедаться по поводу зарплаты, или когда появляются какие-то семейные обстоятельства.

Меня смущает, что опять начались поборы - забирают часть зарплаты: из 2000 солдатских призывных 1000 и с контрактников, и даже с младших офицеров.

Сергей Медведев: А под каким предлогом?

Валентина Мельникова: По-разному: где-то просто криминально забирают карточки, где-то - якобы на какие-то нужды, где-то - под угрозами. Военная прокуратура, конечно, работает. Но контрактники боятся назвать фамилию. Если они мне пишут анонимно, тогда мы с прокурором гарнизона думаем, как размотать эту штуку.

Но, в принципе, они, конечно, другие люди. Мы им с самого начала внушали: "У тебя такой же контракт, как и у офицера. Никто не смеет тебя унизить, ударить. У вас абсолютно одинаковый статус".

Сергей Медведев: А среди контрактников есть дедовщина?

Иван Коновалов: Нет, это уже невозможно! Есть такое понятие - землячество, когда группируются люди с одной территории. Но это не дедовщина, это немножко другое. Кстати, я разговаривал с одним американским офицером, и он сказал: "У нас тоже эта проблема: представь - мексиканцы. Они собираются вместе и все равно даже между собой начинают разбираться, кто и откуда". Это есть везде.

Сергей Медведев: Насколько серьезна сейчас эта проблема - дедовщина старослужащих солдат - по сравнению с тем, что доводилось слышать 10, 15, 50 лет назад?

Валентина Мельникова: Раньше эта система насаждалась сверху.

Сергей Медведев: Она была выгодна офицерам. Теперь это искоренено?

Иван Коновалов: Теперь люди служат год, и это уже очень сложно.

Валентина Мельникова: И в советское время, и когда служили три года, и когда служили четыре года, если командир считает, что служебные отношения в воинской части должны быть нормальные, уставные, никто там никому ничего не сделает. А если командиру все равно…

Иван Коновалов: Если ему это удобно. Офицеры перекладывали все на плечи старослужащих, те как бы наводили порядок, но понятно, что это была дедовщина.

Сергей Медведев: Тюремные принципы.

Иван Коновалов: Есть иерархия – отслужил полгода, год, полтора, два. После года ты, в принципе, уже свободный человек. Все это было.

Сергей Медведев: О том, нужен ли призыв, рассуждает Сергей Кривенко, директор правозащитной инициативы "Гражданин и армия".

Сергей Кривенко: Армия продолжает оставаться одним из основополагающих институтов российского общества. Школа, армия, церковь – это так называемые скрепы. Но смысл этого института довольно сильно изменился. Очень большое изменение произошло в 2008 году, когда срок службы сократился до одного года. Вместе с этим изменился и характер службы по призыву. Так как сделана ставка на контрактников, то ребята, направляющиеся в армию по призыву, рассматриваются командованием так, что эта служба не основополагающая, как было раньше, а просто подготовка к службе по контракту. Командование смотрит на молодых людей, и тем, кто хорошо себя проявляет, предлагают заключить контракт.

Многие родители посылают своих ребят в армию, настаивают: "Тебя там научат жизни". Многие ребята, поддаваясь этой пропаганде, тоже хотят пройти службу в армии, считая, что без этого они не станут нормальными взрослыми мужчинами. На самом деле это уже далеко не так. Сейчас армия не является институтом воспитания. Она профессионализируется, и это накладывает огромный отпечаток. Там не учат жизни, оттуда ушли воспитатели. Очень мало психологов, практически никто не работает с личным составом. Армии нужны профессионалы. Теперь это не школа жизни, а именно работа. В армии, действительно, особо не учат жизни, а учат специальности, взаимодействию, физической подготовке, каким-то навыкам обращения с оружием – и все.

Армия как социальный лифт – да, эта функция продолжает оставаться. Для молодого человека из глубинки это до сих пор остается каналом для того, чтобы вырваться из тех условий, где у него нет возможностей для реализации. Контрактники сейчас все-таки зарабатывают, спокойно берут кредиты, покупают машины. Они могут позволить себе завести семью, снять квартиру. У них хорошие перспективы, если они связывают свое будущее с военной службой. Они могут осмотреться по стране и потом выбрать регион для проживания.

Германия несколько лет назад отменила обязательный призыв и перешла на контракт. И оказалось, что при этом провисла альтернативная гражданская служба. Там она была очень развита, огромное количество социальных организаций питались работой альтернативных служащих. Когда отменили призыв, отменилась и альтернативная служба. И вот сейчас они обсуждают, что, может быть, ввести какой-то обязательный социальный год для молодежи… Социализация молодого человека – это проблема. Общество ищет какие-то пути, чтобы социализировать молодых людей. Школы сейчас оказывается недостаточно.

Сергей Медведев: Не знаю, насколько тут можно брать Германию в качестве примера. Это очень сильно устроенное корпоративное государство.

Валентина Мельникова: Мы внесли свой вклад в переход на контрактную службу в Германии. Когда ребят Бундесвера стали посылать по призыву за границу, где были боевые действия, немки вспомнили, что есть Комитет солдатских матерей, создали свой комитет и пригласили нас, устраивали пикеты. Ну, не сразу, конечно. Сначала было принято решение, что за границу отправляются только те, кто проходит профессиональную службу.

Иван Коновалов: Первая операция, в которой они участвовали, это миротворческая миссия в Сомали, 1992-1995 годы. 1993 год - погром американского спецназа с боевиками. Немцы определенное количество времени участвовали в этой миротворческой операции. Кстати, тогда и началось. Они не смогли столько лет жить, как пацифисты, не смогли перебороть все это в себе. В итоге эта германская миссия была свернута. Во время войны в Косово я был свидетелем того, как вошли немцы. Они ни во что не вмешивались. Боевые функции осуществлял кто угодно, только не немцы. Немцы вошли на танках, они стояли на перекрестках. Когда сербские беженцы уходили, они контролировали процесс. Если нужно было вмешиваться в ситуацию, когда мог возникнуть небольшой конфликт с перестрелкой, это всегда были британцы, в последнюю очередь – американцы, но немцы - никогда!

Сергей Медведев: Да, нация крайне миролюбивая. Там уроки Нюрнберга, конечно, вдалбливаются поколениями.

Валентина Мельникова: На самом деле отмена призыва в Германии – это же еще экономический вопрос. Они посчитали, сколько стоит призыв, сколько стоит содержать контрактников. Призыв - это же бесконечное беличье колесо: ты тратишь деньги, а на выходе… Это просто трата средств.

Сергей Медведев: Экономически России в условиях кризиса нужно ли сохранять этот советский пережиток, вот эти 100-120 тысяч с какими-то неясными целями?

Иван Коновалов: Давайте правильно считать: у нас призыв два раза в год - получается примерно 260 тысяч в год. Эта цифра потихонечку сокращается, совсем недавно она была больше 300, сейчас уже намного меньше. Есть несколько факторов, из-за которых все это сохраняется. Прежде всего – понятие мобилизационного резерва. Есть такое ощущение, что мы можем его формировать только таким образом.

Сергей Медведев: Я не могу представить такую войну, при которой потребуется этот мобилизационный резерв, когда по радио прозвучат сигналы, и люди пойдут заниматься территориальной обороной.

Иван Коновалов: Когда мы говорим о войне, мы все еще представляем Вторую мировую.

Сергей Медведев: С шашками на танки…

Иван Коновалов: А война идет. Что происходит в Сирии?

Сергей Медведев: Да, но при чем здесь мобилизационный резерв?

Иван Коновалов: Просто в этих войнах участвуют профессионалы.

Сергей Медведев: Будет война искусственных интеллектов, будут летать дроны, группы мобильного спецназа.

Иван Коновалов: На нашем веку все еще будет происходить по старинке – основные задачи будет решать сапог пехотинца.

Сергей Медведев: Да вы что?! Сапог пехотинца в XXI веке?

Иван Коновалов: Территория не является завоеванной, пока на ней не стоит сапог пехотинца. А авиация может летать сколько угодно, и компьютерные кибервойска могут творить все, что угодно. Когда нужно отбивать Пальмиру, отбивают вживую с автоматами в руках.

Сергей Медведев: Но не призывники же! Все равно туда пойдут контрактники или ЧВК.

Иван Коновалов: Количество призывников будет сокращаться. Но я обратил бы особое внимание на то, что в Финляндии призыв сохраняется.

Сергей Медведев: В Швейцарии.

Иван Коновалов: В Прибалтике восстанавливают призыв. Во Франции тоже подумывают об этом. Кстати, там он не так-то давно и отменен – в 1996 году. В Швеции восстановили призыв. Он небольшой – порядка пяти-шести тысяч, но это призыв, людям приходят повестки, и они обязаны явиться на призывной пункт. Правда, идет отбор, берут не всех подряд.

Сергей Медведев: В Швейцарии все ребята ждут вызова, потому что там всего три месяца…

Иван Коновалов: Между прочим, после революции и Гражданской войны у нас пытались ввести как раз швейцарский принцип – вооруженный народ, но не получилось. Большевики поняли, что надо менять систему, потому что вооруженный народ может обернуть штыки и против этой власти. Тогда придумали территориальный принцип и тоже поняли – не тянет. В итоге в конце 30-х годов была введена всеобщая воинская повинность, и на этом все закончилось. И это, кстати, помогло выиграть Великую Отечественную войну.

Сергей Медведев: Да, но 80 лет спустя все-таки нужно избавляться от этой советской отрыжки?

Валентина Мельникова: Сейчас это уже не избавление, поскольку есть многократно подтвержденное решение, что переход будет постепенный. Надо просто следить за тем, чтобы это реализовывалось. Конечно, намного проще получить контрактника, когда человек уже в части. Но у нас есть ДОСААФ, в которое вкладываются безумные ресурсы, и которое, по идее, должно было в тот момент, когда его оживили, заменить эту службу по призыву. Там можно было бы получить и такую, и сякую воинскую специальность. Но это, как всегда, не получилось.

Я думаю, это неизбежно, даже исходя из состояния здоровья 18-летних. Я смотрю на них с 1989 года: очень тяжелое положение - здоровых ребят практически нет. Спорю с кем угодно на бутылку коньяку: приведите мне любого призывника - по закону его нельзя призвать. А медицинские требования к контрактнику намного ниже, потому что у него другой режим. И уже хочешь, не хочешь, а все равно придется на это выходить.

У нас была конференция, где присутствовали и медики, и Минобороны, и Росгвардия. Конечно, все понимают, что служба по призыву психологически и физически достаточно тяжела. И если у человека есть хроническое заболевание, он может выйти оттуда инвалидом, просто в силу тех нагрузок, которые не сможет перенести. А система призыва нацелена только на выполнение плана, поэтому у нас присутствует эта борьба. Это неизбежно.

А если подходить разумно, конечно, должно быть профессиональное формирование, отбор. И программа так и называется – Федеральная программа отбора на контракт. Это совсем другое дело. Вспомним погранцов, которые аккуратно вышли из призывной системы, и проблемы с ними практически решены. Кстати, насчет длины границы: ее охраняют пограничники, а не сухопутные войска.

Сергей Медведев: Служба должна быть выбором свободного гражданина, который защищает свободную страну. Время массовых мобилизаций, территориальной обороны, индустриальной войны кончилось. Нужна совершенно другая армия, другие принципы отношений государства и гражданина.