Нам только кажется, что с итальянскими именами в России связана исключительно культурная деятельность. Было множество других итальянцев. Например, врачей или инженеров. Сегодняшний разговор - о военных инженерах.

Иван Толстой: Их называли «порочными мастерами», что сегодня звучит странно. Это специалисты по строительству осадных машин, в частности, башен, то есть механизмов по разрушению стен неприятеля. Порок, порча. Нет ли этимологической связи с порохом? Итальянцы были подкопного дела мастерами, военными инженерами, пушкарями. Знаменитый Аристотель Фиораванти, которого все знают как строителя Московского Кремля, основал в Москве «Пушечную избу» и, по-видимому, участвовал в военном походе на Новгород.

Пушкарям, военным инженерам, порочным мастерам посвящена книга, только что вышедшая в московском издательстве «Индрик», в серии «Италороссика», основанной и курируемой Михаилом Талалаем. Автор книги «Итальянские военные на русской службе» - Марио Корти. Сегодня он участвует в нашей программе. Но начнем беседу с редактора. Михаил Талалай.

Михаил Талалай: С Марио Корти я познакомился лет двадцать тому назад в стенах радиостанции "Свобода". Тогда я и представить себе не мог, что когда-нибудь мне придется представлять его как автора, как историка, чью книгу я редактировал и предложил в московское издательство. Сразу должен оговориться, что редактировать мне пришлось очень мало, Марио Корти сразу писал по-русски, и писал отлично. Моя редактура заключалась в каких-то технических деталях, оформлении библиографических сносок, литературы. Поэтому я сознательно в аннотации потом внедрил эту фразу, чтобы читателю было ясно, чтобы читатель удивлялся, что текст книги предоставлен автором прямо по-русски. Собственно, это неудивительно, ведь Марио Корти последние полвека живет в лоне русского мира, русской культуры, если не в ее географических границах, то, по крайней мере, в культурных. Он не только прекрасно пишет по-русски, но, как он сам признался, даже думает по-русски. Это, конечно, удивительное явление.

Лет двадцать назад и в последующие годы он для меня был, в первую очередь, журналистом. Не простым журналистом, а ассом журналистики с общественно-политическим служением, потому что Марио Корти с момента его вхождения в русскую культуру был озарен идеей продвижения свободы - свободы слова, свободы культуры. Известно, что для многих литераторов, писателей, самиздатчиков Марио Корти стал Вергилием в мир печати, доступной информации. Это его первое и начальное служение. А затем, неожиданно для меня, а для Марио это, наверное, было осознанно и прочувствовано, он вступил на другую стезю и стал историком.

Я стал постепенно замечать публикации Марио Корти. Сначала небольшие очерки, журналистские наработки, но в них вырисовывалась одна цель, одна тема - итальянское присутствие в России. Как известно, я занимаюсь русским присутствием в Италии, так по жизни получилось, у меня этот интерес вырос, окреп и профессионально стал главным в моей научной деятельности, а у Марио сформировался интерес к итальянцам в России. Вроде бы, о них много писали. Это архитекторы, скульпторы, живописцы, люди культуры, они у нас на первом плане, на слуху, но Марио Корти тут проявил себя как настоящий исследователь, он стал выявлять темы малоизвестные или, быть может, и известные, но неизученные. В этом и состоит качество исследователя-новатора - найти и преподнести. Первая публикация, на которую я обратил внимание, это неожиданный поворот темы Моцарт и Сальери. Он, кстати, зеркально развернул это название, для него это Сальери и Моцарт. Когда я заинтересовался, почему появилось это исследование, выяснилось, что Марио Корти несколько лет учился в Миланской консерватории. Напомню, что Ла Скала открывалась оперой Сальери, для миланцев, для северных итальянцев это имя многое значит, поэтому и неожиданный разворот этой темы, где на первый план выходит замечательный итальянский музыкант, запятнанный в мифологии и в литературе чудовищным преступлением, о котором, вернее, об отсутствии которого рассуждает автор.

Затем проявились другие темы, преимущественно 18 века. Всю свою журналистскую и общественную жизнь Марио занимался ХХ веком, веком холодной войны. И мне даже интересно, почему для него основным нынешним хронологическим поприщем стал XVIII век. Кстати, в Италии есть очень элегантное название - Сеттеченто. Мы знаем в искусствоведении Кватроченто, Чинквеченто, иногда мелькает Сейченто, но, мне кажется, можно идти вперед и говорить Сеттеченто. Итак, Сеттеченто - век блестящих, интересных биографий тех же самых итальянцев, которые проникают в далекую северную страну, и я знаю, что сейчас Марио занимается другой интереснейшей фигурой того же Сеттеченто, но тоже в русских просторах, это Филиппо Балатри, великолепный певец-кастрат, который поражал своими голосовыми данными не только Запад, но и Восточную Европу. Он достаточно долго прожил в России, написал не переведенные на русский язык воспоминания, даже неизданные, как ни странно, по-итальянски. Так что здесь тоже новаторство, тоже новая интересная фигура, и я желаю успеха Марио Корти в дальнейшем освоении биографии и творчества Филиппо Балатри.

Вместе с тем, годами Марио Корти разрабатывает новаторскую тему итальянских военных. Почему военные? Раньше никто ими не занимался. Марио взялся изучать, читать мемуары, биографии, доступные ему архивы и, по сути дела, он первым комплексно воссоздал эту ярчайшую и неизвестную в ее полном объеме страницу итало-русских отношений, точнее, итальянского военного присутствия на русской земле. Кто, как, почему, при каких обстоятельствах, разного рода занятные эпизоды. Все это погружено в замечательный контекст общеевропейской, даже мировой истории, так как война это, конечно, дело серьезное и тут надо очень хорошо знать исторический фон, на котором все это происходило.

С этой книгой, на мой взгляд, Марио Корти занял особое, интересное место в итальянской русистике. В первую очередь, итальянские русисты - это филологи, историков среди них очень мало, и, как филологи, они, естественно, занимаются близкими им вещами, пишут о Гоголе в Риме, о Максиме Горьком в Сорренто, о Вячеславе Иванове и Павле Муратове. То же касается и русской эмиграции в Италии. На первом плане это люди искусства, более того, люди первой волны эмиграции, со второй волной до сих пор русисты не знают, что делать. Это я немножко в сторону, о своих собственных исследованиях. Здесь возникают некоторые академические ограничения, есть фигуры «сомнительные», фигуры коллаборационистов, несмотря на их замечательный вклад в литературу и прочие области человеческого творчества. Тот же самый Ширяев, которого мы издали практически целиком, как писатель он состоялся в Италии, но до сих пор никто из университетских русистов не откликнулся ни кратенькой заметкой, ни рецензией на пять-шесть вышедших томов сочинений, написанных Ширяевым в Италии. Будем ждать следующего исторического этапа.

У Корти, который не входит в эту академическую систему, конечно, больший выбор тем, которые ему дороги, которые ему нравятся. Кроме того, сейчас вообще мало филологов и историков, которые пишут об итальянцах в России. Кажется, что все уже написано о замечательных зодчих, о многих других. Но новая книга Марио Корти говорит, что еще многое и многое надо написать и прочитать.

Иван Толстой: Марио Корти с нами на связи из Италии.

Марио Корти: Дело в том, что я давно занимаюсь темой итальянско-российских отношений и давно ищу итальянцев в русской истории. Если вы помните, я на радио делал большой цикл передач об итальянских музыкантах. Это началось тогда. Я заметил, что об архитекторах все знают, много об этом написано, но в моих поисках я сталкивался и с определенным количеством врачей, и тогда я написал книгу «Врачи на службе России», которая вышла больше десяти лет назад в издательстве журнала «Звезда». Продолжая свои поиски я заметил, что постоянно сталкиваюсь с военными - вот оттуда и родился замысел. Их оказалось довольно много, а об этом почти нигде не написано. Написано о каких-то отдельных итальянцах, об отдельных эпизодах, но общего охвата не было. Вот я и задумал такую книгу.

Иван Толстой: Можно ли попросить вас остановиться на каких-нибудь замечательных судьбах, рассказать о каких-то персонажах вашей книги в хронологическом порядке или в каком-то другом, по мере того вклада, который они внесли в русско-итальянскую историю или в чисто русскую?

Марио Корти: Было довольно много генералов в разные периоды. Это начинается с Петра Первого. При Петре был такой Алессандро Беллеарди, который перешел на русскую службу из австрийской, Андреа Брилле, перешедший на русскую службу из шведской службы. В более поздний период - Джованни Дельпоццо, который действовал, в основном, на Кавказе. Джузеппе Манфреди, Филиппо Паулуччи, и так далее. Самым выдающимся персонажем был ставший генералом от инфантерии Еремей Савоини. Я хочу его особо выделить, потому что, хотя в русской исторической литературе пишут, что он был дворянином, мы знаем, что он происходил из очень простой ремесленной флорентийской семьи, а добился самого высокого чина в армии, генерала от инфантерии, а это значит, что в царское время человек мог делать карьеру благодаря своим собственными заслугам, а не дворянскому происхождению. Его портрет висит в Эрмитаже, в военной галерее, среди героев 1812 года, войны с Наполеоном.

Другой пример был из Тосканы. Уже упомянутый Джованни-Иван Дельпоццо, о котором мне ничего не удалось найти в итальянских источниках. Он сначала был инструктором в Санкт-Петербургском Кадетском корпусе, а потом попал на Кавказ. Почему это интересная личность? Потому что, когда он был полковником, это было в начале 19-го века, его похитили чеченцы, он был в чеченском плену примерно год, и его выручил император Александр I, который заплатил довольно высокую сумму. Источники тут, конечно, не согласны, какая сумма, но, кажется, восемь тысяч рублей. Он был не первым кавказским пленником, но самым известным. Вслед за этим в 1815 году генерал Ксаверий де Местр, который перешёл на русскую службу из пьемонтской, он был подданным пьемонтского короля из Савойи, написал первую книгу «Кавказские пленники». Она вышла на французском языке. Образец - ставший потом генералом Иван Дельпоццо, а потом пошли Пушкин, Лермонтов, Толстой, и так далее.

Иван Толстой: Цитата из книги Марио Корти. Обращаясь к судьбе итальянца Еремея Савоини, Марио Корти приводит суждение генерала Бориса Михайловича Колюбакина, автора краткой биографии Савоини в «Русском биографическом словаре», резюмирующего в нескольких строках роль и ответственность Савоини при преследовании польского генерала Дембинского в 1831 году.

«Приняв в Смильгах начальствование над отрядом Каблукова, Савоини со свойственной ему энергией немедленно устремился в погоню, но, узнав в Поневеже, что Дембинский снялся оттуда только за 7 часов до его прихода, Савоини после небольшого отдыха выступил в 11 часов ночи и погнался по его следам, и с этого времени, задерживаемый по пути сломанными мостами, гатями и сбиваемый с толку ошибочными указаниями других русских начальников и искусными маневрами и арьергардными боями Дембинского, Савоини гнался за ним в течение 18 суток, описав с не знавшими отдыха войсками от Поневежа до Брянска огромную дугу в 700 верст, делая средним числом по 40 верст в сутки. Савоини показал в этой погоне изумительную для своих 64 лет энергию, оставаясь, несмотря на некоторые тактические ошибки, самым страшным и наиболее серьезным противником даровитого польского партизана, которого не захватил в конце концов только из-за ошибок других отрядных начальников».

Марио Корти продолжает:

«В октябре, после умиротворения Августовского воеводства, Савоини вернулся в Россию. В 1833 году Пушкин записывает в своем дневнике: «6 декабря. Именины государя. Мартынов комендант. 4 полных генералов..». Одним из них был Савоини, произведенный в генералы от инфантерии. Остальные три были произведены соответственно в генералы от кавалерии, генералы от артиллерии и генералы от инженерных войск. Одновременно Савоини был назначен членом генерал-аудиториата. Кроме того, от Николая Iон получил 15 000 рублей единовременно. Все его долги государству в сумме 21 000 рублей были списаны. В отличие от многих своих коллег, Савоини не купался в золоте, никогда не злоупотреблял своим положением, чтобы разбогатеть.

Поистине незаурядный жизненный путь. Итальянец, к тому же не дворянского происхождения, сын скромного флорентийского ремесленника, принявший российское подданство только в 1821 году, когда давно уже был генерал-майором. Скончался он после долгой и мучительной болезни в возрасте семидесяти лет 7 апреля 1836 года.

Бывший его пленник, участник наполеоновских войн, Филиппо Пизани прожил до преклонного возраста 96 лет. Он оставил нам несколько замечательных акварелей, иллюстрирующих его приключения с ограбившими его казаками, неприятную встречу с атаманом Платовым, собственное пленение, планы сражений, включая Бородинское, виды и перспективы городов, посещенных им во время кампании и пленения. Акварели вместе с рукописью мемуаров Пизани хранятся в Феррарской Ариостовской библиотеке. Предполагаю, что Пизани сделал портрет Савоини, хотя таковой среди сохранившихся работ не обнаружен. Не исключено, что он подарил портрет своему благотворителю".

Марио, осознавали ли ваши герои свое итальянство? Искали ли они своих соотечественников в России, помогали ли друг другу?

Марио Корти: Об этом есть разные свидетельства. Свое итальянство, конечно, итальянцы сознавали, не только военные, но и музыканты, и врачи. У поэта Баратынского есть стихи, которые он посвятил своему дядьке, который тоже оказался итальянцем из Неаполя. Дядька взял дитя Баратынского с собой в Москву однажды, и Баратынский пишет в этих стихах, что он столько «макаронников» не видел, как в Москве. Так что они, кончено, собирались, жили обществом. В Москве, например, они все встречались, вот их тогда еще называли «макаронниками».

Иван Толстой: А когда возникло слово фрязи?

Марио Корти: Слово фрязи встречается в русских летописях, исторически возникло где-то во второй половине 13-го века, когда появились на северном Причерноморье итальянские поселения, в основном, генуэзцы. Вот их и называли фрязями. Даже чуть раньше, потому что фрязями называли итальянцев в Константинополе. Русские летописи пишут о фрязях, например, в 1204 году – «взятие Константинополя фрязями». Имеются в виду крестоносцы, но надо знать, что там участвовали венецианцы, которые сыграли довольно решительную роль во взятии Константинополя. Крестоносцы появились в большинстве своем на венецианских кораблях, кроме того, венецианские корабли сыграли довольно заметную роль именно в осаде Константинополя с моря. И среди крестоносцев были не только французы, немцы, но и крестоносцы из разных итальянских государств. В любом случае считается, что фрязями называли исключительно итальянцев из Константинополя.

Кстати, Константинополь от крестоносцев и венецианцев защищали другие фрязи, которые были на стороне греков, это были генуэзцы и пизанцы, которые там имели довольно большие общины. Вот этих итальянцев и итальянцев на северном Причерноморье называли фрязями. Первые фрязи в Москве появляются довольно рано, например, так называемые «гости сурожане», то есть из Судака и других городов Крыма, они были итальянцами. Кроме того, наместниками нескольких московских князей на севере, на Печоре, были итальянцы. Есть в летописях такой Матфей и еще другой, это было при четырех московских Великих князьях. Последний был Дмитрий Донской. Его отец имел своего наместника на севере, итальянца-фрязя, и так далее. Эти фрязи на Печоре собирали налог для московских князей и занимались там собственной торговлей.

Иван Толстой: А в целом, если взять итальянскую диаспору и в Европе, и в России, что свойственно им было – объединяться, поддерживать друг друга или они действовали каждый сам по себе? Было ли какое-то лобби, говоря сегодняшним языком?

Марио Корти: Лобби в каком-то смысле было, особенно в том, что касается военного дела. Итальянцы воевали в армиях всей Европы и до Итальянских войн. Итальянские войны начались в 1498 году, когда Италия была занята французским королем Карлом VIII, он Неаполь хотел взять, и итальянцы служили в разных европейских армиях после Итальянских войн. Дело в том, что они набрались в течение Итальянских войн большого опыта именно военного, несмотря на то, что многие из итальянских государств потеряли независимость. Но дело в том, что в Италии итальянцы воевали друг против друга, то есть одни государства против других итальянских государств, и служили они некоторое время именно в иностранной армии и помогали иностранным армиям воевать с другими итальянскими государствами. Это довольно сложная история.

Несмотря на то, что они не считаются изобретателями огнестрельного оружия, у них был именно в этом деле большой опыт и все согласны тем, что они артиллеристы были хорошие, пушкари, литейщики, которые служили во Франции, в Англии, в Германии при Максимилиане I.Некоторые из них и попали в Россию. Кроме того, они были пионерами еще одной военной техники - взрывного подкопа. У меня в книге есть спорная статья о том, кем был так называемый размысл, то есть военный инженер при Иване Грозном, который устроил подкоп под стенами Казани в 1552 году. Это спорно, потому что казанская история говорит, что он был итальянцем. Другие считают его немцем, англичанином. Я написал по этому поводу статью, которую включил в книгу. Этот опыт был известен во всей Европе. Поэтому итальянцы нанимались в разных армиях. Кстати, некоторые из них попадали в российскую армию из Литовского княжества, из Польского королевства, потому что мы там находим определенное количество пушкарей, подкопщиков, которые попадали в плен к русским и оставались служить в России. Вот в этом смысле можно сказать, что было такое военное лобби итальянское, которое устраивалось в разных армиях. Если вы посмотрите библиографию о военном деле, то становится заметно, что начиная с 15 века и до 17 века большинство книг о военном деле написаны по-итальянски.

Иван Толстой: Марио, а есть ли у ваших героев заслуги у себя на родине? Внесли ли они какой-то вклад в собственно итальянскую историю?

Марио Корти: Внесли в том смысле, что внесли вклад в раздоры итальянские, они воевали и друг против друга. Если говорить о взрывных подкопах, то как раз после взятия Неаполя французским королем Карлом VIII один из пионеров этой техники взорвал французов в одном из замков Неаполя. Это помогло, французы решили уйти обратно во Францию. Неаполитанское королевство, конечно, не стало независимым, потому что оно попало под влияние Испании. Так что они были профессионалами, хорошими наемниками и воевали там, где их принимали на работу и хорошо им платили.

Иван Толстой: Как вы собирали сведения для вашей книги, как шел ваш поиск?

Марио Корти: Есть довольно много источников, мне не удалось непосредственно работать в российских архивах, но я ознакомился с большим количеством архивных материалов, которые либо опубликованы, либо я получил их в факсимильных копиях. Кстати сказать, Российский государственный архив древних актов выставляет все больше факсимильных копий архивных документов в интернете. Помню, я написал в Военно-исторический архив в Москве с просьбой послать мне копию одного формулярного списка. О военных информация в России находится в формулярных списках, это послужные списки. Ответ получил вот такой: зачем вам это надо, когда данный формулярный список опубликован там-то. Мне пришлось объяснять, что я не доверяю переписчикам, мне оригинал нужен для проверки, нет ли ошибок в транскрипциях с рукописного оригинала. И я, конечно, оказался прав. Один пример. Один из пьемонтских офицеров, который перешел на русскую службу во время Суворовского похода Итальянского в 1799 году, его фамилия Иосиф Галатери ди Дженола. Так вот, из формулярного списка транскрипция в русской исторической литературе получилось такая - Галатери де Жепола. То есть, «н» перепутали с «п», и так далее.

А формулярный список, который я получил, тоже оказался полезным именно в оригинале, это формулярный список о генерале Еремее Савоини. Там я, например, смог обнаружить, что фамилия жены Савоини - Дункель, а все формулярные списки, о нем опубликованные, говорят - Людвига Данилова. А если хорошо читать список, то это «Данилова, дочь негоцианта Дункеля». То есть, она – Даниловна. Кроме того, очень интересно оказалось установить, что хотя все пишут Людвига (она, действительно, была Людвига, потому что была немка, дочь одесского немецкого негоцианта), видимо, Савоини не мог произнести это имя и называл ее по-итальянски – Людовика. Это он сам дал информацию и в формулярном списке написано Людовика, а не Людвига. Вот такие интересные вещи происходят, если посмотреть непосредственно на документы.

Много документов опубликованных - «Памятники дипломатических сношений», «Материалы для истории русского флота», «История русского флота» Сергея Елагина, «Акты Кавказской археографической комиссии», «Общий морской список». Вот по этому списку можно найти довольно много итальянских фамилий. Там, конечно, матросы и морские офицеры. Я уже называл формулярные списки и дела о выезде иностранцев. А также реляции о сражениях. Довольно много документов и источников. Но дело в том, что данные об итальянцах, которые появляются в этих документах, до сих пор никто не собирал. Я их решил собрать. Правда, у меня много пробелов. Но получилась книга. Почему же я говорю пробелов? Потому что в книге я мало говорю о таких очень важных персонажах как генерал Филипп Осипович Паулуччи, который был главнокомандующим на Кавказе, а потом генерал-губернатором Ливонии и Курляндии, я мало говорю о пьемонтских офицерах, которые перешли десятками на русскую службу после взятия Пьемонта французской армией и присоединения Наполеоном Пьемонта. Поэтому я считаю, что это работу можно продолжать и надеюсь, что кто-нибудь после меня этим займется. Если бы я включил Пьемонт и прочее, получилась бы книга из тысячи страниц, а это для меня уже слишком, конечно.

Всем знакомо имя Аристотеля Фиораванти, и все, конечно, его считают архитектором. Но дело в том, что он основал в Москве Пушкарскую избу, в которой лились пушки, обучал московских мастеров, там производил еще другое огнестрельное оружие и был начальником артиллерии при Иване III в разных походах. Например, в походе на Новгород, в походе на Тверь, в походе на Казань, который прервался, потому что состоялся мирный договор. И он даже бомбил Новгород, о чем не говорится в летописях, но об этом говорит русский историк, который основал свою историю на неизвестных нам летописях, Василий Татищев. Его история, как принято считать, частично основана на недошедших до нас источниках. Он и пишет, что Аристотель из пушек стрелял, «бе бо Аристотель искусен зело». После Аристотеля были и другие пушкари, о которых пишут летописи. Кроме того, был известен как архитектор Алевиз Новый, который в то же самое время основал так называемый Аливизов двор, пороховой двор, в котором, кажется, изготовляли и огнестрельное оружие.

Таких пушкарей мы находим и при Василии III. Других военных экспертов, порочных мастеров, которые строили осадные башни, военные машины, мы находим и при Иване Грозном. Но проходит определенное время и появляется, уже при царе Федоре Алексеевиче, Юрий Лима, которого называют подкопного дела мастером. Он делал подкопы и был экспертом по взрыву стен. Юрий Лима замечателен тем, что уже во времена Петра Первого он стал первым русским вице-адмиралом во время Азовского похода. Видимо, у него не было такого опыта, но Петр решил его сделать вице-адмиралом. Адмиралом был Лефорт, а он был заместителем Лефорта в Азовском походе. При Петре Первом появляется довольно много морских офицеров и строителей галер. Дело в том, что все думают о голландцах, Петр был в Голландии, научился искусству строить корабли и так далее, но в тех условиях, например, в Азовском море или на Балтике, нужны были не корабли, а именно галеры, которое способны действовать в шхерных условиях и в условиях мелководья. Например, уже во время русско-шведской войны, Северной войны, Гангутское сражение было выиграно не кораблями, а именно галерами, и на этих галерах были офицеры и матросы из разных итальянских регионов, но, в основном, из Венеции и венецианских владений, и среди них оказалось немало славян и греков, подданных Венецианской республики, которые служили ранее в венецианском морском флоте.

После Петра мы таких находим при Екатерине II, при ней тоже нужны были галеры, особенно на Балтике, и находим итальянцев уже в 19-м веке в русско-турецких войнах и в войнах с Наполеоном. Об одном из них мы говорили, это был Еремей Савоини. Кстати, один артиллерист-итальянец, который воевал при Бородино, как ни странно, у него и у его родственника, который появился в России уже потом, английская фамилия. Это был Роберто Винспир. Это очень известная апулийская дворянская семья, предок которых, такой Дэвид Винспир, появился в середине 18-го века в Неаполе и стал служить Неаполитанскому королевству. Его потомки воевали в России, они оба вернулись в Италию и в их имении в Апулии сохраняются несколько документов об их деятельности в России, в том числе копии их формулярных списков.

Иван Толстой: И еще одна цитата из книги Марио Корти.

«С литейщиками пушек из Италии, служившими в иностранных армиях, мы сталкиваемся на протяжении всего XVIвека. Например в Испании – с миланцем Габриеле Буска и генуэзцем Бартоломео Соммарива, во Фландрии с генуэзцем Баттиста Мерелло, в Англии с генуэзцем Джакомо ди Пальма и с представителями профессиональной династии Арканджели из Чезены (один из них, Франческо Арканджели, был еще и военным инженером, экспертом ведения осадно-минной войны). Одним из самых талантливых итальянских военных инженеров, служивших в Англии в конце XVI – начале XVII века, был Федериго Джамбелли (или Джанибелли), знаменитый изобретатель «антверпенского огня» с часовым механизмом, и прочих брандеров. Некоторое количество пушкарей-итальянцев можно найти и в войсках священно-римского императора Максимилиана I и его наследников. Но есть множество и других примеров».

Из главы «Начальник артиллерии».

«В Московском княжестве пожилому Фиораванти, который никогда в прошлом не воевал, пришлось командовать артиллерией в походах Ивана III. В 1477-1479 годах болонский инженер участвовал в московско-новгородской войне. В декабре 1477 он построил понтонный мост через Волхов: «велел князь великий мосты чинити на реце на Волхове Арестотеля Фрязину… и тот мастер учинил таков мост под Городищем на судех на той реце… а мост стоит».

В начале 1478 года одолев сопротивление новгородцев войска великого князя вернулись в Москву, но в 1479 Иван III отправился в очередной поход в связи со вновь вспыхнувшими в городе волнениями. На этот раз московская артиллерия под командованием Аристотеля подвергла город систематическому тяжелому обстрелу: «А из пушек бияху безпрестанно, бе бо Аристотель искусен зело».

По мнению историков, в том числе фрязинского краеведа Георгия Ровенского, в 1480 году огнестрельное оружие Фиораванти, охранявшее удобные для переправы места, сыграло не второстепенную роль в устрашении ордынцев хана Ахмата, стоявших на Угре. При этом имя Аристотеля в летописях не упоминается, хотя везде присутствуют пищальники. Болонец вновь появляется в качестве начальника артиллерии во время Казанского похода 1482 года: «Воеводы же свои наперед себя своим воем посла князь великий, и Аристотеля с пушками… Воеводы же доидоша и Аристотель с пушками до Нова-города до Нижнево». В Нижнем кампания прерывается в связи с поступившим от хана сообщением о своей готовности заключить мир.

В 1485 году Тверь присоединяется к своему соседу и историческому сопернику – Московскому государству. Тверь сдалась Ивану III после трехдневной осады, а ее великий князь Михаил Борисович сбежал в Литву, которая была традиционным союзником Твери. И в этом случае летописи отмечают присутствие Фиораванти: «Того же лета князь великий, собра воя много, поиде на Тферь, а с ним… Аристотель с пушками и с тюфяки, и с пищальми».

Мне неизвестно, на каком основании историк металлургии в России Михаил Хмыров утверждает что в Тверском походе Аристотель располагал помимо пищалей, пушек и тюфяков «гаубицами и органами» (орган – многоствольное огнестрельное оружие – М.К.)

Военный историк Олег Скабелкин считает, что «вряд ли можно говорить что Фиораванти находился на военной службе и считать его служилым иноземцем в составе московского войска, так как далеко не только пушками занимался прославленный инженер и зодчий; тем более что в 1482 году (то есть во время Казанского похода – М.К.) военные действия так и не состоялись…».

Но ведь военные действия состоялись в 1478-1479 годах под Новгородом и в 1485 году во время Тверской кампании. Кроме того, по моему скромному мнению, если человек участвует в военных действиях во главе тех, кто стреляет из пушек, то его вполне можно считать полноценным военным.

Завершая фрагмент о вкладе Фиораванти в развитие военного дела Московского государства можно только выразить сожаление, что не сохранились его чертежи: они несомненно были, и он не мог не взять их с собой в Москву. В этом Аристотелю не повезло. Остались чертежи Мариано ди Якопо, по прозвищу Таккола, Джованни Фонтаны, Франческо ди Джорджо Мартини. Остались чертежи машин Леонардо, - но мы знаем, что не все изображенные в них «изобретения» принадлежат его гению".