Дзержинский районный суд Петербурга вернул в прокуратуру уголовное дело гражданской активистки, националистки Дины Гариной, которую обвиняют в возбуждении ненависти в отношении социальной группы "сотрудники Центра по противодействию экстремизму".

Дина Гарина – разностороння активистка, она состояла в разных националистических организациях – была членом запрещенного несколько лет назад Движения против нелегальной иммиграции (ДПНИ), участвовала в организации Русских маршей, состояла в организации "Национальные демократы", уже распавшейся, в этнополитическом объединении "Русские". Кроме того, она активно участвовала в градозащитном движении, сотрудничала с движением "Против захвата озер".

Дело о возбуждении ненависти к сотрудникам Центра "Э" – это уже второе уголовное дело в отношении Дины Гариной. А первое возбудили еще в 2015 году – за призывы к участию в несанкционированном массовом мероприятии. Тогда Дина просидела несколько месяцев под арестом, но дело все же закончилось условным приговором. Однако на этом не закончились неприятности Дины – спустя почти два года в отношении активистки возбудили еще одно уголовное дело. Сама Дина считает, что поводом для него послужил согласованный митинг против политических репрессий, прошедший 15 марта 2015 года на Марсовом поле. На нем Дина выступила с речью против сотрудников Центра "Э" – по ее собственному признанию, не жалея сильных выражений. В этой речи следователи обнаружили "высказывания, направленные на возбуждение ненависти и вражды в отношении социальных групп по принадлежности их к представителям власти в лице сотрудников Центра по противодействию экстремизму ГУ МВД РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, содержащие негативные оценки, умаляющие человеческое достоинство, дискредитирующие профессиональную компетенцию и деловую репутацию последних". Дина Гарина не ожидала, что ее дело вернут в прокуратуру.

– 1 февраля я шла в суд и думала, что меня заключат под стражу. Я никак не ожидала, что судья вернет дело в прокуратуру. Тут такая ситуация – ведь судья у меня сначала был другой, видимо, он это дело слил – оно абсурдное и нелепое, разваливается на части, вот никто и не хочет его брать, чтобы не вляпаться. Ведь даже если меня осудят в Дзержинском суде, то приговор можно обжаловать в Городском суде и в Верховном. Никто из судей не хочет, чтобы их решения отменяли. Судья Соболева отклонила все мои ходатайства – и о видеосъемке, и о переносе заседания в другое помещение. Там была такая мансарда с окном на небо и две скамейки. Слушателей не пустили – то есть судья нарушила открытость и гласность заседания. Но в общем, она была достаточно адекватна – в том смысле, что не стала все это продолжать по беспределу и вернула дело в прокуратуру, найдя там серьезные формальные нарушения. Причем она сказала, что даже если есть какой-то состав преступления, то ей все равно непонятна формулировка обвинения.

Непонятно, какую общественную угрозу я представляла на этом митинге. Это был митинг против политических репрессий и за отмену 282-й статьи, по которой людей осуждают за экстремизм. Я была среди выступающих, и когда мне дали слово, я выразила свое отношение к сотрудникам Центра по борьбе с экстремизмом. Никого лично я не оскорбляла, я говорила просто об оборотнях в погонах. Мы все знаем про ангарского маньяка, который убил 80 человек, про полковников МВД, которые воруют миллиарды, – именно этих людей я имела в виду. Ну, хорошо, я кого-то обозвала земляным червяком – и что, теперь надо возбуждать уголовное дело? Это просто смешно. Представляете, эти люди два года "работали" над ним, кто-то, наверное, уже звездочки на погоны получил. То есть они два года развивали бурную деятельность, и я думаю, что теперь дело снова вернется в суд, просто сами судьи не хотят им заниматься. Вряд ли это дело развалится на этапе следствия – его ведь и так пять раз возбуждали и пять раз отклоняли. И они прекрасно понимают, что если меня оправдают, я дойду до Верховного суда, я буду требовать возмещения материального и морального ущерба за то, что они терроризировали меня, мою семью, моих близких.

– А в чем выражался этот террор?

– В постоянном моральном давлении. Я работаю сейчас водителем троллейбуса, они постоянно звонят на работу, требуют куда-то явиться, что-то объяснить, шлют судебные повестки, давят на близких, в связи с этим вторым уголовным делом приходят с обысками к моим друзьям. И материально я страдаю, теряю деньги – они постоянно вызывают меня в рабочее время. Я просто не знаю, что делать. Обвинение звучит очень странно. В моем выступлении было пять слов, я сказала, что сотрудники так называемого Центра "Э" – "бездельники, дармоеды, отбросы, моральные уроды". В общем, я выразила мнение всех, кто столкнулся с сотрудниками этого Центра. У кого-то они проводили обыски, кого-то пытали, на кого-то оказывали моральное и физическое давление. В результате меня обвинили в возбуждении ненависти к сотрудникам Центра "Э" как к социальной группе. То есть они хотят признать всех сотрудников полиции социальной группой. А ведь эти люди пришли на Марсово поле по приказу начальства, получая за это зарплату. Какая же это социальная группа? Это бред, шитый белыми нитками. Помните, когда было дело арт-группы "Война", тогда тоже пытались признать полицию социальной группой, и ничего не вышло, Верховный суд полицию социальной группой не признал. Это был самый громкий случай в Петербурге, но вообще-то таких прецедентов было много, тогда не получилось признать полицию социальной группой, а сейчас они хотят переломить судебную практику по всей стране. То есть мое дело очень важное. Но я думаю, у них ничего не получится.

– Дина, сейчас вас хотят осудить за слова, а в прошлый раз вас осудили условно за текст, ведь так?

– Это был не просто текст, это был крик возмущения. Банда убила человека, но дело даже не возбудили, убийца находится на свободе до сих пор. А когда я отсидела 4 месяца в СИЗО и вышла на свободу, медики сделали заключение, что убитый мальчик умер от ишемии. А на самом деле они его забили ногами и руками. Это было в маленьком парке у метро "Елизаровская" в 2015 году. Звали его Илья Кудряшов. Его друзья испугались угроз ФСБ и попрятались, а я написала текст, выступила с обличительной речью. Этот текст заблокировали, его нигде уже не прочитать.

​– Дина, а с чего вообще начался ваш активизм, и когда это было?

– Лет 7 назад. Тогда в городе был большой шум, борьба против сноса "литературного дома" на Невском, 68, рядом с Домом журналистов. Тогда я серьезно к этой борьбе подключилась, познакомилась с другими активистами. Мы сутками напролет зимой, в минус 25 стояли возле этого дома, защищали его. К сожалению, то дело в суде мы проиграли. А потом, как это бывает – продолжаешь общаться с активистами, приходишь на акции, находишься в курсе всего, что происходит в городе и в стране. Мы участвовали в защите центра города от "Охта-центра", не дали его построить. Потом была защита Аракчеевских казарм около Смольного.

– Но вы ведь занимаетесь не только градозащитой?

– Вторая ветвь – это экология. Есть такой поселок Севастьяново, там богатые люди захватили кусок земли огромный и устроили себе развлекательную зону. Приезжали туда на хороших машинах, отстреливали лосей, кабанов, а это государственная земля. И мы туда приезжали, пилили по ночам забор длиной в 13 километров, это очень опасно, там же охрана – бандиты. Там и сейчас ничего с места не сдвинулось, суды идут годами. Еще в Озерках боролись против захватчиков берега озера, олигархов каких-то. Мы устроили там демонстративную пешую прогулку – показать, что мы имеем право здесь проходить, были стычки с охранниками, которые на активистов нападали с собаками, с ружьями.

– Вообще-то таких активистов довольно много, но крупные неприятности – именно у вас.

– А я никогда не шла и не пойду на компромиссы с этой незаконной властью, с ней диалог невозможен. Смотрите, мы каждый год хотим согласовать Русский марш в Петербурге, подаем заявки в Смольный, и нам каждый раз отказывают. Что будет, если мы пройдем по Невскому – спокойно, без всякого оружия? Но Смольный никогда ничего не согласовывает именно русским националистам – видит в этом какую-то угрозу. Теперь, конечно, когда у меня висит условный срок, у меня руки связаны. Но я собираюсь и дальше проявлять активную позицию, хочу заниматься правозащитной деятельностью.

При этом сейчас Дина Гарина вышла из всех организаций, в которых состояла. Она считает, что настало время, когда организации не актуальны – их преследует государство, и лучше действовать самому и через личные, горизонтальные связи с друзьями и единомышленниками. Один из защитников Дины – Виталий Черкасов, адвокат из правозащитной организации "Агора", он положительно смотрит на то, что дело Дины Гариной вернули в прокуратуру.

– Дина выступила в 2015 году на митинге, смысл ее выступления был в том, что руками сотрудников Центра "Э" душится оппозиция. И потом, через полтора года, она узнала, что стала обвиняемой по уголовному делу. По нему было поведено 4 исследования, правоохранительные органы привлекали различных специалистов в области политологии и лингвистики и в конце концов решили, что в словах Дины содержится возбуждение ненависти и вражды по отношению к социальной группе – сотрудникам Центра "Э". Естественно, ни Гарина, ни ее адвокаты с такой позицией не согласились. Имеется уже устоявшаяся практика, что сотрудники правоохранительных органов не составляют отдельной социальной группы, есть по этому поводу несколько судебных решений. Но у нас есть опасения, что сейчас эту практику кто-то желает сломать. Ведь следователи знали о ней, тем не менее довели дело до суда. К нашему удовлетворению, судья согласилась с тем, что дело поступило к ней в сыром виде, что там имеются серьезные процессуальные нарушения. Более того, она обмолвилась о том, что и предъявленное обвинение в ее понимании какое-то размытое. На этом основании она и вернула дело в прокуратуру. А дальше может быть несколько вариантов – либо прокурор возвращает дело следователю со своими указаниями, следователь что-то меняет, исправляет и снова направляет дело в суд. А бывают случаи, когда дело, как говорится, "хоронится", сдается в архив. Мы не исключаем ни одного из вариантов. В марте прошлого года Дина Гарина уже получила условный срок по той же 282-й статье. В принципе, аналитики "Агоры", исследуя практику применения этой статьи, приходят к выводу, что когда только начали выносить по ней приговоры, имелись в виду благие побуждения. Что есть действительно уязвимые социальные группы – беременные женщины, пенсионеры, люди без определенного места жительства – те, кто не может сам себя защитить. В Конституции же есть статья, что не должно быть дискриминации по признакам расы, национальности, вероисповедания, пола – видимо, из этого и исходил законодатель, когда вводит в Уголовный кодекс 282-ю статью. Но потом вдруг неожиданно в социальные группы стали входить и атомщики, критикуемые экологами, и чиновники – есть даже судебное решение, когда человека осудили за критику всей власти Российской Федерации, тоже подпавшей под понятие социальной группы. В каждом регионе эта статья трактовалась в соответствии с политическим поветрием, возникавшим в тот момент.

Виталий Черкасов считает, что нужно принимать политическое решение на высоком уровне – либо вообще убирать 282-ю статью из Уголовного кодекса, либо корректировать ее таким образом, чтобы она стояла на страже соблюдения прав действительно незащищенных групп граждан. Что же касается дела Дины Гариной, то здесь ожидается передышка не меньше месяца, и только потом станет понятно, прекратят его или направят обратно в суд.